Красные озера

– Тебе, может, и факт, у меня же столько книг нету, – Радлов ухмыльнулся, как любой неграмотный человек, гордящийся своей необразованностью. Впрочем, тут Радлов больше прикидывался, чтоб самолюбие потешить таким своеобразным способом – уж коль скоро он полжизни занимался добычей ископаемых, назвать его в самом деле неграмотным никак нельзя.

– И потом, все же понятно, – миролюбиво продолжал Лука, не обращая внимания на дружеский подкол. – Ты вроде как на заводе зациклился, а женщине оно разве нужно? Нет, ей бы хозяйство крепкое, в доме чтоб все хорошо было да ребенок пристроен. Конечно, она на тебя срывалась. Отсюда и облегчение твое нынешнее.

– Чего ж срываться? Разве не оказался я прав? У котлована машины-то, видал?

– Да, только что мимо них проходил, – Лука задумался на минуту. – Я, собственно, о машинах и пришел поговорить. Если по-хорошему, то мне… мне, выходит, извиниться надо перед тобой.

– Чего вдруг?

– Ты действительно предупреждал, что будут строить. Никто не верил. Я тоже не верил. А теперь вижу – не стали бы технику зазря к котловану сгонять, намечается строительство. Ты вот мне скажи только – кто?

– Кто их перегнал?

– Именно. Странная, видишь ли, история выходит! С вечера все тихо, люди спать улеглись, а наутро – глядь! – громады эти стоят. То есть некто под покровом ночи умудрился перевести технику, оставшись незамеченным, еще и шума не наделал нисколько.

– Думаешь, я? Приходили уже тут под окна, орали, зачем, мол… только вовсе это не я, хочешь верь, хочешь нет!

– Верю, верю, не горячись. И не думал даже… но кто? Может, есть какие-то соображения?

– Нет у меня соображений, – мрачно ответил Радлов. – И быть не может. Делают все так, словно нечистая сила замешана. А я с нечистой силой не знаком, не доводилось.

– И что, строиться тоже само станет, без рабочих?

– Почем я знаю? Поживем – увидим. Слушай, – тут Петр неожиданно сменил тему, – Илья-то твой как?

– Илья? – обувщик растянул имя сына, словно пробуя на вкус каждый звук, затем заставил опуститься вздернутые уголки своего рта, отчего нижняя часть лица совершенно побелела. – Как в ту ночь вернулись – машина-то еще твоя застряла, помнишь? – он в лесок. Думаю, наверное, что-то переосмыслить хочет, в одиночестве побродить, успокоиться. И тут какое-то чудовищное беспокойство охватило, рванул я за ним и… в общем… из петли его достал.

– Боже! Как?! – воскликнул Петр, испытывая неподдельный ужас. Он вообще был из таких людей, которых чужое желание уйти из жизни надолго выбивает из привычной колеи, вне зависимости от того, исполнено это противоестественное желание или нет.

– Решился как-то. Может, от стыда, может, от тоски. Любит, видать, Лизавету-то.

– Погоди, так ты ж его оставил сейчас!

– Нет-нет. Инна с ним сидит. У них, конечно, так называемый конфликт поколений налицо. Но в старухе столько жизни, несмотря на общую дряхлость. Глядишь, Илья от нее заразится и живей сделается. А то он все больше в себе.

– Да слава Богу, ты успел! Как представлю… жутко, нечего сказать. Я бы, конечно, на твоем месте Лизку проклинал.

– Зачем проклинать? У нее тоже, видимо, причина имелась. И потом, ведь часть денег только взяла. Часть! Выходит, совесть в ней есть. Не совсем она, иными словами, испорчена, ее еще можно спасти, как объявится.

– Загадочный ты, Лука, человек. Она хоть мне и дочь, пусть приемная, а нисколько ее не оправдываю. Что говорить, дура и есть дура. И, между нами, б… та еще, хоть нехорошо так думать. Я, конечно, переживаю, да правда упряма! А ты все понять пытаешься, в голову к ней влезть, что ли…

– Просто зла не держу. Нет в том пользы.

Радлов посмотрел на собеседника внимательно и с удивлением, однако возражать не стал.

Лука посидел еще немного на месте, размышляя о чем-то своем, затем вздрогнул всем телом, будто отошел от чересчур затянувшегося сна, на ноги вскочил и засобирался уходить.

– Ты не спеши, – остановил его Петр. – Я с тобой выйду, покажу кое-что.

В прихожей он взял лопату, вызвав тем явное недоумение у своего гостя, а на улице резко завернул в сторону и начал огибать дом, приглашая за собой следовать. Лука повиновался.

Шли по направлению к холму, где раньше покоились строительные машины, только до самого холма так и не добрались – на середине пути Радлов взял левее и остановился около небольшого земляного валика, который, судя по его рыхлости, воздвигли буквально вчера.

– Я тут одну вещь отрыл накануне. Потом, конечно, обратно присыпал, вроде как от посторонних глаз, – Петр поморщился, вонзил лопату в основание валика и принялся с остервенением его разрушать, разбрасывая вокруг себя комья зернистого, сухого грунта. При этом он продолжал говорить, борясь с одышкой:

– Иду, значит, посмотреть, все ли машины перегнали к котловану, любопытство-то разобрало! И вижу… уф… борозду в почве, длинную такую, она вон… через мой дом до самого озера тянется. Земелька вроде как осела по одной линии… ты приглядись внимательней, видишь?

Лука отрицательно помотал головой. Радлов перевел дыхание и вновь стал копать, постепенно превращая валик в довольно широкую яму и стараясь объяснить как-то свои действия:

– Погоди чуток, увидишь сейчас. Ты с грунтом, поди, не работал никогда, тебе невдомек. А у меня глаз наметан, я борозду сразу приметил. Дай, думаю, гляну, отчего она здесь…

Петр отбросил лопату и с явным облегчением в голосе воскликнул:

– Готово! На, смотри.

Лука медленно приблизился к краю образовавшейся ямы, немного наклонился и увидел на дне металлические трубы разного диаметра, всего четыре или пять. Трубы пролегали под землей на глубине около метра и, надо полагать, тянулись по направлению от холма до котлована – определить наверняка возможности не было, поскольку яма открывала лишь очень небольшой участок.

Вверх потянулись клубы густого, горячего пара.

– Теплотрасса? – уточнил Лука.

Не только. Тут тебе и тепло, и водоснабжение, труб-то много. Они, кажется, еще и ветвятся внизу, часть к болотам идет, часть к озеру. И вроде как на той стороне озера ко всем участкам подведены. А начало берут наверняка за холмом, у притока реки. Выходит, там котельная должна стоять, не сама же по себе вода нагревается.

– От этого, выходит, снег таял?

– Уж наверняка от этого. Но как положили? Тут камни дробить надобно, чтоб докопаться, а поверхность не тронута – просела над трубами и только. Честное слово, будто из-под земли кто прокладывал! – Радлов улыбнулся, но вышло почему-то совсем не весело, даже с каким-то оттенком обреченности на лице. – А говорят, мол, я помешался и машины перегнал. А вот это все что, тоже я? Что, зарылся в почву, как червяк, и полтора километра труб в одного проложил? Смешно, ей-богу! Ну… веришь мне теперь?

– И раньше верил, и мысли не допускал, будто ты! Я о том лишь говорил, что неизвестно, чьих рук дело.

– То-то и оно, неизвестно. Чудеса! Право слово, чудеса.

– Сам-то что думаешь?

– Не знаю, Лука. Не знаю.

2.

Поздним вечером того же дня, когда Лука уже сидел у себя дома и беседовал с Ильей (пытался беседовать, если говорить точнее, поскольку усилия вывести на разговор человека, бессмысленно уставившегося в потолок и пребывающего в состоянии крайней апатии, едва ли можно назвать беседой), к Радлову пришли. Кто-то настойчиво тарабанил в дверь, явно замахиваясь кулаком со всей силы. Петр отворил и, даже не успев взглянуть на посетителя, накинулся на него с криком:

– Ну? Чего? Ты еще кто такой?!

На пороге стоял совершенно незнакомый рослый мужчина в грязноватой одежде, с синюшным от пьянства лицом.

– Тут, что ли, Радлов проживает? – поинтересовался незнакомец.

– Я Радлов. Чего тебе?

– Так я это… бригадир от рабочих.