– С ума сошел? Всего лишь просьба.
– Понимаю, мой господин, – раболепно склонил голову Каззан.
– Так бы и слушал вечно! А можешь ли ты?..
– Я все могу! – приосанился дымный дух. – Позволь, я угадаю: ты хотел бы разбогатеть, о мудрый юноша.
Каззан подплыл вплотную к Ала ад-Дину, и его блюдцевидные глаза пристально уставились в лицо молодому человеку.
– Ты ошибся, о джинн, – отрицательно покачал головой Ала ад-Дин. – Конечно, деньги мне не помешали бы, но что я скажу соседям?
– Да плевать на них, – опять встряла в разговор мать и зашептала сыну в самое ухо. – Проси деньги. Деньги проси, слышишь?
– Отстаньте, мама! Только и слышу от вас: деньги, деньги! А мне хочется…
– Дом тебе не нужен, деньги не нужны, – проворчала старушка, с унылым видом опускаясь на курпачу. – Непутевый ты! Совсем не думаешь о будущем.
– О вашем?
– О нашем общем.
– Ну нет! Если я женюсь на принцессе Будур, у меня и так будет много денег и дворец.
– Что ты говоришь? – отшатнулась мать от Ала ад-Дина, словно от прокаженного. – Да в тебя, верно, вселился джинн! Прости, о Каззан.
– Ничего, – кивнул тот. – Любовь не по моей части. Но, вообще-то, диагноз кажется мне верным.
– Вот видишь! – ухватилась старушка за сказанное джинном. – Он тоже так думает, он очень умный.
– А я, по-вашему, выходит, круглый дурак? – набычился Ала ад-Дин.
– Я такого не говорила. Но сам подумай, разве человек в здравом рассудке откажется от денег?
– Я откажусь. И не мешайте мне загадывать. Значит, так. – Ала ад-Дин потер переносицу и задумчиво покусал нижнюю губу. – Хочу жениться на принцессе Будур!
– Ничего не выйдет, – развел руками Каззан. – Сердечные дела, как я уже говорил, не по моей части.
– Но разве не ты утверждал, что можешь все?
– Конечно, все. Но есть еще то немногое, чего я не могу. Любовь мне неподвластна.
– А говорил, что джинн, – разочарованно вздохнул Ала ад-Дин, повесив голову.
– Я джинн! Самый настоящий. А может, все-таки денег возьмешь, а?
– Да отвяжись ты со своими деньгами! – вскипел Ала ад-Дин. – Деньги, деньги – только о них и слышу целыми днями! Чтоб они все провалились!
– Это твое желание? – уточнил Каззан.
– Нет! – выкрикнули одновременно мать с Ала ад-Дином. – Побойся Аллаха, о несчастный! Как же мы без денег-то жить будем?
– Ну, живете же вы столько лет без них, – пожал дымными плечами джинн. – Давайте побыстрее, у меня дел много.
– Подождут твои дела.
– Не подождут. Я подневольный джинн. Вот если бы мне кто-нибудь дал свободу… – Каззан мечтательно погасил пламя в глазах, и они стали небесно-голубыми. – Ты добрый юноша, я вижу это по твоим глазам.
– Ты так считаешь? – засомневался Ала ад-Дин.
– Уверен! А я такой старый джинн, такой старый. – Джинн пустил огромную слезу и утер ее кулаком. – Я так устал исполнять глупые человеческие желания. Ты думаешь, легко таскать горы золота на своих плечах, строить замки и шить кучи всякого барахла в моем-то возрасте? И никто даже спасибо не сказал. Каззан дай то, Каззан принеси это… Ах, я несчастны-ый! О, как мне хотелось бы вкусить свободы, кто бы знал! А-а-а!
– Постой, постой, – прервал джинна Ала ад-Дин.
– Да? – с готовностью замолк Каззан и наивно похлопал глазами.
– Разве тебе не нравится быть могущественным джинном?
– Ты хотел сказать: могущественным рабом, – поправил Каззан. – А тебе самому хотелось бы, чтобы тобой понукали?
– Нет уж, спасибо. – Ала ад-Дин припомнил, как его постоянно тыркает мать, и жалость к джинну закралась в его доброе сердце.
– Эй, ты что задумал? – насторожилась мать. – Не вздумай сделать глупость! Слышишь?
Зря она так сказала. Ала ад-Дин, будучи на взводе из-за любовных терзаний, только состряпал на лице злорадную ухмылку – вот сейчас он за все отомстит, разом!
– Ты свободен, джинн!
– Что?! – отпрянул Каззан, не веря острым ушам. – Ты не шутишь, о человек?
– Нет! – не раздумывая, махнул рукой Ала ад-Дин как отрубил.
– Шутит он, шутит, – мать вцепилась в руку сына. – Опомнись, ты совершаешь глупость! Ведь это!..
– Не вмешивайся, о женщина! – сверкнул глазами Каззан. – Твой сын мудр не по годам. Так это твое желание?
– Да!
– Нет! – в сердцах воскликнула старушка. – Не слушай его, он повредился головой.
– Э-э, помолчи, женщина, – поморщился джинн. – Он мой господин!
– Да, я господин! – выпятил грудь польщенный подобным обращением Ала ад-Дин. – И я говорю тебе: ты свободен!
– Слушаю и повинуюсь, – склонил голову Каззан, едва сдерживая рвущуюся наружу улыбку.
И в ту же секунду страшно загрохотало, отчего стены домика закачались, и по глазам резанул яркий, ослепительный свет. Мать с сыном, упав ниц, сильно зажмурили глаза и прикрыли головы руками. Так они лежали очень долго, пока не убедились, что все успокоилось, и дом не рухнет на их несчастные головы.
Первым открыл глаза Ала ад-Дин. Осторожно оглядевшись по сторонам, он поднялся с колен, стряхнул побелку с головы и нахлобучил на нее тюбетейку.