Мужчине 40. Коучинг иллюзий

Метафоры понимания. Фантазии

Я вспоминаю его как кинжал, давно не достававшийся из ножен, а ведь у меня не было ощущения скрытой воинственности. Пытаюсь достать из себя и передать ощущение пут на ногах коня, который никак не может определиться с тем, арабский он скакун или владимирский тяжеловоз.

Для него важно как от чего-то отталкиваться (пружинить), так и к чему-то тянуться. Ему немного даже вредит удачный роман – все и так хорошо.

Может, он «запланирован» так, чтобы среди неуютностей (общежития юности) были острова завоеванные (заработал разгрузкой вагонов, повел девушку в ресторан)? Вряд ли он внутренне перепрограммирован на ровную жизнь.

Вот моя кошка не любит пить из мирной миски, а предпочитает из крана, или, еще лучше, воровать из случайной чужой чашки. Так и Павел – большая кошка, частично одомашненная, но вопрос – насколько?

Я бы вводил (для своего понимания, в разговоре с ним) ассоциацию с Маугли, который размахивает горящей веткой (этого не хватает). Ходит вокруг да около на пружинистых ногах и примеривается к броску, а не скулит в сомнениях. (Уж лучше спать, когда прыгать не хочется.) Иногда стоило бы принять себя как хаотичного бандерлога и прыгать с ветки на ветку, кидаясь бананами и чем похуже.

Вопрос, как всегда, обзора и проверки состояний, подсказок для перехода от одного к другому (не застреванию), поиску житейских аналогий и тем самым – к тому, чтобы мыслить с неслучайной фантазией.

Беседа двух неглупых людей

Автор. Задаю простой вопрос: почему бы вам не поехать на три-четыре месяца в Европу и не пожить там с девушкой в свое удовольствие?

Павел. Мне ничего не мешает, просто мы решили пока на месяц поехать, а не на три.

Автор. Видите, мы движемся. Почему на месяц, а не на три?

Павел. Потому что я пока боюсь оставить все производство.

Автор. Это еще одна из наших тем. Эта тема про тревогу, которая, безусловно, в значительной мере оправданна. Но может присутствовать еще и компонент личной тревоги и непривычки отпускать от себя на длинний поводок то, с кем и с чем находишься.

Павел. Конечно.

Автор. И это вопрос соотношения личного и объективно оправданного. Я думаю, что у вас немалую роль играет личная тревога. При том, что существует возможность прилететь на день-два, быть на связи по скайпу, по электронной почте.

(К аудитории.) Думаю, у Павла достаточно отлаженный бизнес, к тому же он имеет свои «глазки», о которых никто не знает, – через доверенных людей, через маленькие проверки. То есть свои секреты в компании. Контроль у него повышен. И теоретически, если бы не тревога, можно было бы уехать на три месяца. Если уехать на три месяца, «четвертый стул» созреет.

Тут у меня добавление, допущение, интервенция в его способ контроля, в его подозрительность. Я перехожу к теме про возможности снижения контроля и тревоги и про то, сколько ему этот контроль стоит. Исхожу из того, что часть тревоги – постоянная, а другая часть – вполне регулируемая. Тема планирования тревоги – очень перспективная. Время созревания, покоя, вынашивания требует сознательно выстроенной дистанции по отношению к тревоге, текучке.

Павел. Скорее всего, да.

Автор. А если поехать на месяц, не успеет созреть. Это как тыква: дал ей расти месяц – она вырастет крохотная и игрушечная.

Павел. Да, действительно, новое нужно растить. Во многих бизнес-процессах у меня сейчас новые люди, и есть внутреннее чувство, что к какому-то времени все будет ясно.

Автор. Нет ли опасности, что это будет оправданием, чтобы откладывать и еще откладывать? И новый бизнес не прорастет?

Павел. Откладываешь или не откладываешь, а если уже сформулирована цель, новый бизнес все равно появится.

Автор. В данном случае у вас нет юношеского азарта сделать новый бизнес. А раньше он бывал. Павел. Раньше – да.

Автор. В этом отличие. Если бы вы в этом три месяца прожили, вы бы затосковали. Состояние «как же я тут заскучал» было бы драйвом. А если уезжаете на месяц, какой в этом особенный драйв? Вернешься, и все впечатление зарастет. Это принципиальная разница.

Павел. Да. Три месяца и месяц – большая разница.

Автор. У меня впечатление, что, если бы вы поехали на три месяца, вы бы там выросли.

Павел. У меня тоже такое ощущение.

Автор. Если мы, два неглупых человека, в этом согласны, то почему не можем это реализовать?

(Смех в аудитории.)

Павел. Наверное, нужно еще некоторое время, чтобы пожить с этим решением.

Автор. А почему? У вас до сих пор все успешные начинания довольно быстро происходили.

Павел. Да, это ваша догадка. Действительно, очень быстро.

Автор. И сейчас мы хотим вернуться к юношеской свежести – мы хотим воскресить чувство свежести и того, что все возможно. Чтобы у вас опять включилась пружина азарта и такого легкого бесенка. А если мы начинаем тормозить – еще этого человека проверю, пусть еще это устоится», – то мы на самом деле тормозим бесенка.

Павел. Тогда логично было бы просто продавать существующий бизнес.

Автор. Вы побаиваетесь, потому что это такая долго выращиваемая любимая ворона в руке. Это другой поворот – продать все и окунуться в новое.

Павел. Чем он хуже? Как говорил Маркс, капитал отупляет.

Автор. Смотрите, какие у нас мотивы: нити как у Гулливера, 20 килограммов за год, жирок, мешающий принятию решений. Либо мы говорим про месяц – это, фактически, просто отпуск, – либо мы говорим про три месяца, и это серьезная попытка. Хорошо бы принять решение по поводу бизнеса легко, пребывая как бы в длинном отпуске. Можно за эти три месяца и прилететь сюда три раза на два дня.

Павел. Ну да.

Автор. Тогда и контроль сохраняется, и тыква лежит на нужном месте.

Павел. Здорово, что доформулировали. Есть тогда смысл ехать и на год.

Автор. Да, но чтобы уехать на год, нужно раскачаться на три месяца.

Павел. Тогда в чем вопрос сейчас? О чем я должен подумать?

Автор. Мы забрасываем с вами картинку и на нее смотрим.

Павел. Эта картина не вызывает несбыточных мечтаний или новых сильных опасений, просто я об этом так не думал. Подумаю сейчас.

Социальный портрет

Он высокий и скорее красивый и всегда был неуверенным в себе, стоящим на одном месте, но любил себя бегущим и хватающим. Хорошо считал.

Когда мы встретились, тема возраста им не поднималась, но для меня тихо звучала. Это был незаданный вопрос: могу ли я еще быть героем, или надо на пенсию? Дальше начинался его разговор про себя (не вербальный, у меня лишь реконструкция) на тему «уже не мальчик, а на достойную пенсию не хватает».

Было видно, что не бывать ему управдомом у какого-то дяди, но и сказать себе «Бери шинель, пошли домой» он тоже не мог. Что-то не срабатывало – и не в социальном механизме путинского постсовка, а в его внутреннем табеле, где молодые, нахальные и красивые брали власть, а уж он был из тех, кто шел немного позади, за ними.

Ему мешало слишком материалистическое воспитание – мол, первично бытие, объективный мир. На самом деле для него рулило вовсе не это, а его так называемая харизма – умного, топорщащегося энергией откуда-то изнутри сибирского мужика – только бы дать себе волю.

А он и из центра выпал (какой уж центр себе ни нарисуй), и с периферии ушел. И этого «начать сначала» боялся не на шутку.