Теория поля

Она развернулась и быстро скрылась за дверью подъезда. Он еще немного постоял, глядя на закрытую дверь. Потом немного привел в порядок свои взбудораженные мысли и двинулся к метро.

Юля зашла в квартиру, закрыла за собой дверь, прислонилась к ней и замерла на несколько мгновений. Ей очень понравился необычный, живой ум молодого человека. Его суждения были нестандартными и порой очень смелыми. Он не стеснялся выражать собственные мысли, даже если мысли эти шли в разрез с общепринятыми суждениями. И он выглядел очень искренним. Во всяком случае ей так показалось.

Козырев тоже вернулся домой на подъеме. С порога услышал голос Нонны Алексеевны, доносящийся откуда-то из глубины квартиры:

– Как все прошло?

– Хорошо! – так же громко ответил ей Арсений. Нонна Алексеевна хлопотала на кухне. Юноша разделся и прошел к ней.

– Ну как, она тебе понравилась? – женщина буквально сгорала от любопытства.

– Да. Она ничего, симпатичная.

– Как-то я не вижу особого восторга. Что-то прошло не так?

– Нет, все прошло замечательно. – Сын взял со стола бутерброд, сел на стул и закинул ногу за ногу. – Просто она действительно очень красивая. И фигурка потрясающая. У нее наверняка куча ухажеров. Не знаю, зачем она со мной пошла. Не похоже, чтобы она ощущала недостаток внимания.

– А тебя что, это смущает? Боишься конкуренции? За такую девушку можно и побороться!

– Увольте, я не участвую в сомнительных конкурсах.

Мама вопросительно посмотрела на сына, тот понял ее без слов.

– Ну, мы познакомились, я ей выразил свое расположение. Захочет – будем встречаться, не захочет – я тоже не буду из кожи вон лезть, чтобы завоевать эту принцессу.

Женщина охнула и всплеснула руками.

– Да ты что! Разве ж так можно! Женщины любят, когда их добиваются! К тому же я уверена, у тебя отличные шансы!

– Мам, я же говорю, я сказал ей, что она мне понравилась. Если не захочет – значит, не поняла своего счастья. Значит, глупая. А глупая мне не нужна.

Нонна Алексеевна только бессильно покачала головой.

– И в кого ты у меня такой упертый сноб? Ну ладно. Обещай мне только, что обязательно позвонишь ей еще хотя бы один раз. Согласись, она хороша, да?

– Ну да, согласен. Позвоню я ей, позвоню. Не волнуйся.

– Чуть не забыла, тебе письмо пришло. Возьми там у входа, на тумбочке, возле телефона.

Арсений вернулся в прихожую, нашел и распечатал конверт. Письмо было от Вики. Он прошел в свою комнату, включил бра, забрался с ногами на кровать и удобно зарылся в мягких подушках. «Красивый почерк», – подумал Козырев и принялся читать:

«Здравствуй, Арсений!

Хотелось назвать тебя как-нибудь ласково, но не смогла придумать подходящего имени. «Арсюша» как-то уж чересчур по-детски. Прошло уже несколько дней после твоего отъезда, а я все никак не могу в это поверить, не могу не ждать тебя каждый вечер во дворе, не верю, что тебя рядом нет, не слышу твоего голоса… Так грустно от этого. Не пойму, как же так быстро я смогла в тебе раствориться. Ты был для меня как прекрасный сон, и вот теперь пришло время пробуждения. Как не хочется просыпаться снова в эту обыденную, серую действительность!

Ты знаешь, я хочу тебе сказать, что, если у наших отношений нет будущего, это меня не страшит, я счастлива уже тем, что ты смог оставить в моем сердце и душе. Ты заставил меня увидеть мир другими глазами – это просто удивительно. Но самое поразительное в том, что я увидела настоящие отношения между мужчиной и женщиной – ты мне в этом помог. Я говорю «настоящие», потому что только теперь, когда появилась возможность сравнивать, мне стало понятно – то, что было раньше, лишь жалкое подобие, призрачная тень того волшебного состояния, которое может вызывать чувство к мужчине. Я поняла, как здорово гулять с действительно дорогим человеком, держа его за руку, ощущать тепло мягкой и в то же время сильной и надежной ладони. Как здорово посмотреть в его глаза и увидеть там безумное и одновременно трепетное влечение.

Арсений, а твоя улыбка – это просто сладкая мечта для любой женщины. Именно она сразила меня сразу и наповал. Увидев ее однажды, я поняла, что хочу видеть ее утром и вечером, зимой и весной, в горе и в радости. Для меня было величайшим открытием узнать, что мужчины могут быть такими искренними, настоящими, а не фальшивой оболочкой с гадкой начинкой. Почему-то мне ужасно хочется назвать тебя «родной мой», думаю, что ты был бы не против. Родной мой, дорогой человек, мне плохо, плохо, плохо без тебя! Ужасно терять чудо, с которым удалось соприкоснуться. Черт возьми, как же жизнь крута и непредсказуема! Как же я этого боялась, как всегда избегала подобных романов! А может быть, это хорошо? Без тебя я бы не узнала все эти новые оттенки прекрасного.

Ты, возможно, будешь удивлен, но твои рассказы о работе стали очень важны для меня. Так ты допустил меня в новый, необычный и неведомый до сих пор мир. Так дал почувствовать, что я не ночное приключение, а что-то близкое и родное для тебя. Я бы могла часами слушать твои доводы, гипотезы и доказательства. Конечно, для тебя они очевидны, но для меня открывались впервые в жизни. С тобой я поняла, как же удивительно устроен наш мир, как все продумано и гармонично, и, главное, мне это было ИНТЕРЕСНО! Для меня это открытие в самой себе: оказывается, я тоже могу думать и что-то понимать. За короткий срок ты произвел революцию в моей голове. Время покажет, во благо ли все это.

С каким настроением ты вернулся? Думаю, что ты «окунешься в работу» с новыми силами. И надеюсь, что в твоей жизненной суматохе останется немного времени для воспоминаний обо мне. Мне важно думать, что я тоже смогла тебя согреть и, конечно же, обаять. Чего только стоят воспоминания о том, как ты прижимал меня к дереву возле моего дома. Теплая ночь, луна, звезды, я, ты и дерево!!! Ты своими сильными руками прижимаешь меня к стволу, я не сопротивляюсь, а наоборот, бурно отвечаю на твои ласки. Мы целуемся со звериным нетерпением: больно, сладко, терпко, пьяняще… Как же здорово!!! Древесная кора царапает мне спину, твои руки – тиски, твои губы – огонь, твои глаза – желание! Возьми меня и оставь себе навсегда! Я – твоя, я могу быть твоей, я создана быть твоей, я должна быть твоей, я буду твоей – поверь мне!

Пишу письмо и вся горю изнутри. Как здорово, что ты даришь мне все эти радостные переживания. Даже когда далеко. Спасибо тебе, родной, благодарю тебя! Наверное, я просто люблю тебя! Вот и написала самые важные слова. Страшно, но в то же время легко и спокойно.

Знаешь, я написала это письмо, чтобы открыть тебе свои новые эмоции. Ты мне их дал, ты сотворил их во мне. Поэтому ты должен узнать, как это бывает. Спасибо тебе, родной! Ты сотворил чудо, а значит, ты волшебник! Это дано не каждому! Ты уникален, ты мой мужчина, теперь я знаю это твердо!

Целую! Надеюсь на твой звонок.

    Твоя летняя волна Виктория».

Глава 5

Первая официальная рабочая встреча недавно образованной научной группы «Вихрь» проходила в лаборатории Сафина, в одном из закрытых НИИ на окраине Москвы. Если все остальные институты в какой-то, пусть незначительной, степени, но все же пытались вписаться в новые для них рыночные отношения, то здесь по-прежнему безраздельно властвовал загнивающий развитой социализм.

Картину из недавнего советского прошлого гармонично дополнял неизменный атрибут минувшего тоталитаризма: кадровый сотрудник органов государственной безопасности. Роман Валерьевич Жидков, призванный блюсти режим секретности, а заодно присматривать за обычно свободолюбивыми и своенравными физиками, являлся неким посредником между наукой и безопасностью. Давно перестав быть ученым, он так и не сумел превратиться в настоящего чекиста в полном смысле этого слова. Его непосредственный начальник, полковник ФСБ Ибрагимов, сегодня отсутствовал. Вероятно, он и не собирался вплотную погружаться в нюансы работы группы, предоставив эту задачу на откуп своему ретивому подчиненному.

В ожидании начала профессора и академики разбрелись по помещению, лениво разглядывая обстановку. Некоторые из них, объединившись в небольшие группки, неспешно и тихо беседовали на отвлеченные темы. Формально дождавшись назначенного времени, Сафин громко обратился к присутствующим, обозначив тем самым начало мероприятия.

– Господа, я всех еще раз приветствую! Рассаживайтесь поудобнее, занимайте любые места, которые вам понравятся. Вот тут у нас есть доска, есть возможность демонстрировать слайды, так что, я думаю, проблем с восприятием информации не возникнет.

Гости расселись за столами, кто-то расположился на расставленных вдоль стены стульях. Ринат Рашидович оказался в центре импровизированного полукруга. Вышло довольно неформально и демократично. Сафин заметно мандражировал – еще бы, ведь ему впервые предстояло вынести свои довольно смелые разработки на суд столь авторитетной аудитории.

– С вашего позволения, я начну с самого начала. Наверняка некоторые вещи покажутся многим очень знакомыми, возможно, даже воспримутся кем-то как прописные, азбучные истины, но, тем не менее, коль скоро у нас присутствуют в том числе и чистые математики, далекие пока от наших физических проблем, я позволю себе небольшой экскурс в историю.

Все ободряюще кивали головами, поэтому руководитель группы, немного осмелев, продолжил:

– Начиная с эпохи Ньютона на протяжении веков ученые разных времен и народов периодически сталкивались с необходимостью введения некой субстанции, заполняющей все окружающее нас пространство и именуемой эфиром. Что же такое этот пресловутый эфир? Существует ли он на самом деле или это вынужденная абстракция, вводимая только в силу необходимости, в строго определенный момент развития науки, дабы объяснить конкретное, недавно обнаруженное явление?

У самого Ньютона отношения с эфиром складывались неоднозначные. В некоторых своих работах он признавал его существование, в других, наоборот, отрицал. Наверное, правильнее всего сопоставить эфир с дальнодействием. Едва только наука сталкивалась с очередным дальнодействием, как тут же возникала потребность в эфире. Ньютон со своей теорией гравитации в то время, безусловно, в нем нуждался. Например, он писал одному из своих друзей: «Мысль о том, чтобы одно тело могло воздействовать на другое через пустоту, на расстоянии, без участия чего-то такого, что переносило бы действие и силу от одного тела к другому, представляется мне столь нелепой, что нет, как я полагаю, человека, способного мыслить философски, кому она пришла бы в голову». Но Ньютон оставался верующим человеком, а его эфир был настолько похож на всепроникающую сущность – божественную сущность, – что он сам себя счел еретиком и всеми силами старался избегать публичных высказываний на эту щекотливую тему.

Затем ученые открыли электромагнетизм. И снова невидимая, но всеобъемлющая, пронизывающая пространство упругая среда явилась бы незаменимым природным свойством, помогающим объяснить постоянные преобразования электрического поля в магнитное и наоборот. На какое-то время эфир стал тем средством, которое объясняло все гравитационные и электромагнитные силы.

Потом была открыта истинная природа электромагнитного взаимодействия – квантовая теория, согласно которой электромагнитное излучение распространяется посредством минимальных порций энергии – квантов, а ее носителем является элементарная частица под названием фотон. Таким образом, потребности в эфире на время отпали.

Но наука не стояла на месте, и природа, словно издеваясь над учеными, подкидывала им все новые и новые факты, требующие то отрицания существования эфира, то его очередной реинкарнации. Сначала был опыт Физо, показавший, что скорость света в движущейся среде, а именно в воде, не подчиняется требованиям классической физики. Скорость света в направлении движения оказалась не равна арифметической сумме скорости света в стоячей воде и скорости воды. Напомню, что в то время еще не существовало теории относительности, а исходя из сугубо классических представлений получалось, что свет распространяется в неком эфире, который увлекается движущимся веществом лишь частично.

Но затем был опыт Майкельсона, который показал совершенно обратное. Майкельсон измерял скорость света по направлению движения Земли вокруг солнца и против этого движения. Измеряемое значение в любом направлении неизменно получалось строго одинаковым. Выходило так, что движение Земли сквозь эфир отсутствует.

Могильщиком эфира на некоторое время стал знаменитый Альберт Эйнштейн. В своей работе «К электродинамике движущихся тел» он говорит следующее: «Все наши попытки сделать эфир реальным провалились. Он не обнаружил ни своего механического строения, ни абсолютного движения. Все попытки открыть свойства эфира привели к трудностям и противоречиям. После стольких неудач наступает момент, когда следует совершенно забыть об эфире и постараться никогда больше не упоминать о нем». И вновь, как и во времена Ньютона, научная общественность пошла на поводу у признанного авторитета. Действительно, казалось странным, что эфир неподвижен в соответствии с опытами Физо, и при этом движется вместе с Землей в опыте Майкельсона.

По иронии судьбы через пятнадцать лет уже самому Эйнштейну потребовалась некая всепроникающая и вездесущая физическая среда. После создания своей общей теории относительности характер его высказываний резко изменился: «Мы не можем в теоретической физике обойтись без эфира, то есть континуума, наделенного физическими свойствами».

Однако наука побоялась возвращаться к уже набившему оскомину термину. Новую среду назвали физическим вакуумом. Таким образом, физическим вакуумом мы называем пространство, из которого удалена вся материя, все атомы и все элементарные частицы. Но, как и некогда к эфиру, отношение ученых к понятию физического вакуума далеко неоднозначное. И все же это абсолютно пустое пространство имеет вполне конкретные измеряемые и наблюдаемые физические свойства.

Пустота буквально кипит жизнью, кишит бурными квантовыми флуктуациями. Это бурлит «море Дирака», в котором постоянно рождаются из ничего и исчезают в никуда, уничтожая друг друга, частицы и античастицы.

Эйнштейн очень болезненно воспринимал принцип неопределенности Гейзенберга. Согласно этому основополагающему принципу квантовой механики, одновременно и точно определить координату и импульс элементарной частицы не представляется возможным. Измеряя один из этих двух параметров, мы при этом вносим такие возмущения в систему, что значение второго становится неопределенным. Все уравнения квантовой механики имеют вероятностный характер, а движение частицы определяется волновой функцией. Эта функция не указывает точное положение частицы, а лишь определяет те координаты, где она так или иначе может появиться. При многократном повторении одного и того же опыта исследователь получает каждый раз новые результаты, но зато в строгом соответствии с предсказанной вероятностью.