Гамбит. Пешки ходят первыми

Дрожащей рукой Форман нацелил револьвер в ее сторону и с трудом удерживал руку, сносимую порывами ветра. Ожидаемый для нее исход, глупый для него финал. Ему следовало сделать это раньше, намного раньше. Оставить ее там – на брусчатке, рядом с телом Джерома под пулями, но с возрастом мы все становимся сентиментальными. В случае Джейсона, еще и трусами.

– Стреляй, – смирилась Эванс и не двигалась, как и Форман, боровшийся с последними сомнениями. – Стреляй, только в этот раз постарайся наверняка, а то ожидание, знаешь ли, хуже смерти, – об этом она знала по личному опыту, как, судя по выражению лица, и сам Джейсон.

– Мы можем договориться, – так нелепо слышать сейчас от него.

Когда это Монстр шел на сделку без долгих уговоров. Только в одном случае – когда боялся. И сейчас он боялся. Не того, что Мэймэй откроет правду, не ножа Атласа. Он боялся, что все узнают, кто он на самом деле – трусливая крыса, барыга, толкающая травку в подворотне, взлетевшая до небес, сыкливый пацан, прятавшейся за юбку подруги. Это уничтожило бы его, стерло в порошок и без помощи Атласа, поэтому она до сих пор жива – догадка настигла ее, как и очередной ветреный порыв.

– Так ты ему скажешь, Ди? – и снова ни тени эмоций не на ее лице, не в голосе: звенящая пустота и колючий декабрьский ветер. – Так ты скажешь Атласу, когда он придет по твою душу?

– Ты знала, ты все знала с самого начала! – его нелепые оправдания собственной трусости выглядели жалко. Форман сорвался в привычный приступ ярости. Рука с револьвером задрожала. В любое другое бы время он спросил бы Эванс что делать, подсказать, найти решение, упаковать в пищевую пленку и сбросить в реку, но здесь она ему не помощник. Больше нет.

– Пусть это будет твоим оправданием, – не было никакого смысла ждать от него прозрения. Трос в ее руке натянулся, когда крюк шкрябнул о крышу. – Стреляй, Джейсон, – горько сказала она. – Стреляй и никто не узнает, что ты сделал, – рука в перчатке сильнее сжимала крученые стальные нити.

– Мэймэй, – умолял он. – Я не хотел, – в голосе не умирала надежда на хороший для него исход, где она будет молчать, как и всегда, покрывая его оплошности.

– Он придет за тобой, – ее последние слова, и выстрел разорвал тишину крыши.

Нажав на спусковой крючок, Форман забывал о главном. Не о пепелище на месте лечебницы Санспринг, не о резне банды Залива, не погибшем Джероме. Ослепленный яростью он забыл, что возмездие настигнет вне зависимости от участи его Мэймэй. Идет Северный Ветер. Никому от него не спрятаться.

В старании пробить себе путь наверх Форман отправил ее в падение – в темноту и одиночество. Прощание с тем, кто был ей когда-то дорог – ее постоянной, среди множества переменных, вышло скомканным. Подброшенная монета упала. Единица оказалась нулем. Ставка Монстра на зеро не сыграла. Разочарование. Семь букв. Джейсон.

Спаситель

«Идиот, имбецил, тупица», – выдохнул Лиам, постукивая пальцами по рулю. Игра в подбор для себя синонимов скрашивала ожидание. Он уже полчаса сидел в машине, припаркованной в переулке за домом подруги, пока люди Формана дежурили у парадного входа. Свет в ее квартире так и не зажегся. Ларссон оставался на измене, постоянно проверяя сообщения и… ничего. Большое такое, тяжелое ничего. Телефон молчал, как бы Ли его не тряс. Он уже решил, что напрасно приехал. Ему здесь не место во всех смыслах.

Но. Оно зудело во всех местах и кололо везде, где только можно. Странное гложущее чувство заставило приехать в Северный Нордэм и, как полному идиоту, имбецилу, тупице – да, он придумал множество равнозначных эпитетов – ждать неизвестности. Жажда успокоения была настолько велика, что он не мог позволить себя уехать. И вот теперь Лиам сидел в машине возле дома, как любит говорить Адам, его бывшей и ждал неизвестно чего.

Точнее, известно чего. Того, что все пойдет через задницу. Раньше Лиам всегда радовался этому факту. Сейчас уже очень сильно сомневался, а стоило ли. Ладно, он слаб умом, ему все простительно, но Эванс? Она-то чем думала, когда не вернулась в его пентхаус? Точно не тем, чем думала бы любая нормальная девушка, предложи ей богатый, холостой, привлекательный – Лиам мог перечислять свои достоинства бесконечно и не все из них были приличными – молодой человек гостевые апартаменты вместо ее клоповника. Эта курица всегда думала дурной головой: и с отрубленной Эванс будет генерировать бредовые идеи еще несколько минут.

В пойманной измене Ларссон уже грешил на паленый косяк, но почему-то уверился, что подруга споет в своем репертуаре. Все, связанное с ней приравнивалось как минимум к катастрофе, а как максимум – к Апокалипсису, в котором сейчас мог быть замешать очень злой Форман. Он Лиаму никогда нравился. Возможно, в основу неприязни легла банальная ревность, но по мелочам Ли не разменивался. Одним очень чувствительным местом он буквально чувствовал в людях гниль. По существу стоило добавить, что задница Лиама в отличной форме, а дилер проверен годам. Приезд сюда точно оправдывался не изменой.

Хорошему коту и в декабре март. Ничто не мешало Лиаму наведаться к Эванс под предлогом ночного рандеву и проверить все ли в порядке. Останавливало только одно. Это же Эванс. Еще не явило свое обличие миру существо или особь ее вида, способное обойти ее с тыла. В их мнимые потрахушки никто бы не поверил даже под убойной дозой веществ, коих Ли не принимал уже очень давно. Сказки работали только на детях и Адаме. Радужные единороги давно вымерли, Лиам лично хоронил своего.

Последние крохи терпения пошли на откуп дятлам, долбивших голову Лиама мощными клювами. Дэдлайн для сваливания из этого гиблого места равнялся пяти минутам, как вдалеке заиграла музыка. До боли знакомая, родная, поднимающая волну ностальгии в сердце, что хотелось подпеть. Несколько машин, подъехавших к дому, ударили по тормозам. Визг скольжения заглушил вой пожарных машин вдалеке. Блики пламени где-то в подсобке дома согрели замерзшее тело лучше, чем обогрев салона. Уверенность разлилась теплом в груди. Она не подвела, никогда не подводила. В подтверждение мыслей, небольшой силуэт возник на краю крыши, зависнув там ненадолго.

Пальцы уже сами собой стучали по рулю. Эванс, конечно, та еще заноза, но это не повод дать ей разбиться в лепешку. Ли понял – его выход. Забив на конспирацию, он рванул с пробуксовкой после звука выстрела и вида ее силуэта, соскользнувшего вниз. Сердце колотилось о ребра и перескочило куда-то к горлу. Ли выжал газ и затормозил, уходя в занос, и попросту боялся наехать на упавшее тело.

Машина остановилась, задев мусорные баки задним крылом. Запах паленой резины ударил в нос. Баки рухнули на брусчатку, стукаясь друг о друга. Ларссон прислушивался к какофонии звуков, пытаясь унять дрожь в руках. Ни хруста, ни треска под колесами не последовало. Уже хорошее. Пульс отдавался болью и ударами в висках. Тихий щелчок дверного замка затерялся на фоне паники. Лиам поздно заметил, что не один. Пассажирская дверь машины открылась, пропуская внутрь черную сумку с чем-то тяжелым.

– Ну? Че сидим? Газу! – недовольно предъявила подруга, ввалившаяся в салон. Знакомый диалект местной гопоты вернул Ларссона в реальность. – Давай, ехай! – рявкнула Эванс и хлопнула дверью.

– Езжай, – обиженно поправил Ли.

– Угу, – это проклятое «угу». Как он его ненавидел. Треснул бы ей, да руль в руках.

– Форман? – Лиам прояснял все на старте.

– Выстрелил, – будничным тоном ответила подруга, – опять.

– Тогда чего так долго? – Ларссон опустил «я же говорил» о гнильце в тушке Монстра.

– Кролика разводила. Долго не засыпал, – отмахнулась Эванс, прокладывая маршрут в навигаторе.

– Что? Имя! – злобно прошипел Ларссон, когда радость, что подругу не нужно отскребать от колес сменилась гневом, любопытством и обидой одновременно.

– Джентльмены не обсуждают своих побед, Принцесса, – ответ достойный самого Лиама.

– Надеюсь, бедняга еще жив, – Лиам бы сказал, что шутит, но куда ему до Костлявой с ее скиллами по выживанию в гетто. В перемалывании костей опыта у нее больше. – Из-за Формана сильно расстроилась? – перевел он тему, чтобы не выказывать интереса по поводу ее развода.

– Ожидаемо.

– Спровоцировала? – в интонации был вопрос, но Лиам точно знал на него ответ.

– Я че, на исповеди? – от ее визга заложило уши.

– Иди в задницу, Эванс, – Ларссон оскорбился на пренебрежение тем, что он выдавал за заботу.

– Это не по моей части, а по твоей, – мерзко загоготав, она ударила его кулаком в плечо.

– Овца, – насупился Ли и усердно делал вид, что следил за дорогой.

– Ли, – Эванс перевела на него усталый взгляд, говоривший сразу и обо всем, – ехай уже.

– Езжай, – поправил он, поджав губы.

– Адам мог бы поговорить с Форманом, – что, по мнению Ли, урезонило бы Монстра еще до выстрела в подругу.

– Но не поговорил, – в ее голосе не осталось ничего. Большое и пустое ничего. Ни тени каких-то эмоций.

– Не смог или не захотел? – он словно ступал по раскаленным углям, которые вот-вот обожгут и испепелят плоть до кости. Не стоило забывать, что и сейчас Эванс еще на работе.

– Хочется верить, потому что занят чем-то более важным, – так себе оправдание, но когда это Адам перед кем-то отчитывался?

В этот момент Ли понял, что ощущала Эванс. Одиночество – всепоглощающее чувство пустоты и бесконечный холод. Оно всегда было рядом с ней и с годами только росло. Год за годом с уходом каждого из членов ее семьи умирала и часть ее самой. Пустота где-то внутри становилась больше. Вначале семья Эвансов лишилась отца, за ним из жизни ушел их старший сын, а затем и средний ребенок. Теперь еще и, мать его, Форман. Они оставили ее совершенно одну. Эванс всегда привыкла рассчитывать только на свои силы, но, как ни крути, одной ей с киллером Ронье не справится.

Лиам всегда имел склонность все романтизировать. Он хотелось верить, что брат где-то там – среди ночных улиц спасал этот город, губя свою душу во спасение тысяч других. Искал киллера Ронье, чтобы избавить мир от безжалостной убийцы. Этому городу как никогда нужен он – Спаситель. На него теперь вся надежда. Неважно, хотел ли Адам того или нет. Роль для него уже выбрана.

Принятие

Назойливый солнечный свет ударил по закрытым векам. Кожа согревалась под его лучами, и по телу разливалась приятная нега. Просыпаться не хотелось, двигаться не хотелось, ничего не хотелось, кроме как потянуть затекшие мышцы и вдохнуть поглубже запах, пропитавший смятые простыни. Чуть уловимый миндальный аромат раздражал и щекотал ноздри, а затем и горло, дразня обманчивой сладостью. Захотелось этого запаха еще, больше, намного больше. Рука сама потянулась к противоположному краю кровати, шаря по простыням и… никого. Холодно, пусто, одиноко. Будто кто-то только что заглянул к Адаму в душу. Окутавший аромат подтвердил опасения, но воспоминания терялись где-то на середине ночи, если не в самом ее начале. Ларссон отчетливо помнил поездку через весь город, обжигающий лёд в скотче, сменившийся такими же ледяными губами…

Ларссон резко сел на постель и осмотрелся. Пусто. В квартире стояла полная тишина. Ни шума воды в душе, ни звона посуды на кухне. Он проснулся один в чужой кровати, где холодно и пусто. Сомнения развеялись с последними растворившимися в воздухе миндальными нотками. Он провел ночь в ее квартире, в ее постели. Рядом с ней. Осталось только выяснить последний момент, подняв накрывавшую его простынь и…

«Твою ж мать!» – если бы он говорил, то точно бы простонал эти слова. Кроме простыни, на нем не было ничего. Ларссон и представить не мог, как так случилось, что он проснулся здесь абсолютно голым. Он же хотел уйти, почти ушел, отдал ей стакан и уже собирался уходить. И ушел. Наверное. Кажется.

Свежие царапины на спине саднило от выступившего пота. Бред. Этого не может быть. Только не с ней. Не отпуская последнюю надежду, Адам откинул простынь, вскакивая на ноги и приземляясь в ее одежду, поверх которого лежало его белье.

«Что меня», – только и смог заключить он, столкнувшись с очередным доказательством своей несдержанности. Грубым толчком открыв дверь в ванную, Адам посмотрел в зеркало, встав боком. Отражение подсказывало возможность существования двух вариантов появления царапин на спине: либо он упал в очень ровную колючую проволоку, либо огромный кот разодрал ему спину. Все. Других вариантов не рассматривалось. Не Эванс же оставила нечто подобное на его спине. Нет. Точно не она. Будь здесь ее работа, Ларссон бы ехал в лес, расфасованный по разным пакетам, а не проснулся бы с приятной ломотой в теле ближе к полудню.