Голос, кто ты?

Акасин ни чего не ответил.

– Вот тебе моя загадка, ? не дождавшись ответа, произнесла книга:

Как можно плохой книге помочь стать хорошей. Чтоб все её читали и любили, а не рвали её и сжигали.

– Как тебе загадка? – спросила книга Акасина.

Тот сидел, уставившись на огонь.

– Как-как…, не знаю….

– Думай…, если жить хочешь.

Акасин откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза…

***

Если внимательно приглядеться и заглянуть вовнутрь,

И даже, если потом вывернуть и опять заглянуть,

И, после этого, всё вернуть обратно, то,

И после этого, придётся опять вывернуть,

Чтобы всё вернуть, так как было.

И даже после всего этого, ещё раз внимательно приглядеться,

То, опять придётся заглянуть вовнутрь для того,

Чтобы понять, что ты там, где и был,

И можно было всего этого и не делать.

Глава6

В комнате наполненной ароматами горящей свежей древесины и практически векового рубленого дома висела мертвецкая тишина, и только потрескивание дров и тепло, исходящее из топки камина, выдавало присутствие жизни. А языки пламени, как весёлые шуты, завлекали прохожих и зевак на разноцветное представление, озаряя комнату жёлто-красными оттенками, а их дрожащие тени создавали видимость массовки; и дьявольское представление огня и теней: кружило по полу, потолку и стенам, в огненном хороводе смерти. В кресле, перед камином, сидел Акасин. Мертвецки бледное лицо, уже не молодого человека, с почти полувековым жизненным стажем и недельной щетиной, замерло в памятниковой неподвижности. Свет пламени высвечивал, выхватывая правильные черты его лица, прямой, с горбинкой, нос; и только страх, болезненным оттенком, подыгрывал общему антуражу полумрака комнаты, освещаемой оттенками мерцающих бликов пламени. А на его коленях лежала книга, от которой он ни как не мог избавиться. И он, склонив голову над ней, читая её, пытался понять и осмыслить всё то, что произошло и решить, как ему выйти из сложившейся ситуации, и попробовать остаться жить.

И вправду; водя глазами по тексту, он ни как не мог понять: о чём книга? И как не пытался вчитаться и понять смысл написанного текста у него ни чего не получалось. Всё не то и всё не так. Глаза цеплялись за слова «паразиты», фразеологические ошибки, везде просматривалось рубленость текста. Чем дальше он вчитывался, тем всё больше и больше соглашался с тем, что сюжет просто скушен и книга не читалась.

– Ты и, правда, плохая книга, ? после непродолжительного молчания заговорил Акасин.

– Вот видишь, и тебе я не нравлюсь, ? с горечью отозвалась книга.

– Ну, на самом деле, так сочинять просто нельзя. Полный непрофессионализм. А кто хоть автор?

– Автор кто? Да какая теперь разница. Он своё сделал….

– Не хочешь, не говори…, мне на самом деле глубоко наплевать и на автора и на тебя, ? и он плюнул в книгу, захлопнул её, и принялся тереть, взявшись обеими руками за обе обложки.

– Открой меня, открой ? мне больно! ? закричала книга. Он испугался от неожиданного крика и опять открыл её. ? Не закрывай меня, понял, ? опять услышал он. – И не плюй в меня…

– Хорошо, хорошо, успокойся…. Что – о не нравится. Дайка я тебя рвать буду! А!? Как, здорово я придумал. Зачем такую дрянь читать – мучиться. Разорву тебя и буду в камин кидать, ? прокричав это, он попробовал вырвать листы, взяв несколько. Но они не поддались. Тогда Акасин взялся пальцами за один лист и решил его порвать, потянув его вниз, вдоль переплёта. Но книга снова не поддалась. – Да что за ерунда!? Только что вырывал листы? – удивился он.

– Это не ерунда…, больше не дам. Хватит надомной издеваться. Теперь я буду издеваться над тобой. И, после сказанных книгой слов, Акасин почувствовал, как что щекочущее и в то же время болезненное, похожее по ощущениям на нарыв фурункула, точечно распространялось по всему его телу. И то, что из этих «фурункулов» появлялось, произрастало и, похоже было на корешки (садоводы поймут). Акасин чувствовал, что что-то происходит с его телом, но что, он не понимал.

– Что со мной. Что там?

– Наказание.

– Наказание!?

– Да…, я придумала тебе наказание.

– Какое наказание!? Ты же уже меня наказала, заставив читать!?

– Всё правильно. Но ты только что сам опять наказал себя. И теперь у тебя два наказания. Это я к чему, понимаешь?

Акасин молчал….

– Веди себя правильно: не балуй. А то я придумаю ещё что-нибудь. Ты меня понимаешь, ? медленно членораздельно и очень спокойным голосом произнесла приговор книга.

Акасин молчал….

– Не молчи, ответь. А то больно сделаю.

– Согласен.

– Вот и молодец. А у тебя как дела обстоят?

– С чем? – нехотя.

? С книгами или что там у тебя…, романы? – издевательски пафосно произнесла она слово «романы».

– Как-как…, ни как…, ? как-то с грустью проговорил Акасин. ? Просил одного заметного писателя прочитать черновик будущего романа. И что он мне ответил: Порекомендую вам больше читать русскую классику. Я читаю и что? Из пустого в порожнее воду лить; главы и главы текста ни о чём. Вернее обо всём по чуть-чуть, а когда уже и книге конец, тут и развязка: начало и конец сюжета. Во как!.. Значит, я две трети книги о погоде и красоте русского леса читал. Зачем? Вернее…, да хорошо, надо и про красоту. Но зачем так долго? А это и есть ? классика. Это сейчас – телеграфный стиль. Пишут романы, как статью в передовице. Один сюжет, и ни какой «воды». А оказывается это не правильно. На то и произведение называется ? художественное. Должно быть всё: и красота, и сюжет, и развязка: всего помаленьку.

А другая, филолог, мне заявляет на мой вопрос:

– Понравилось ли произведение? Я отдавал рукопись на корректуру.

– У меня профессиональная профнепригодность.

– Это как? – спрашиваю. А она:

– Я за всю свою жизнь столько всего прочитала, что мне уже ни чего не нравиться. Переела. «Отравила» себя всем этим. Трудно меня вообще, чем удивить.

А я ей: