А вдруг? Вдруг он со мной искренен? Что, если довериться этому парню, открыться ему? Вот так, как я сейчас показывала ему свое лицо с опухшими веками, недоумевая, почему мне рядом с ним всегда так легко.
Мгновение, и этот прекрасный момент исчез так же быстро, как снежинка, упавшая и растаявшая на ладони.
Хлопнула входная дверь.
– Пашка… – произнесла я, втягивая носом больше воздуха.
– Твой брат? – Разглядывая мое лицо, спросил Дима.
– Ага…
Мне даже показалось, что температура тела моментально взметнулась до точки кипения. Шаги, копошение, и через секунду взбудораженный Суриков уже стоял на пороге моей комнаты.
Его серые глаза сначала сузились, потом угрожающе распахнулись при виде незнакомца, а кадык заходил ходуном. Когда пальцы брата стали медленно сжиматься в кулаки, из кухни послышались мамины шаги. Но Калинин, явно не растерявшись, встал и направился к вошедшему.
– Дима, – протянул он руку в приветствии.
Я представила самое худшее, на что только был способен Павлик, и сжалась от страха. Но тот, не удосужившись даже захлопнуть раскрытый от удивления рот, пожал руку парня и процедил сквозь зубы:
– Паша.
– Очень приятно. – Добродушно заметил Калинин.
Наверное, еще и улыбнулся. Этого я не видела, Дима стоял ко мне спиной.
– Так все, мальчики. Хорошо, что вы познакомились. – Это вступила мама, ее руки крепко ухватились за локоть брата. – Марья заболела, у нее ветрянка. Дуй в свою комнату – здесь теперь карантин. Давай-давай!
– Э… это… – Пашка поднял руку, не сводя глаз с моего посетителя.
– Пойдем. – Тон мамы, улыбающейся своей самой вежливой улыбкой, стал вдруг строгим и безапелляционным. Она дернула Сурикова за руку и закрыла дверь.
В комнате воцарилась тишина. «Фу-ух…» Аж от сердца отлегло. Но надолго ли? Из коридора послышалось приглушенное бурчание Сурикова.
– Мне показалось, или твой брат сильно не в духе? – Спросил Дима, присев рядом.
– Да. Я ему даже прозвище дала – «Боевик».
– Это он из-за меня так нахохлился? – Рассмеялся Калинин.
– Он мне вместо папочки, поэтому не удивительно. – Я устроилась удобнее на подушке. – Защищает, так что… если ты меня обидишь, тебе не поздоровится.
– Ух. – Дима поправил одеяло и улегся прямо поверх него, вытягивая ноги. Теперь его голова лежала на подушке рядом с моей. – Уже начинаю бояться, видишь, весь дрожу?
– Да ну.
– Ага! Вы еще так похожи, просто ужас – особенно в гневе! Эти глаза и… пар из ноздрей!
– Мы – двойняшки. И вовсе не похожи. Даже два яблока с одного дерева никогда не будут одинаковыми.
– Вот в чем дело. – Он снова рассмеялся. – Двойняшки!
– Да-а. Не повезло, так не повезло. – Ко мне вернулось смущение. – Кстати, классная водолазка. В ней ты не такой уж… расписной. – Я достала из-под одеяла руки. – Почти прилично выглядишь, но снова такой же тощий, каким показался мне в первый день.
– Спасибо. Старался. Знал, что тебе понравится. – Дима поправил рукава водолазки. – И постараюсь не обидеться на расписного.
– Ой, прости.
– Тебе прощается. – Он поднял вверх свои длиннющие ножищи в черных джинсах. – Смотри, какие у меня носки!
Пришлось привстать. На ногах новенького красовались забавные белые носки с черепами.
– Веселенькие.
– Да, они, кстати, счастливые: мне всегда в них везет. Вот, тебя встретил, экзамены сдавать тоже в них пойду.
Я с улыбкой уставилась на него.
– И ты веришь в такие вещи?
– Конечно. – Дима посмотрел на меня с недоумением. – А ты разве нет? У меня еще есть пьяная футболка и рубашка-развратница. В них…
– Нет-нет! Даже не рассказывай! Не хочу это слышать.
– Хорошо, – кажется, он даже покраснел. – Молчу.
Соединил указательный палец с большим и закрыл себе рот на воображаемый замок.
– Как ты, вообще, здесь оказался?! – Аж подскочила я.
Странно, что этот вопрос сразу не пришел мне в голову.
– Я… – Дима взял мою руку в свою и стал гладить каждый пальчик. От растерянности у меня не осталось сил, чтобы сопротивляться. Смотрела на наши руки, как завороженная, и не двигалась. – Пришел в универ. Соскучился. Ждал. А тебя все нет и нет. Ни к первой паре, ни ко второй не пришла, и знаешь, что интересно?
– Что?
– В твоей группе никто не знает твоего номера телефона. – Сказал он серьезно, отставив на миг игривость.
– А. – Тугой комок из переживаний застыл где-то в груди. Теперь он знал, был в курсе. И о том, как ко мне относятся, и о том, как называют за глаза.
– Оказалось, что ты ни с кем не общаешься, и кроме прочего, тебя называют странной.
– Тебя это насторожило?
– Скорее удивило. Это же и, правда, странно, Маша. – Дима отпустил мою руку и повернулся на бок. Его глаза теперь изучали мое лицо. – Ты клевая, ты веселая, не замкнутая. Одеваешься со вкусом, ведешь себя адекватно, с тобой интересно и весело. Ты добрая. Хотя тебе палец в рот не клади – руку по локоть откусишь, почему же так вышло, что сторонишься остальных ребят в группе?
– Ну… – Я уставилась в потолок. – Я же не конфликтую ни с кем, меня не задирают – значит, все в порядке. Подумаешь, не нашла близких подруг, не обязательно же всех сразу к себе в душу пускать? Так что, все хорошо.
– Тебя… не обижают?