Социум. Антология социальной фантастики

Тулф и свита пришли на место за несколько часов – было их сотни полторы. Первым делом они вырыли в песке множество ям, и половина родни спряталась там с топориками, прикрывшись раскидистыми ветками сиреневой мочалки. Дженни хладнокровно наблюдала изображения с камер, казалось, именно этого она и ждала. Решив, что пора, она сделала знак, первой надела кислородную маску, и все трое вышли из трактора. Дженни вдруг заметила, что на корме размашистой черной краской намалевано: «Cucarachas muerte!»

– Это, – указала она пальцем, – стереть сегодня же.

– Зачем? – удивился Гаусс. – Они же не умеют читать.

– Это нужно не для них, а для нас. Мы люди. И должны оставаться людьми в любой обстановке. Сегодня же стереть.

– Если у нас еще будет это сегодня… – пробурчал Мигулис.

Они шли по ярко-лимонному песку. Было жарко, кондиционеры скафандров едва справлялись – местная звезда Ассанта висела над головами гигантским оранжевым шаром и палила нещадно. Тени были короткими. Вокруг, сколько хватало глаз, простиралась каменистая пустошь такого же лимонного цвета. Пустыня выглядела безжизненной, лишь местами блестело что-то вроде канав, усыпанных желтыми кристаллами, а по краям такой канавы обычно кудрявились здоровенные дырчатые лепестки капусты сиреневого цвета – единственная флора этой планеты: капуста, она же мочалка. Желтая пустыня продолжалась до горизонта, который казался совсем рядом, и где-то там поблескивали поля солнечных батарей.

Дженни решила, что молчание затянулось.

– В любой культуре есть традиция переговоров без оружия, – сообщила она. – Не может не быть.

– Есть и у рецидов, – охотно подтвердил Мигулис. – Одно из самых известных стихотворений поэта Архо: «Я без копья – Ты без копья – Нынче друзья». Это все, у них короткие стихи. Перевод мой, – не без гордости сообщил Мигулис. – Рифму я добавил от себя, они не знают рифмы. Там главное в поэзии – количество слогов выдоха, каждый сопровождается ударом клешней по панцирю…

– А вы же говорили, что слова «друзья» нет? – перебила Дженни.

Мигулис смутился.

– Если переводить совсем дословно, это будет э-э-э… «ур лаз топ о-цы, гер лаз топ о-цы, вех ка-боб аг-чуг» – «я вышел из норы без копья, ты вышел из норы без копья, это в честь праздника – погиб враг, против которого мы были в заговоре».

– И сразу другой смысл, – заметил полковник Гаусс.

– Хорошая идея начать с этого стиха, – подытожила Дженни. – Гаусс произнесет любую фразу, Мигулис переведет как стих.

– Только господину полковнику надо колотить ладонью по груди, – уточнил Мигулис. – Чтобы они поняли, что это он читает. Если Тулф ответит – значит, разговор пошел на равных. А если нападет…

– Если нападет, – уточнил полковник, – вы, Дженни, даже отреагировать не успеете: у них от природы мышцы другого типа. Они стальной трос перекусывают и разгоняются до двухсот километров по песку. Человеку с ними не справиться – у гадов скорость как у пули, только роботы успевают реагировать. И я хочу заметить, что сейчас они окопались для атаки.

– Прекратите истерику, полковник, – холодно осадила его Дженни. – Делайте то, что говорит эксперт. Мы навязываем незнакомую им схему поведения, угрозы они не видят, включится любопытство.

– А если нет? – спросил Гаусс.

– Доверьтесь опыту, – повторила Дженни. – Вы двадцать лет отстреливались с базы, а я пятнадцать лет работаю с негуманоидами.

Под ногами хрустел липкий желтый песок, сверху палила безжалостная Ассанта, а вдали над самым горизонтом висел далекий тусклый диск Большого Шелла. Впереди стояли рециды в низкой стойке. Наконечники копий тускло поблескивали.

– Стоп, тишина, – негромко скомандовала Дженни и остановилась. – Держим паузу. Мигулис, ставим коробку на песок и раскладываем подарки перед собой. Медленно!

Мигулис принялся выкладывать стеклянные плошки, бусы из металлокерамики и фонарики. А Дженни рассматривала своего будущего Сансана. Вождь Тулф был самый рослый.

Усики, которыми поросла треугольная морда, были совсем еще розовые – только начали темнеть с концов. Дженни читала, что это говорит о юном возрасте – год-два. Стоял вождь на трех крепких ходовых ногах, вывернув их немного косолапо, – в этой неряшливой позе чувствовалась раскованность и некое презрение к миру. Три могучие клешни верхнего пояса то неподвижно свисали вдоль туловища, то начинали почесывать туловище между хитиновыми пластинами. Тело вождя было как у всех опоясано плетеной сбруей из кишок и веток, только оружия на нем висело больше – маленьких метательных кольев был целый пучок, а по бокам виднелась пара местных топориков-хлыстов: острый камень, приделанный к гибкой плетеной рукоятке. В том месте, где головогрудь переходила в брюхо и служила чем-то вроде шеи, висело богатое ожерелье из нанизанных глаз – даже странно, как в таком юном возрасте успел съесть столько врагов. Помимо ожерелья на шее вождя красовались еще две плетеные ленты: на одной висел пластиковый фонарик из тех, что дарили им когда-то пачками. На другой красовался крупный плетеный шар – то ли фляга с водой, то ли своего рода медаль, символизирующая власть. Морда вождя не выражала ничего – такая же, как у всех здесь хитиновая треугольная пирамидка, обращенная острием вперед, с усиками, выбивающимися из-под нахлестов чешуйчатых пластин, с тремя глазами и пучком жвал на конце. Он был похож одновременно на земного броненосца и на кузнечика под сильным увеличением, если бы не три глаза, по одному на каждую грань морды. Дженни прежде никогда не работала с трисимметричными организмами, и на Большом Шелле ей тоже бывать не доводилось – вблизи они, конечно, выглядели жутко.

Ящик с подарками опустел, все дары были разложены на песке. Но рециды не спешили бросаться на драгоценности, хотя пучили глаза и нетерпеливо переминались.

Полковник хлопнул ладонью по груди и громко выкрикнул:

– Ахо!

Ответом была гробовая тишина – на приветствие никто не ответил.

– Продолжаем по плану, – спокойно произнесла Дженни. – Гаусс, декламируйте что-нибудь и колотите по груди…

Полковник на миг замешкался и забасил:

– Протокол выхода на поверхность базы… Провести визуальный осмотр через наружные камеры… Вывести трех охранных роботов в шлюз… Первый под прицелом двух других производит осмотр прилегающей территории, обращая особое внимание на неровности песка…

– Ур! Лаз! Топ! О! Цы! – выкрикивал в паузах Мигулис, тоже хлопая себя ладонью по груди. – …Вех! Ка-боб! Аг-чун!

– Смотреть им в глаза! – яростным шепотом приказала Дженни.

Шеренга рецидов замерла в пяти метрах. Вокруг – справа, слева, за спиной – сидели в своих ямах воины и тоже ждали.

– Ахо… – вдруг негромко выдохнул вождь и снова лениво почесался.

И сразу со всех сторон послышалось:

– Ахо!!! Ахо!!! Ахо!!!

Рециды переворачивали копья, втыкая их остриями в песок.

Тулф бочком пробежал вперед, очутился перед полковником и ухватил клешней связку бус. От него удушливо несло тухлым мясом.

– Вот только так, – назидательно прошипела за спиной полковника Дженни Маль. – Сила разума, красота поэзии и точное соблюдение технологии!

Дальше переговоры шли хорошо. Дженни тихо говорила за спиной полковника, тот громко повторял, Мигулис переводил.

Тулф сперва не понимал, что от него хотят, но Дженни была терпелива и заставляла повторять одно и то же всякий раз другими словами. Наконец Тулф прекратил шевелиться и задумался – думал он явно медленней, чем двигался и жестикулировал. Его усики по всей морде подрагивали.

– Хох – чуг, – заявил он наконец.

– Чуг, – подтвердил полковник.

– Хох – чуг, Шкох – чуг, Ррох – чуг, Кжчох – чуг… – перечислял вождь. – Алоэ – чуг!

– Алоэ – означает весь, все, любое, – шепотом пояснил Мигулис.

– Чуг! – подтвердил полковник. – Алоэ – чуг, Гтох и полковник Гаусс – аг-чуг. Тулф – Сансан!

– Санс-с-сан, – с трудом повторил вождь, пробуя незнакомое слово, смысл которого ему так долго объясняли.

– Алоэ санс-с-сан! – воскликнул он, обвел клешнями бескрайнюю равнину, а затем ударил себя в грудь. – Санс-сан!!! – Он указал клешней на полковника: – Плк Гсс аг-чуг!

– Аг-чуг, – терпеливо повторил полковник Гаусс.

– Ич! – выкрикнул вождь и положил клешню на плечо полковника.