– Добавьте еще противодействие агентам Хамса, которых в свое время не подпустили к лаборатории Бельской, – Зеленский многозначительно ткнул пальцем в сторону экрана.
– Бездоказательное утверждение. Хамс мог все это выдумать для поднятия собственного авторитета в глазах Совета. Давайте все-таки оперировать фактами. Или, по крайней мере, тем, что мы считаем таковыми.
– Согласен, – кивнул Зеленский.
– Следующий за нападением на Сташевского диалог между ним и Ребровым однозначно указывает на факт хорошей осведомленности о работе Центра на данном уровне. Он также знает оружие, с которым на него напали, поскольку начал действовать раньше, чем был совершен первый выстрел. Ни один современник Бельской не распознает в коробочке-парализаторе из второго локуса оружие.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно. Внешний вид оборудования разрабатывался с учетом необходимости маскирования его под технику того времени.
– Ясно. Что еще?
– По записи без спецанализа еще что-либо добавить сложно. Так… Что у нас по самому Сташевскому?.. Со стопроцентной гарантией могу сказать следующее: Сташевский действительно существовал в своем времени, так сказать, изначально. Внедрение на основе подложных данных исключено: слишком много косвенных свидетельств, подтверждающих его существование: от документальных и до знакомств и связей. Многие его знают с детства.
– А сопутствующие коррекции невозможны?
– Не могу сказать однозначно, но скорее нет, чем да. Были бы затронуты слишком многие участки исторической линии.
– А на основе не фиктивных данных? Так сказать, промежуточное внедрение, подмена?
– Вероятность есть. Установлены даже наиболее подходящие для этого моменты жизни Сташевского. Без гарантии, на уровне предположений. Это момент его черепно-мозговой травмы на горнолыжном курорте и второй случай с отдыхом на море, несколько позже. Первый случай выявлен на основе потери памяти после травмы – очень удобная маскировка. Второй – странное и внезапное излечение Сташевского от «адреналиновой» зависимости – распространенной болезни двадцать первого века.
– Что это за болезнь? – полюбопытствовал Зеленский.
– Тяга к опасным приключениям. Так вот, Сташевский, после поездки на море, сильно изменился. Судя по собранной контроллерами информации, он там едва не разбился, прыгая с большой высоты в воду. И это при том, что предыдущая травма в горах никоим образом не повлияла на его опасные увлечения.
– Это подозрительно, – Зеленский задумчиво постучал большими пальцами один о другой.
– Я тоже так считаю. Второй момент – я имею в виду поездку на море – мне кажется более удобным вариантом для подмены. Но что там произошло на самом деле, доподлинно установить не удалось. Могу предположить только, что Сташевский все-таки «допрыгался», – Маре оторвался от невидимого Зеленскому экрана и повернул голову к собеседнику. – И кто-то счел возможным, так сказать, искусственно продлить ему жизнь.
– То есть, Сташевский, с которым общался Ребров, – не настоящий?
– Я могу только предполагать такую возможность. Фактов у меня нет. Но если экстраполировать то, что мы имеем, возможен и такой вариант.
– Ну, это уже что-то. А как вы считаете, для чего этот квази-Сташевский обосновался в прошлом? Если действительно предположить вариант подлога.
– Не имею понятия. И даже не возьмусь предполагать.
– А как вы думаете, он опасен для нас?
– Если вы имеете в виду деятельность Центра, то я сомневаюсь. Это, разумеется, мое личное, ничем не подтвержденное мнение.
– Ну что ж, господин Маре, вы мне очень сильно помогли, – Зеленский расцепил пальцы и опустил ладони на стол. – Вы дали мне повод для размышлений. Благодарю.
– Рад был помочь.
Маре кивнул и отключился.
Видеообъем свернулся, и Зеленский вновь остался один на один со своими мыслями. Он сидел без движения, глядя в одну точку, и медленно ворочал в голове факты и предположения, крутя и раскладывая их так и эдак, словно кусочки пазла. Постепенно рождалась стройная и удивительная картина происходящего. Правда, многих кусочков недоставало, но это не помешало Зеленскому отчетливо разглядеть ее общие очертания и даже некоторые детали. Картина была невероятной и пугающей…
– Центр – Ноль – первому.
– Ноль – первый на связи.
– Что у вас по БС?
– Наблюдаем. Объект ведет обычный образ жизни, часто встречается с СБ. Похоже, у них наклевываются серьезные отношения.
– В их отношениях нет ничего подозрительного?
– Что вы имеете в виду?
– Это похоже на спектакль?
– Н-нет. Обычные отношения. Голубками их, конечно, не назовешь, а так…
– Что вы имеете в виду?
– Во-первых, отсутствует показуха, свойственная молодым парочкам – не тот возраст уже, чтобы разводить бурные амуры и работать на публику. Во-вторых, складывается ощущение, что БС держится слишком уж осторожно, ведет себя сдержанно, стараясь не позволять себе лишнего.
– Хотите сказать, фальсифицирует свое отношение к СБ?
– Я бы не сказал. Чувствуется, что откровенен, но замкнут в себе и напряжен, как будто постоянно чего-то ждет или не решается на что-то.
– Ясно. Посторонние контакты?
– Не было.
– Больше никого из второго не отследили?
– Никто, кроме тех двоих, на горизонте не появлялся. Вся сложность в том, что каждый из них теперь использует свою собственную, особую, конфигурация полей. А это, сами понимаете, не позволяет накрыть сразу всю шайку.
– Другие методы поиска?
– Работаем. Техотдел прислал новые мобильные сканеры с увеличенным радиусом действия до пятидесяти метров. Пытаемся выявить тех, кто сильно «фонит».
– Понятно. Сташевского ни при каких обстоятельствах не теряйте из виду.
– Стараемся, хотя он и не прячется… Черт! Майер, где сигнал? Что там у тебя?
– Что у вас случилось?!
– Пропал сигнал с датчиков наблюдения, прикрепленных к квартире СБ. Ближе двадцати метров не фиксируется ни изображение, ни звук… Нет, только звук и видимый спектр. Тепловой диапазон работает.
– А на большем удалении?
– Более удаленные работают, но от них никакого толку.