И шину из фанеры наложил.
Есть горести и радости на свете…
Я всё ходил к тебе:
–Не поднялась?..
И наконец
Прозрел, постиг, заметил,
Что ты – ура!, – как говорят «взялась»!
Целебный сок по капельки – на раны!
…На старом пне, в соседстве у ольхи,
Я тут же взял дневник свой неустанный
И, помнишь?, тут же сочинил стихи:
В больничном парке, у ночного плёса,
Где мхами разукрашен бурелом,
Стоит, согнувшись, тонкая берёза
С пораненным, надломленным стволом.
Но вся она пылает хлорофиллом,
Её тепла и света не лишить.
В ней жизнеутверждающая сила -
Надломленная -
Продолжает жить.
Уже сплела зелёную корону
Над сеткой розоватого плюща.
Всё норовит поднять повыше крону,
Листвою изумлённо трепеща.
Пронизанная тонким лунным светом,
Коснулась веткой моего плеча…
…Я нечто символическое в этом
Не только вижу зрением поэта,
Но нахожу в раздумии врача.
ВАМПИР
Звёздочки с заоблачных высот -
Не глаза! И что во сне-то снится им?
Присосавшись кровь мою сосёт
Мой вампир с лучистыми ресницами.
Веки с ключивой голубизной,
Серьги-искорки на мочках с дырками…
Кровь микроскопической волной
Розовеет в ящике с пробирками.
Мне таких не надо бы красот…
Поседел я, полысел я наголо.
А она всё кровь мою сосёт,
Моё Вампир, в обличье нежном ангела.
В чистоте души своей светла,
Всем моральным кодексом оправдана,
Ты бы мне, дружочек, помогла
Душенькой своей – июньской радугой.
И тогда, где тишь да благодать,
В самой ясной, в самой дальней дальности
Буду я тебе стихи слагать,
Не боясь прослыть в сентиментальности.