У всех от прошлого – нескладные осколки,
плюс к ним – баланда, нары, вышки и штыки.
И мы теперь живём, как северные волки,
и то и дело скалим злобные клыки.
А дома – жёны, дети, матери страдают
в тисках печальных бесконечного поста.
Рубли добытые – как снег апрельский тают,
в глазах навеки поселилась пустота.
Навряд ли явится на Божий свет мессия,
чтоб от Москвы пройти до дальнего села.
В полярной ночи утонула вся Россия,
как будто в небе солнца нет, и нет тепла.
Сейчас бы водки двести грамм, а лучше – виски,
чтоб ненадолго приукрасить серый век!..
Но мы… застряли в глухомани, под Норильском,
и лучший наш напиток – горький белый снег.
В городе жара
Летний полдень, и от зноя изнывающий народ,
в камень города безжалостно закованный,
то к мороженому рвётся, то водичку жадно пьёт,
грустно в тень ползёт почти организованно.
Кто по улицам болтается, как мы, средь бела дня?..
Если день – не выходной, – обычный, будничный.
Чем-то граждане вокруг слегка похожи на меня,
проходящего неспешно мимо булочной.
Отпуск близится к финалу. Лишь четыре светлых дня,
и работа, бесконечно надоевшая,
окружив забором, вновь потянет жилы из меня,
каторжанином дразня, не насмерть вешая.
Инженер, не попрошайка, но осадочек в душе:
жаль, что этим ремеслом всё дело кончится.
Нелюбимая работа, гроб на пятом этаже.
Не завидую другим, хотя и хочется.
Оглянусь по сторонам: вон там – полтонны толстяка,
тут вопросы задаёт спина сутулая.
Люди бродят по жаре. Почти у всех, наверняка,
о своём житье такие ж мысли снулые.
У киоска овощного выгружается «десант» –
поредевшие запасы пополняются.
Носит ящики с томатами парнишка-азиат
в майке с надписью «Всё только начинается!..»
В знак отличной погоды
А помнишь: с тобою нам было так сладко!..
Всегда перед сном мы тепло обнимались.
Дышала мне в грудь. И горел прикроватный
неяркий светильник, снимая усталость.
Теперь всё не так, будто мы охладели
друг к другу, и нас вдруг осыпало градом.
Лежим, как чужие, в холодной постели, –
хотя, как и прежде, – мы вместе и рядом.