Мужчине 40. Коучинг иллюзий

Неделя его, скорее всего, начинается каждый вторник (по понедельникам он принципиально не работает). Щупать острое, трогать сталь, взвешивать ее в руке, радоваться, что есть нечто не эфемерное, не исчезающее сразу, – вот его второй путь.

Третий сценарий – на грани неожиданного покоя и возросшей ворчливости (не худший способ выхода возбудимости и частых раздражений). Бросил работать в пятьдесят, рассказывая всем, что переработал минимум лет десять. Живет в Италии, недоволен соседями, но рад, что есть о ком рассказывать с доказательствами, какие они идиоты.

Иногда подрабатывает, но не слишком в этом нуждается. Принимает заказы на поиск странной недвижимости и адаптацию других в стране. Заодно и сам с удивлением наблюдает, как неплохо адаптировался. Трое сыновей, книги, которые дочитывает до трети, да и сам собирается писать. Уверяет, что не знает о чем, но валяющиеся кругом страницы вместо былых наматываемых километров сообщают обратное.

***

«Слон целиком», или целостный взгляд на случай

Кто-то должен быть рядом – присутствовать на соседнем сиденье, когда он ведет машину, неважно куда, зачем и сколько это продлится. Движение отряхивает с него тревогу. Управляя машиной, он управляет жизнью и собой – во всяком случае, пока едет.

Так же и в разговоре: главное – не останавливаться. Паузы если и есть, только для перехвата дыхания, фразы должны быть договорены, они как будто пилят воздух, разделяют сказанное на слишком внятные фрагменты: чтобы тупые поняли, ничто не потерялось, но главное – не выпасть самому.

Если как следует устать в дороге, то приходит возможность расслабиться, и тут отпускает – можно поесть, выпить более отрешенно, без рывков, окунуться во вселенную интернета, потом заснуть – под утро, скоротав ночь и тем самым заняв часть следующего дня.

Просыпаться тяжело, бессмысленность окутывает сразу. Опять образуется узкий коридор, где с одной стороны – встать не удастся, но так даже легче, может, это и есть долгожданный конец, а с другой – невидимая катапульта «надо» вышвыривает из теплой берлоги. Где-то между ними есть и «я опять маленький, можно еще поспать, все равно разбудят, но я не дамся им легко».

И первой в этом «маленьком» просыпается главная движущая сила дня – тревога, поначалу лишь сосущая, а потом гонящая – от подхлестывающего возбуждения, лихорадки до ожидания: когда же все это закончится и можно будет перестать притворяться активным? Этот коридор нескончаем: если бежать по нему, петляя, куда-то попадаешь, жаль только, что надолго остановиться не удается, и возникшее тепло общения выдувает ветер.

Новый бизнес хорош своим началом: тут и «терки» с молодыми партнерами, и доскональное обсасывание деталей, и возможность остановиться, чтобы понять себя и наметить вместе с ними хоть какое-то будущее.

Планирование? Он смотрит на меня со смесью удивления и минутного разочарования, ведь до сих пор держал меня за умного человека. Но какой же умный поверит в то, что планирование всерьез возможно? Ведь человек так мал, его трясет изнутри, да изо всех щелей дует ветер этого огромного и неуютного мира.

Он – мой давний знакомый и вот пришел на консультацию. С отчетливым животиком, нервный, в руках он любит то держать, то откладывать какой-нибудь новый гаджет. О новинках этого рода он знает почти все, как будто постоянно присутствует на ипподроме, где проходят скачки – соревнования фирм. Как яростный болельщик, делает ставки то на одну «лошадь», то на другую.

Вопросы о дальнейших планах на жизнь для него отчетливо делятся на три группы. Первая: «Когда все это кончится и развалится?» – в эту формулу можно подставлять разные значения, но в основе всегда непреложный факт скорого конца света. Вторая: «Ничего не хочется, зачем вставать?» – рефрен почти сезонный, но не стоит сразу хвататься за версии о биполярном расстройстве, депрессии, спаде и прочих помесях маятника характера и оседланной бытовухи (пусть и часто верных). Третья – «Ну что же будет завтра?».

«Вами планирует тревога, – говорю я. – Причем занимает она минимум три “горизонта”. Первый – как гул из глубины, “голос вулкана”. Он даже не пугает – “ведь при извержении я буду не один такой”.

Второй – “ветер рядом”: все, что может случиться неприятного, – случается. Ну и третье – кладбищенское “впереди”. Его пока, конечно можно объехать на машине (для этого и требуется быстрая езда), но все же оно непрерывно показывается на близком и дальнем горизонте».

«Вы, наверное, считаете, ничего другого не бывает, а хорошие времена – это лишь анестезия, самообман?» – «Конечно, а разве бывает иначе, если человек не дурак и смотрит на себя и жизнь без обмана?»

Речь у него довольно резкая и громкая, с сопутствующей отрывистой жестикуляцией и малой мимикой («не до тонкостей»), с четкостью и потребностью договорить то, с чего начал, хотя это уже было для него совершенно не важно. Речь как дорога, когда он вел машину, как будто бы сама по себе вырабатывала мысль, но главное – приносила чувство неодиночества и хоть какой-то смысл среди подступающей маеты.