Мужчине 40. Коучинг иллюзий

Рудольф. Нет, я понимаю, что это много и скоро на аптеку надо будет работать…

Автор. Нет, это не так много. Но это и не двадцать пять. И вы к этому возрасту при своих талантах, энергии не создали себе большого капитала. Это может быть связано с тем, что вы хватаетесь все время за разные вещи, потому что драйвер тревоги не позволяет останавливаться на чем-то надолго.

Рудольф. Не создал капитал я по понятной причине: отсутствие денег меня тревожит меньше, чем их наличие. То есть каждый раз, получая деньги, я их уверенно и быстро разбрасываю в разные стороны и в результате остаюсь без них – организм не принимает. (Смеется.)

Автор. Это тоже ответ. В этом есть часть родительского сценария?

Рудольф. Говорят, что так отец делал. Я, к сожалению, не видел его в активной фазе…

Автор. Эти вещи можно в себе перестроить.

Рудольф. Несомненно. Я думаю, я не один такой. Очень многие любят разбрасывать деньги, чтобы их не было…

Автор. Вопрос в данном случае – в вас, а не в людях вообще. У вас все – словно временные проекты.

Рудольф. Я вообще жизнь рассматриваю как временный проект. Мы с психотерапевтом это долго обсуждали. У меня всю жизнь есть ощущение того, что все вокруг крайне зыбко и очень временно. Обсуждали, можно ли что-то с этим сделать.

Автор. Я к вашим убеждениям и ценностям уважительно отношусь. Вопрос в том, что эта тревога заставляет вас бежать за угол, есть иллюзия такая, что там интереснее. Прибежал, а там опять неинтересно, и надо бежать за следующий угол. Проще бы было, с моей точки зрения, научиться управлять тревогой, а пока что она управляет вами.

Рудольф. Остается вопрос о происхождении тревоги. Попытки что-то делать с заболеваниями с неизвестной этиологией абсолютно бесперспективны…

Автор. Этиология вашего «заболевания» понятна.

Рудольф. Мне она непонятна. Сколько я себя помню, я живу с ощущением того, что все, что сегодня существует, завтра может перестать существовать. Одно время я плохо спал из-за этого. К сожалению, все, что происходит вокруг, является подтверждением этого. И наверное, это нормально, потому что мир нестабилен и в нем постоянно что-то происходит. Для чего, например, богатым иметь капитал, если завтра его не станет?

Автор. И все-таки одни богатые с такими-то нулями, а другие богатые – с другими…

Рудольф. А потом в Чите оказываются вместе с нулями, эти нули ничем не помогают.

Автор. Безусловно. Тем не менее, если у вас есть ощущение (или предрассудок), что выше таких-то нулей забирать опасно, вы их и не зарабатываете. Я уверен, если бы вы занимались своей тревогой непосредственно, то вы бы меньше пробегали километров, получили бы больше удовлетворения и нулей…

Рудольф. После общения с психотерапевтом количество километров и количество женщин у меня резко сократилось. Уже прогресс. Но это не решает основной проблемы недоверия ко всему окружающему.

Автор. Да, основное – ощущение бессмысленности мира – не изменилось. До этого мы еще не дошли.

Рудольф. Самое главное, что на данный момент меня устраивает сложившаяся ситуация. А долгосрочного плана у меня нет. Я не понимаю, что такое перспектива в десять лет. Как можно думать о десяти годах, если сейчас можно выйти, споткнуться на ступеньке и все закончится?

Автор. У меня есть частая метафора, в эффективности которой я не раз убеждался. У вас в машине есть ближний свет, а есть дальний. Когда в человеческой жизни существует потенциальная опция – в нужный момент включить ближний свет или дальний, – это увеличивает возможности водителя. У вас – поломка дальнего света.

Рудольф. Да.

Автор. И раз он сломан, есть сомнения в том, что техническое состояние машины оптимально. Это значит, что могут быть и другие поломки. Не хочешь включать дальний свет – не включай, никто не требует держать его включенным круглые сутки. Но вечером, а вечер бывает у всех у нас, когда смеркается, хорошо бы его включить.

Рудольф. Это забавно. Забавно.

Автор. А вы ездите с темными фарами. Происходит именно это. Спорить о том, нужен ли вашей машине дальний свет, – глупо. Чем это отличается от жизни? Ничем.

Социальный портрет

Рудольф считает себя волком, которого якобы кормят ноги, но им не является – он скорее куница, небольшой хищный зверь с хорошей шерстью, склонный хватать и кусать, очень быстро переваривающий съеденное и вынужденный опять пускаться в путь.

Когда Рудольфу было двенадцать, его отец ушел из семьи и стал жить отдельно. Об отце он с уважением рассказывает, что тот в прошлом был очень активным и деятельным директором крупного завода. Вообще-то, он мало о ком говорит положительно – и тем важнее в общении с ним фиксировать и отмечать даже небольшие «да-реакции».

Сам о том не зная, он вовсю наигрывает лоботряса, сына директора завода. Несмотря на яркий образ циника и лентяя, на создание которого он не жалеет красок, из него самого все время проглядывает «директор», который вроде бы распустил галстук, но по любому сигналу собирается и выдает четкие справки, указания, идеи.

Он неизменно является совладельцем компаний по консалтингу, и получение заказов входит в его непосредственные функции. Так как «кур разводить» он не может органически, то находит себе для этого партнеров.

Вместо того чтобы посещать ближние цеха (как делал папа), он объезжает дальних и потенциальных заказчиков, и ему все равно, где излить свой интенсивный речевой поток. На всякий случай он разбрасывает излишки энергии, которую все равно надо куда-то слить, в этих сонных кущах, справедливо полагая, что если уж там решат проснуться и что-то заказать, то вспомнят его.

Улыбаясь как бы с оскалом, не пытаясь нравиться, а скорее наигрывая злодея, объясняя про жизнь, как она устроена, с особым цинизмом, он вносит струю воздуха, который не всякому кажется свежим, но будоражит всех.

Как профессиональной кунице, ему иногда требуются серьезные усилия, чтобы не передушить всех кур сразу просто от нахлынувшего азарта. Он внушил себе, что если оббегать весь птичий ряд, говорить с каждой, то яиц в итоге достанется больше.

После его отъезда еще часа два собеседники слегка вздрагивают и из них выходят пузырьки, как из бутылки боржоми. Полагая, что все дело в статистике, а также в натиске и напоре, он не запоминает лиц и имен и дальнейшие контакты поручает администраторам.

Тревога и суета

Рудольф. У меня была проблема и со среднесрочной перспективой. Для меня и это очень тревожно: я вижу текущий год, но не вижу на три года вперед. У меня на кредитных карточках написано, что через три года закончится их действие, поэтому я понимаю, что на такую перспективу необходимо четко иметь план доходов. Когда у меня его нет, начинается суета. Суета приводит к тому, что что-то происходит. Соответственно, и в этот раз что-то произошло. Бизнес попер, и я успокоился, потому что свои десять тысяч долларов в месяц я спокойно зарабатываю. Что касается более дальнего плана… Знаете, можно попытаться заглянуть за линию горизонта… Для этого нужно вывести орбитальный спутник.

Автор. Минуточку, нет. Я прерываю невольные философствования. У вас по каким-то семейным сценариям или по причинам тревоги блокировано элементарное свойство дальнего света. И вы мне на вопрос про фары в машине начинаете говорить: «Разве я могу при помощи дальнего света видеть на три километра вперед…»

Рудольф. Да. Я все равно там ничего не увижу.

Автор. Но когда вы видите хотя бы на ближайшие сто метров, то уже одно это – существенная прибавка, а фары на пятьсот метров дадут еще больше. Это реальность. «Зачем планировать, когда меня, может быть, собьет автомобиль, и у меня тревога по этому поводу. Зачем планировать, когда люди планировали, а затем упал кирпич» – это не ответ.

Он любит машины и разбирается в них. И никогда не стал бы ездить на машине с неисправными фарами. Мое сравнение задевает его больше, чем кажется. Я последовательно вывожу разговор из философской в техническую сферу.

Рудольф. Почему не ответ?

Автор. Потому что у машины, которую вы купили, хорошее техническое оснащение.

У вас есть очень суженное представление о том, что нужны десять тысяч долларов в месяц как таблетка от тревоги. Из этого представления и исходит пока что ваше планирование. У вас внутренне заданы четкие цифры, что нужна эта сумма. И это невидимые звенья иллюзии, которые не позволяют разбогатеть существенней.

Рудольф (вздыхает тяжело).

Десять тысяч – мифическое число для него. Эквивалент достаточности. Я тестирую и атакую не цифру, а его псевдостабильность. Штукатурку, нежелание оглядываться и то, что он уверен, что оперирует фактами, но сам захвачен мифами, которые им и управляют.

Это жесткий коучинг в формально мягкой форме. Я его перебиваю – это один из приемов: разбить монолог, тревожный бег куда-то, с возвращением в прежнюю точку. Работаю с формами его предъявления: монологом, интонацией, громкостью.

Автор. У вас отсутствует не только дальний свет, но и желание смотреть на свои семейные сценарии и на возможные варианты развития. В ближнем же свете вам видны «десять тысяч долларов» на ближайшие месяцы – и хорошо. Это очень ограничивающее вас представление.

Рудольф. Понимаю. И даже принимаю. Это действительно ограничивающее представление.

Автор. Оно завязано на тревоге, а не на деньгах.

Рудольф. Если бы мне кто-нибудь из терапевтов сказал, что у него есть законченный метод один раз и навсегда освободить от тревоги…

Автор. Есть метод, чтобы ее регулярно и эффективно снимать: иметь запланированные рефлексивные площадки, время, выделенное вами для рассмотрения того, куда движется ваша жизнь.