Впрочем, за последние несколько часов тоску на нее навевало абсолютно все, от вездесущих фортеминов до набившей оскомину прекрасной природы вокруг академии Армариллис. Эльза уже считала часы, минуты до возвращения Заэля и становилась все более и более нервной с каждой секундой.
– Понимаю твое недоверие, но я уверен, что ты можешь быть спокойна. Заэль – опытный Боец, из каких только переделок он не выбирался…
– Я вообще не хочу, чтобы он откуда-нибудь выбирался! – вскочила Эльза.
– Сядь, – холодно сказал Ильфорте. – Перестань кипятиться, ты не чайник. С Заэлем все будет в порядке, хватит себя накручивать. Кстати о чае, – Ильфорте провел рукой над столом, наколдовывая чайник с чашками.
Некоторое время он был занят только этим, и в кабинете ненадолго повисла тишина.
– А ты точно ничего от меня не скрываешь? – с сомнением протянула Эльза.
– Например?
– Плетешь, небось, опять какие-нибудь интриги и делаешь вид, что все в порядке.
Ильфорте улыбнулся одной из своих фирменных снисходительных улыбочек.
– У меня больше нет Дара Предвидения, ты же знаешь. С тех пор, как прошел церемонию посвящения в Наставники, я лишился своих прежних сил и окончательно укрепился в новых. Наставнику Армариллиса не положено видеть будущее, это может делать только Второй.
– Твоего таланта мутить воду хватит на то, чтобы и дальше сводить меня в могилу своими хитросплетениями.
Ильфорте заливисто рассмеялся.
– Боюсь, ты слишком хорошего обо мне мнения.
Эльза скривилась и не удержалась от вопроса:
– Почему ты всегда улыбаешься?
Но Ильфорте, все также улыбаясь, только пожал плечами.
– Пусть все ломают голову, что у меня на уме. Да и хмурые люди судьбе не нравятся. Так что ты тоже постарайся быть в приподнятом настроении, что бы там ни было на душе.
– Не понимаю, как ты умудряешься быть таким спокойным. Что ты для этого принимаешь?
– Всё. Как есть. Но давай лучше поговорим по делу. Я же не просто так тебя вызвал.
– Это не ты вызвал, я сама к тебе пришла, – огрызнулась Эльза.
Ильфорте возвел глаза к потолку.
– Дорогуша, держи себя в узде. Я прекрасно понимаю, что слияние личности Эльзы и Офелии в тебе пока не закончилось. Еще слишком мало времени прошло с момента энергетического взрыва, да к тому же – в такой грубой форме, – Ильфорте понимающе покивал, глядя на болезненное выражение лица Эльзы. – Пройдет еще много месяцев, прежде чем в твоем сознании и теле уложится новая личность, но до тех пор следи за языком и каждое действие согласуй со мной, хорошо?
– Я собираюсь сделать парочку вдохов и выдохов, разрешаешь?
Ильфорте вздохнул. Он неспешно разлил чай по симпатичным фарфоровым чашечкам и с удовольствием принюхался к ароматному черно-красному напитку. Придвинув к собеседнице тарелку с имбирными пряниками, доброжелательно добавил:
– Чай с кем попало не пьют. Чай – это личное. Так что у нас с тобой сейчас скорее дружеская беседа, за которой последует моя личная просьба. Это не "вызов на ковер" и официальный приказ. Мой кабинет оснащен высшей степенью защиты от любого подслушивания, поэтому здесь мы уж точно можем говорить друг другу что угодно и в какой угодно форме. Понимаешь меня?
Он отхлебнул чай, смакуя терпкое послевкусие, и замолчал на некоторое время.
Эльза раздраженно помешивала сахар, громко постукивая ложечкой, когда Ильфорте наконец продолжил:
– Ну ты же не хочешь в карцер, верно?
– А что? Если там тепло, и вкусно кормят, то я согласна, – она с шумом отхлебнула чай, поморщившись от сильно переслащенного напитка.
Ильфорте покачал головой.
– Боюсь, там никто кормить не будет.
– Заэль ведь был как-то в карцере, верно? – вспомнила Эльза. – Насколько я поняла, он провел там довольно большой промежуток времени.
– Несколько месяцев, да. Видишь ли, карцер – это разряженное пространство Армариллиса, где нет магии вообще. Абсолютная пустота, мертвый ноль. Фортемину в полном здравии продолжительно находится там невыносимо – это подобно пытке. Но для того, у кого энергия никак не может устаканиться, карцер – самое полезное место для систематизации магических струй. Страшное, невыносимое, холодное и мерзкое, но – полезное.
По правде говоря, несколько Арма подходили ко мне с настоятельной просьбой упечь тебя туда на месяц-другой, – с неприятным смешком добавил Ильфорте. – Но у меня пока хватает сил уверять всех вокруг, что ты в полном здравии. Все-таки ввиду твоего, – он вновь многозначительно уставился на живот Эльзы, – особого положения это было бы крайне негуманно.
– Еще никто не знает? – полюбопытствовала Эльза.
Наставник отрицательно покачал головой и скрестил перед собой длинные тонкие пальцы.
– Пока мы можем скрывать эту информацию, пусть она будет скрыта. Кто знает, вдруг это окажется тузом в рукаве. Но честно слово, если ты не уймешь свое раздражение в отношении всех Арма и прочих фортеминов, мне придется прибегнуть к карцеру, для твоего же блага. Твоя раздражительность здорово нас всех беспокоит. Ты всего лишь вторые сутки в Армариллисе, а уже всех на уши подняла. Ну чего ты так смотришь на меня? Кто вчера устроил переполох в больничном крыле?
– Я всего лишь разлила парочку ядов! Случайно! – вспыхнула Эльза.
Ильфорте очень серьезно кивнул, но глаза его при этом искрились смехом.
– Ну да, всего лишь отравила воздух во всем отделении, подумаешь.
– Откуда мне было знать, что их испарения настолько ядовиты? Я же сама и помогла потом поднять на ноги всех пострадавших фортеминов!
– Допустим. Тебе напомнить о том, кто выпустил опытный образец из лаборатории?
– Эта саламандра никому не навредила!
– Ну в принципе, да, согласен. Только Десятому Арма все еще отращивают обратно случайно проглоченную руку. А так, никаких повреждений.
Эльза гордо вздернула носик, стараясь сохранить надменный и уязвленный вид.
– Сам виноват! Он жалок, если не смог защититься от этой, хмм, милой зверушки.
– Помимо этой чрезвычайно милой саламандры оттуда вылетели почти все бабочки. Очень ценные образцы филарий. Были.
– Я помогала отлавливать их обратно, большую часть удалось сохранить! И вообще… Лучше надо было клетки запирать, раз они от малейшей магической вспышки немедленно распахнулись!
– Такой малейшей, что от нее ночью взорвалось восточное крыло? Случайно, конечно же.
Эльза почувствовала, как предательский румянец заливает краской щеки.