Без берегов

– Как это вставал сам? Вы же только после операции.

– Я тихонечко по стеночке. Мне операцию сделали с вечера, я стесняюсь в судно ходить. А как вас звать?

– Тася.

– Тасюра. А меня Степан. Меня с поезда сняли Москва-Алма-Ата. У меня там приступ начался. Врачи сказали, что жизнь моя висела на волоске, еще бы полчаса и не спасли. Тася оглядела палату, все мужчины отдыхали, дремали или спали.

– Степан, вы отдыхайте, я вечером зайду, хорошо.

– Тасюра, я буду ждать. Тася улыбнулась и ушла. Она шла по коридору в столовую.

– О Боже! Степушка, мой принц, какой же он красивый, даже краше чем во сне. С тех пор, где бы она не была, чтобы не делала, его образ стоял перед ее глазами, его улыбка, его глубокие, синие глаза, а сердце в ее груди пело и плясало.

– Степушка! Степушка! Бормотала она себе под нос, как не нормальная.

– Тася, ты что влюбилась, что ли, прям светишься вся от счастья, смеялись подружки. Тася не могла дождаться вечера. Наконец, когда она освободилась, после ужина она пошла в палату к Степану. Он уже тихонечко что-то рассказывал, в палате было оживленно.

– Ой, не смеши, а то у меня сейчас швы разойдутся. Тася обошла всю палату, поправила одеяла, подушки, присела на край кровати Степана.

– Вы ехали в Алма-Ату? Кто у вас там живет?

– У меня там папа, два брата, мама и младшая сестренка Полина.

– У меня брат Саша служит в Алма-Ате. Сейчас женился там и зовет нас всех туда жить, говорит там тепло.

– Да. там в марте уже цветут огурцы и помидоры, а какой там апорт. Во! Степан сложил две кисти изображая величину яблока.

– Такие большие?

– Да.

– Семья ваша где живет? В городе или в поселке?

– Семья? Степан грустно опустил голову. Два старших брата Валера и Юра не вернулись и писем от них уже давно нет, с самого начала войны, без вести пропали. Два младших брата, которые после меня еще не служили, Миша и Толик живут в селе под Алма-Атой.

– Значит у вашей мамы шесть детей? У моей мамы тоже шесть детей.

– Было шесть, а теперь. Он замолчал. Сколько осталось, неизвестно.

– А может еще весточка от них будет или приедут. Многие после госпиталей, после контузии находятся. Вот у нас в деревне, женщине пришла похоронка в 44 на мужа, фамилии попутали, а он в госпитале лежал долго, контуженый, амнезия. Потом написал письмо, представляете?

– Ты что деревенская девчонка? То-то я смотрю такая шустрая, но что-то худовата ты для деревенской. Деревенские обычно в теле.

– Где это вы видели деревенских девчонок?

– Как где? На Украине, в Смоленской области, да много где, пока помогал поднимать страну после войны.

– И много вы их видели?

– Да уж приходилось повидать. Усмехнулся Степан. Тася посмотрела на Степана с укором, стиснув губы, встала, поправила одеяло где сидела и пошла к двери.

– Тась. Тасюра. Слышь? Ты что, обиделась? Тасюра. Что это с ней?

– Приревновала.

– Влюбилась девка в нашего парня.

– Да, ревнует, значит любит.

– С характером видно девка то.

Тася зашла в свою коморку, села на топчан и начала плакать.

– Худовата я ему видите ли, ищи тогда пожирнее кусок, попахал бы ты с мое на тракторе, поработал бы на почте, по батрачил бы на хозяина, побегал бы ты по этажам на две ставки в больнице. Посмотри-ка, прынц сыскался заморский, чай не хуже то твоих в теле.

Да пошел бы ты коню в гриву, в курятник с пометом, в свинарник в корыто, в козлятник месить дерьмо. По материлась Тася только что придуманными ругательствами. Она так хотела его еще куда-нибудь послать, но больше не могла ничего унизительного придумать. Тася так обиделась на Степана, что не хотела заходить в его палату. Ну что поделаешь, работа. Ее сердце немного обмякло, но в глубине осталась обида. Она начала заходить к Степану в палату.

– Тасюра, меня скоро выпишут, поедешь со мной в Алма-Ату? Я уже маме написал, что приеду с невестой. Тася гладила кудрявый, черный, роскошный чуб Степана, его небритое колючее лицо. Степан взял руку Таси, поднес ее к своим губам.

– Тасюра. Ты все еще сердишься на меня? Тася закусила губы и молчала.

– Наклонись ко мне, что-то скажу тебе на ушко. Тася наклонила голову к Степану. Он правой рукой взял ее голову сзади, склонил к своему лицу, и своими горячими губами коснулся ее губ.

– Я люблю тебя Тасюра, прошептал он нежно. Поедешь со мной? Тася пожала плечами.

Тася долго лежала на кушетке и не знала, как ей поступить. С одной стороны, она боялась потерять Степана.

– Сейчас он уедет, я его никогда больше не увижу, никогда. Она так хотела, чтобы его сильные, мужские руки обнимали ее, его горячие губы целовали ее. Она так хотела прижаться к его пушистой, мужской груди, засыпать и просыпаться на его груди.

Но с другой стороны, она так боялась остаться с ним наедине, что он скажет, когда узнает? Что она ему скажет, когда он узнает, она не знала, что делать, она боялась.

– Нет. Решила она, лучше пусть уезжает, чем потом будет меня всю жизнь упрекать. Он такой красивый, он такой хороший, а я плохая, я не достойна его любви, найду себе кого-нибудь попроще или вообще не выйду замуж, буду жить одна, пошли вы все подальше.

Такая уж моя видно доля, порченой нет места рядом с таким парнем. Тася мыла пол в коридоре, когда со шваброй зашла в холл, она увидела на диване сидел Степан в гимнастерке. Его пышный чуб выбился из-под фуражки, рядом лежал вещмешок и шинель. Она не сразу узнала его, бросила швабру, подошла к нему.

– Тасюра. Ну что ты решила? Поедешь со мной или здесь будем прощаться? Тася прильнула к его груди, он обнял ее.

– Будь что будет. Подумала Тася. Я сейчас. Тася занесла ведро и тряпку в каптерку, сложила вещи в чемоданчик, бросила его на диван, рядом со Степаном. Побежала к сестре хозяйке, написала заявление на увольнение по семейным обстоятельствам. Нашла Веру.

– Вера, Милая. Прости ты меня дуру не нормальную. Перешлешь мне по почте деньги расчет и мою трудовую книжку вот по этому адресу.

– С ума ты сошла, что ли совсем, не делай этого. Ты совсем не знаешь этого человека, кто он такой, из какой семьи? Неделю знакома всего, голову в омут суешь. Сколько раз тебе говорила, не заводи душевных отношений с больными. Что ты творишь? Одумайся девонька.

– Вера я сама не знаю, что творю, что со мной происходит, не понимаю. Лучше с ним в омут, чем без него в петлю.

– Ну что на вокзал за билетами и туту в Алма-Ату?

– Нет, сначала в деревню к моим родным, без маманеного благословения я с тобой никуда не поеду.