Я выдохнула.
– Э… Сейчас уже нет. – Поправила одеяло, натянув до самых ушей. – Одно время пробовали обзывать, но наткнулись на сопротивление. Я огрызалась в ответ, поэтому, думаю, все не зашло далеко. Да я не отщепенец, просто…
– Ну, а сначала? На первом курсе? Ты же не вступала в конфронтацию с ними с первого дня?
– Нет. Я… просто наблюдала вместо того, чтобы выбирать себе кандидатов в друзья, а потом, когда они все разделились на группы, уже не старалась понравиться, чтобы не лезли.
– Не обязательно же дружить со всеми, можно хотя бы общаться…
Я с силой сжала одеяло. Легко ему говорить!
– Не знаю, Дима, не знаю! И мне тоже от этого плохо. Как я могу объяснить это тебе, если даже самой себе не могу? – Я вцепилась зубами в заусенец на пальце. – Какая разница, если я не страдаю от этого? Пусть, так вышло, теперь стараюсь не замечать, мне хватает и того, что могу перекинуться парой слов с… с некоторыми!
– Понял тебя. – Он ухватил меня за кисть, не давая вгрызаться в собственные пальцы. – Все-все, не будем больше об этом. Я просто удивился, что никто не может мне подсказать твоего номера. Почему-то сразу не дошло, что можно было заехать в «Кофейный кот» и узнать там, рванул сюда, к твоему подъезду. Поставил машину и ходил, как дурак, под окнами, пока к двери не подошла женщина. Я у нее спросил, где живет Маша Сурикова, она ответила, что у нее в квартире – так мы познакомились с твоей мамой.
– Находчивый ты.
Мое сердце забилось, как ненормальное.
– Да, не растерялся. Красивая она у тебя.
– Маме повезло, что она не видела твои татухи – за сердце бы схватилась.
– На руке видела, даже в обморок не упала. – Усмехнулся Дима, вытягивая вверх левую ладонь. Повернул, позволяя полюбоваться странными цветными закорючками на коже, и опустил прямо мне на нос. – Пип!
Я хихикнула, смущаясь.
– Жаль, что придется зависнуть здесь с болячками. Учеба, работа…
– Ну, с работой мы что-нибудь придумаем, – щекоча мое ухо своим дыханием, произнес он, – а насчет учебы я точно смогу помочь. Буду приходить и рассказывать все, что мы проходили на парах, хочешь?
– И не лень тебе будет таскаться? – Я продолжала изучать взглядом потолок.
– Нет. – Услышав шуршанье где-то внизу, Дима резко повернулся. – Ой, кто это?
22
Он вскочил, разглядывая неведомое нечто на полу, и вдруг расплылся в улыбке. Подхватил на руки моего недовольного кота, а тот посмотрел на незнакомца с видом ворчливого аристократа: ишь, посмел самым наглым образом ухватить за пушистый бочок Его Котейшество! Еще и зарылся носом в густую шерсть. «Эй-эй, полегче!» – зверь уперся лапами в Димину грудь.
– Это – Крысь. – Я протянула руку, чтобы погладить. – Жрун, спун, срун и великий ночной ассасин.
– Красавец. – Дима бухнулся на спину рядом со мной, прижимая к шее кота. Хорошо хоть, водолазка черная – на ней шерсть того же цвета не будет бросаться в глаза. – А почему Крысь?
Кот на удивление громко затарахтел. Я приложила к его спинке свою ладонь, и Дима не упустил случая – сразу, будто случайно, коснулся ее во время почесывания.
– Пашка принес его домой совсем маленьким. – Убрав руку, я спрятала голое плечо под одеяло. – Вышел погулять, а с дерева прямо на голову котенок упал: размером с кулачок, только глазки открылись. Вылитый крысеныш! И это прозвище сразу как-то прицепилось к нему, так и зовем теперь – Крысь.
– Здорово! – Димкины длинные пальцы тонули в мягкой шерстке черного мерзавца. – Я всегда мечтал иметь дома несколько собак и кота, но отец не позволял. Вот съеду от родителей, обязательно заведу.
– Хорошая мечта.
– У меня их много. Эта, кстати, не в приоритете, а… ты о чем мечтаешь?
Я задумалась.
– Не знаю. Мы пока все как-то больше выживали… Рано повзрослели, когда ушел отец, некогда было мечтать… Разве что хотелось свалить из этого города побыстрей, но со временем прошло. Теперь хочется закончить универ и устроиться на приличную должность, чтобы содержать себя и помогать маме.
– А я в детстве был… Только не смейся, хорошо? – Он продолжал гладить кота.
– Не буду.
– В детстве я был толстым. И заикался. – Дима засмеялся. – Меня все дразнили Жиркой, Жиробасом, Баржей или Студнем. – Он изобразил руками огромные щеки и пузо. – Кроме меня у нас в классе был еще только один мальчик, которого задирали: он хорошо учился, носил толстенные окуляры и сидел на последней парте. В него все кидали козявки и обзывали Борей-Какашкой: парнишка просто однажды обделался в первом классе. И когда я сдружился с этим Какашкой, меня стали обижать еще сильнее.
Я смотрела на него и не верила своим глазам.
– Тебя? Ты – Жирка? Никогда не поверю!
– Вот именно! – Усмехнулся он. – Все прекратилось, когда пришел в школу отец. С того дня все дети стали с нами общаться, но, как позже оказалось, делали они это из страха быть отчисленными. А это… еще хуже, чем подтрунивание. Лучше уж искренняя ненависть, чем такое.
– И как ты пережил это?
Дима опустил взгляд и потрепал Крыську за загривок.
– Никак. Не смог… После летних каникул перевелся в другую школу и там просто начал все заново, а жирок ушел сразу, как перестал почти круглосуточно гостить у бабушки.
За дверью послышалось Пашкино ворчание и его тяжелые шаги, которыми он мерил коридор. Ходил туда-сюда, туда-сюда – вот придурок.
– Тебе нужно устроить личную жизнь своего брата, – усмехнулся Дима, отпуская кота, – тогда он не будет бдеть за каждым твоим шагом. Хотя… я его понимаю, такую сестренку нужно оберегать.
– Тем более от непонятных типов, не внушающих доверия и расписанных под хохлому.
Калинин ткнул меня головой в плечо.
– А твоей маме я, кажется, понравился.
– Кем ты представился?
– Твоим парнем, конечно.
Мои брови взметнулись вверх, вот это я влипла.
– А… Э… – Толкнула его в бок, нечаянно обнажив голое плечо. – Балбес!
– Так вот почему ты кутаешься? – Скользнув голодным взглядом по моей коже, прошептал Дима.
– Да. – Я поправила одеяло. – Потому что не одета: ты же застал меня врасплох!
– Хочешь… – Он загадочно прищурил глаза. – Доктор Дима полечит тебя?