Полное собрание сочинений. Том 6. Казаки

– Легко ли, нищего сватать пришелъ, черная немочь! Николи не соберется, такой же голякъ, какъ и сватъ, проворчала старуха, не выдержавъ, когда старикъ проходилъ с?ни. – Вишь старый песъ!

– Спасибо, мамука, за ласку, сказалъ старикъ и съ этимъ отв?томъ онъ вышелъ отъ эсаула.

* № 11.

МАРЬЯНА.

Глава 1.[64 - Глава 1 сохранилась лишь в копии № 7.]

1.

Въ 1850 году 28 февраля была выдана подорожная по собственной надобности отъ Москвы до Ставропольской Губернiи, города Кизляра, канцелярскому служителю Т-аго депутатскаго собранiя, коллежскому Регистратору Дмитрiю Андрееву Ол?нину; и въ конц? Марта м?сяца, этотъ самый Д. А. Ол?нинъ выезжалъ изъ Москвы изъ гостинницы Шевалье ночью на перекладныхъ саняхъ съ своимъ дворовымъ челов?комъ Ванюшей.

– Славный малый этотъ Ол?нинъ, сказалъ одинъ изъ провожавшихъ его друзей, выходя на крыльцо, когда сани уже отъ?хали отъ него. – Только что за нел?пость ?хать юнкеромъ на Кавказъ. Онъ право пропадетъ тамъ. Елизаръ! подавай! крикнулъ онъ кучеру.

– Да, славный малый! л?ниво сказалъ другой прiятель, вышедшiй вм?ст?.

– Но какъ онъ еще молодъ! Я бы полтинника не взялъ теперь ?хать на Кавказъ, да еще на перекладной, сказалъ первой, садясь въ карету и захлопывая дверцу. Прощай. Будешь завтра об?дать въ клуб??

– Буду.

И оба разъ?хались.

А ямская тройка, въ которой сид?лъ Ол?нинъ, взвизгивая кое-гд? подр?зами о камни мостовой, двигалась между т?мъ по какимъ-то невиданнымъ, пустыннымъ улицамъ, съ красными домами и церквами. Ол?нину казалось, что только у?зжающiе ?здятъ по этимъ улицамъ.

2. Оленинъ.

Кто изъ насъ не былъ молодъ, кто не любилъ друзей, кто не любилъ себя и не ждалъ отъ себя того, чего не дождался? Кто въ ту пору молодости не бросалъ вдругъ неудавшейся жизни, не стиралъ вс? старыя ошибки, не выплакивалъ ихъ слезами раскаянiя, любви и, св?жiй, сильный и чистый, какъ голубь, не бросался въ новую жизнь, вотъ вотъ ожидая найти удовлетворенiе всего того, что кип?ло въ душ?? Ол?нинъ былъ въ этой блаженной пор? молодости. Хотя уже не разъ онъ говорилъ себ?, что нашелъ теперь несомн?нно ту дорожку, которая ведетъ къ счастью, и, далеко не дойдя до ц?ли, расходился въ сторону, заблуждался и останавливался. Онъ и теперь твердо былъ ув?ренъ, что нашелъ настоящую дорогу и уже никогда не ошибется. И эта дорожка была военная служба на Кавказ?, которую онъ начиналъ 25-ти л?тнимъ юнкеромъ.

Съ 18-ти л?тъ еще только студентомъ Ол?нинъ былъ свободенъ, такъ свободенъ, какъ только бывали свободны русскiе люди. Въ 18-ть л?тъ у него не было ни семьи, ни в?ры, ни отечества, ни нужды, ни обязанностей, былъ только см?лый умъ, съ восторгомъ разрывающiй вс? съ пеленъ над?тыя на него оковы, горячее сердце, просившееся любить, и непреодолимое желанье жить, действовать, идти впередъ, вдругъ идти впередъ, по вс?мъ путямъ открывавшейся жизни.

Странно подд?лывалась русская молодежь къ жизни въ последнее царствованiе.[65 - Поправлено въ последнiя времена.] Весь порывъ силъ, сдержанный въ жизненной вн?шней д?ятельности, переходилъ въ другую область внутренней д?ятельности и въ ней развивался съ т?мъ большей свободой и силой. Хорошiя натуры русской молодежи сороковыхъ годовъ вс? приняли на себя этотъ отпечатокъ несоразм?рности внутренняго развитiя съ способностью д?ятельности, празднаго умствованiя, нич?мъ не сдержанной свободы мысли, космополитизма и праздной, но горячей любви безъ ц?ли и предмета.

Сынъ средней руки русскаго дворянина и матери – бывшей фрейлины и чопорной дамы, умершей посл? его рожденiя, онъ росъ въ деревн? на рукахъ отца-предводителя и старой тетки. Отецъ умеръ, когда еще ребенокъ не усп?лъ оц?нить его. И когда старые друзья отца встр?чались съ сыномъ и, взявъ его за руку и глядя ему въ лицо, говаривали: «какъ я любилъ вашего отца! Какой славный, отличный челов?къ былъ вашъ батюшка!» – мальчику казалось, что въ глазахъ друзей проступали слезы, и ему становилось хорошо. Отецъ такъ и остался для сына туманнымъ, но величаво мужественнымъ образомъ простого, бодрого и вс?ми любимаго существа. Образъ матери былъ еще бол?е туманный и еще бол?е прекрасный. Какъ она любила сына! Какъ была умна! Какъ вс? не могли не уважать ее, какъ даже самъ отецъ преклонялся передъ нею! Мать была удивительная женщина. Изъ вс?хъ д?тскихъ уб?жденiй только эти два милые образа остались нетронутыми въ душ? мальчика, тогда какъ посл? смерти отца, пере?хавъ въ Москву, началось вообще разрушенiе того д?тскаго мiра.

Очень скоро Митя началъ думать (еще до поступленiя въ университетъ), что тетка его очень глупа, не смотря на то, что всегда говоритъ такъ кругло, и не смотря на то, что самъ князь Михаилъ къ ней ?здитъ и ц?луетъ ея мягкую б?лую руку. Долго онъ колебался, все предполагая умышленную вн?шность глупости, скрывающую глубокiя вещи. Но когда ему минуло 16 л?тъ и онъ принялъ отъ нея им?нье и сов?ты, онъ окончательно уб?дился въ этомъ, – и открытiе это доставило ему величайшее наслажденiе. Это былъ первый шагъ во вновь открытую землю, товарищи по университету д?лали такого же рода открытiя и сообщали ихъ, и Оленинъ съ жаромъ молодости предался этимъ открытiямъ, все расширяя и расширяя ихъ поприще. Понемногу стали открываться необыкновенныя вещи. Открылось, что все наше гражданское устройство есть вздоръ, что религiя есть сумашествiе, что наука, какъ ее преподаютъ въ университет?, есть дичь, что сильные мiра сего большей частью идiоты или мерзавцы, не смотря на то, что они владыки.[66 - Несколько выше на полях ремарка; Онъ учился презирать Закрев[скаго].] Что св?тъ есть собранiе негодяевъ и распутныхъ женщинъ и что вс? люди дурны и глупы. И еще, еще, и все ужасн?е открывались вещи. Но вс? эти открытiя не только не грустно д?йствовали на молодую душу, но доставляли ей такое наслажденiе, которое могло бы доставить только открытiе совс?мъ противное, что вс? люди умны и прекрасны.

Это было потому, что вс? т? же люди, только стоило имъ захот?ть и послушаться Оленина, они могли бы вдругъ сд?латься такъ умны и прекрасны. Эта молодая душа чувствовала, что она сама прекрасна, и совершенно удовлетворялась и ут?шалась этимъ. Всл?дствiе этаго молодой Оленинъ не только не казался мизантропомъ, напротивъ, погляд?въ на него, когда онъ спорилъ съ товарищами или боролся съ ними и пробовалъ свою силу, или когда Оленинъ подходилъ къ женщин? и роб?я стоялъ у двери на бал?, погляд?въ на его румяныя щеки, здоровыя плечи, быстрыя движенья, въ особенности на его блестящiе, умные глаза и добрую, добрую, н?сколько робкую улыбку, всякой бы сказалъ, что вотъ счастливый молодой челов?къ, в?рящiй во все хорошее и прекрасное. – А онъ былъ отчаянный скептикъ, разрушившiй весь существовавшiй мiръ и очень довольный т?мъ, что разрушилъ.

Въ первой молодости то хорошо, что челов?къ живетъ разными сторонами своего существа, независимо одна отъ другой. – Умъ давно уже объяснилъ ему, что г[ен.] губернаторъ есть идiотъ, а онъ все таки изо вс?хъ силъ желаетъ, чтобы его рука была пожата рукою г[ен.]-губернатора. Умъ доказалъ, что св?тъ есть уродство, а онъ съ трепетомъ, волненiемъ входитъ на балъ и ждетъ, ждетъ чего-то волшебно счастливаго отъ этаго ужаснаго св?та. Профессора наши только говорятъ вздоръ, а вздоръ этотъ онъ жадно всасываетъ въ себя и на немъ строитъ дальнейшiя скептическiя разсужденiя. Игра, любовь, все это – сумасшествiе, а онъ отдается этому сумасшестiю. Такъ для Оленина вс? эти осужденныя имъ приманки жизни им?ли власть, отъ которой онъ и не думалъ отд?лываться, и только ч?мъ больше отдавался одной изъ нихъ, т?мъ больше осуждалъ ее.

Любовь къ женщин? больше всего возмущала его. Что за вздоръ! Любовь вообще, любовь къ челов?ку, это понятно. Чувственность – тоже понятно; но что за выдумка какой-то в?чной высочайшей любви, думалъ онъ и не смотря на то, вс?ми силами души желалъ этой в?чной, высочайшей любви. Онъ влюблялся не разъ. Ложился спать взволнованно счастливой и говорилъ: вотъ она! Но утромъ, просыпаясь, спрашивалъ: гд? же она? Что же не обхватываетъ меня, не вяжетъ по рукамъ и ногамъ, не влечетъ куда-то туда? И н?тъ! увы, ничего! онъ чувствовалъ себя свободнымъ и негодовалъ на какую то выдумку любви. Университетское время прошло въ этихъ открытiяхъ и въ безсознательныхъ попыткахъ найти жизнь, гд? все было легко и хорошо.

Но настало время жить и д?йствовать среди этихъ безобразныхъ людей и учрежденiй! И Оленинъ сталъ жить и пошелъ вдругъ по вс?мъ путямъ, открывшимся предъ нимъ: наука, слава, любовь, св?тъ, кутежи, игра. Все это было вздоръ, но тянуло ко всему.

3.

Пять л?тъ прожилъ такъ молодой челов?къ полнымъ хозяиномъ своего довольно большого состоянiя, числясь на служб?, то въ Москв?, то въ Петербург?, то въ деревн?, ничего не любя горячо, ничего не д?лая и все собираясь что то сд?лать.

Пускай разсудители-мудрецы осуждаютъ прошедшее молодое покол?нiе зa праздность; я люблю эту праздность людей, оглядывающихся вокругъ себя и не сразу р?шающихся положить куда-нибудь всю ту силу, которую они вынесли изъ юности. Плохой юноша, выйдя на св?тъ, не задумывался, куда положить всю эту силу, только разъ бывающую въ челов?к?. Не силу ума, сердца, образованiя, а тотъ не повторяющiйся порывъ, ту на одинъ разъ данную челов?ку власть молодости сд?лать изъ себя все, что онъ хочетъ, и, какъ ему кажется, сд?лать изъ всего мiра все, что онъ хочетъ. – Правда, бываютъ люди, почти совершенно лишенные этаго порыва; но Оленинъ въ высочайшей степени сознавалъ въ себ? присутствiе этаго всемогущаго бога молодости, эту способность всему переродиться въ одно желанiе, одну мысль, способность захот?ть и сд?лать, способность, не зная, что, зач?мъ, куда, броситься головой внизъ съ Ивана Великаго, для науки ли, для любви ли, для искусства ли. И можно, и должно задуматься, нося въ себ? эту силу, всегда и всегда будутъ задумываться. А еще бол?е въ то время, въ которое развивался Оленинъ. Онъ им?лъ въ себ? это сознанiе, оглядывался, искалъ, но жилъ вм?ст? съ т?мъ и жилъ пошло. Въ городахъ онъ ?здилъ въ св?тъ, и не признаваясь въ томъ, ут?шался усп?хомъ, который им?лъ въ немъ, благодаря своему состоянiю и еще бол?е столь р?дкому, оригинальному, энергическому уму и красивой наружности. Потомъ, всл?дствiе щелчка самолюбiю или усталости, бросился въ разгульную жизнь, страстно игралъ въ карты, пилъ и ?здилъ къ цыганамъ. Потомъ, промотавшись, у?зжалъ въ деревню, много читалъ, пробовалъ хозяйничать и опять бросалъ и опять, над?ясь, что онъ ошибся, возвращался къ прежней жизни.

Ни д?ятельность, ни любовь, которыхъ онъ желалъ, не забирали его, и онъ все ждалъ, все над?ялся и все чувствовалъ, что еще много и много онъ можетъ сд?лать. Посл?днюю зиму въ Москв? онъ игралъ больше, ч?мъ прежде, и проигралъ гораздо больше, ч?мъ могъ заплатить, не продавая им?нья. Дядя его взялся исправить его д?ла и взялъ въ руки его им?нье; Оленинъ же по?халъ на л?то въ Тамбовъ къ женатому товарищу и прiятелю. Ужъ онъ переставалъ ясно вид?ть блаженное будущее, пошлость жизни начинала со вс?хъ сторонъ обхватывать его, ему становилось жалко потеряннаго времени и скор?е, скор?е хот?лось начать жить вс?ми силами. Мысль семейнаго счастья, съ д?тства бывшая его любимой мыслью, съ новой силой явилась ему. – «Вотъ оно, что мн? нужно! И она, она-то и есть та, которую я буду любить», подумалъ онъ, увидавъ сос?дку барышню у своего прiятеля: «кроткое, тихое, любящее и красивое созданiе, мать д?тей, деревенская тишина и ровная, плодотворная д?ятельность – вотъ что мн? нужно». – Къ несчастью кроткое созданiе полюбило всей душой молодого челов?ка и дало почувствовать въ первый разъ всю прелесть и блаженство любви, ему тоже захот?лось любить; но любви не было. Онъ сталъ насиловать себя, но обманулъ д?вушку. Онъ мучался, ломалъ себя; но ничего не было, кром? страданiй. Никакая попытка не обошлась ему такъ дорого, какъ попытка семейнаго счастья.

Увидавъ всю преступность того, что онъ сд?лалъ, онъ испугался и ожесточился. Онъ грубо развязалъ узелъ, который его привязывалъ къ ней, и у?халъ съ раскаяньемъ и злобой на самаго себя, на нее и на вс?хъ людей. Тутъ же въ губернскомъ город? онъ сталъ играть и въ какомъ-то безпамятств? проигралъ больше того, что могъ заплатить, и больше того, что могъ взять у дяди. Тутъ онъ въ первый разъ испыталъ отчаянiе и ему уже казалось, что все кончено и жизнь испорчена на всегда. Но жизнь не портится, пока есть молодыя силы жизни. Д?ло поправилось очень скоро; старикъ дядя заплатилъ долгъ такъ скоро, какъ не ожидалъ даже выигравшiй шулеръ. Оленинъ по?халъ зарыться въ деревню къ дяд?. – Дядя одинъ разъ вечеромъ предложилъ племяннику старое изв?стное средство для поправки и денежныхъ д?лъ, и характера, и карьеры – службу на Кавказ?, т?мъ бол?е, что товарищъ и другъ его тамъ начальникомъ.

«Справить тебя мы соберемъ денегъ, долги безъ тебя лучше заплатятся», сказалъ дядя. Много должно было спасть сп?си съ молодаго Ол?нина, чтобы послушаться такого сов?та, на себ? испытать м?ру, употребимую для безполезныхъ и неисправныхъ мальчишекъ-шалапаевъ. Онъ, другъ изв?стнаго H., онъ, за которымъ б?гали въ Т. Д. и Б., онъ, который не находилъ ни одной дорожки въ Россiи, достойной своей д?ятельности, пойдетъ солдатствовать на Кавказ?! Но, подумавъ недолго, онъ согласился съ дядей, хотя въ ут?шенiе себ? говоря, что дядя вовсе не понимаетъ, почему онъ ?детъ, – не за т?мъ, чтобъ карьеру сд?лать, не за т?мъ чтобы поправить д?ла. При томъ ?детъ только съ т?мъ условiемъ, чтобы дядя отнюдь не писалъ своему другу начальнику. – Онъ поступилъ юнкеромъ въ первую батарею, какая попалась изъ наибол?е д?йствующихъ. Трудно передать, какъ самъ себ? объяснялъ Оленинъ причину своей по?здки на Кавказъ. Война, по его понятiямъ, вообще была самая посл?дняя деятельность, которую могъ избрать благородный челов?къ, особенно война на Кавказ? съ несчастнымъ рыцарскимъ племенемъ горцевъ, отстаивающихъ свою независимость.

Онъ говорилъ себ?, что ?халъ для того, чтобы быть одному, чтобы испытать нужду, испытать себя въ нужд?, чтобы испытать опасность, испытать себя въ опасности, чтобъ искупить трудомъ и лишеньями свои ошибки, чтобы вырваться сразу изъ старой колеи, начать все снова, и свою жизнь и свое счастье. А война, слава войны, сила, храбрость, которыя есть во мн?! А природа, дикая природа! думалъ онъ. Да, вотъ гд? счастье! р?шилъ онъ и, счастливый будущимъ счастьемъ, спешилъ туда, гд? его не было.

3. Воспоминанья и мечты.

Какъ всегда бываетъ въ дальней дорог?, первыя 2, 3 станцiи воображенiе остается въ томъ м?ст?, откуда ?детъ, и прощается съ воспоминанiями; на третьей, четвертой станцiи, съ первымъ утромъ, встр?ченнымъ дорогой, онъ вдругъ перелетаетъ на другой конецъ дороги, къ ц?ли путешествiя, и тамъ строить замки будущаго.

Такъ и случилось съ Оленинымъ. Вы?хавъ за Москву, онъ огляд?лъ сн?жныя поля, знакомыя, тихiя сн?жныя поля, порадовался тому, что онъ одинъ среди этихъ полей, увернулся въ шубу, спустился и задремалъ. Сердце подсказывало воображенiю. Прощанье съ прiятелемъ и эта сдержанно, мужественно выраженная любовь тронули его. – «Люблю......... очень люблю»...... твердилъ онъ самъ себ? и ему вспоминалось все л?то, проведенное съ нимъ въ Т. Онъ малъ ростомъ, дуренъ, неловокъ; лежитъ въ деревн? у себя на диван?, все читаетъ что ни попало, или пойдетъ рыбу удить, или ходитъ и думаетъ, что то все хорошее про себя думаетъ и никому не говоритъ. Про себя онъ никогда не говоритъ, а сколько бы онъ могъ сказать про себя хорошаго. —

«Ты не знаешь про Нико[но]выхъ?» разъ вечеромъ неожиданно говоритъ онъ.

– «Сос?дки?»

– «Да, по?демъ къ нимъ». И въ лиц? его что-то странное, какъ будто ему стыдно и чего то хочется. Это съ нимъ р?дко бываетъ.

Закладывается д?душкина желтая кабралетка и мы ?демъ черезъ эту милую поляну, этотъ милый л?съ съ караулкой, и онъ такъ неловко, но съ хозяйскимъ самодовольствомъ править караковымъ лопоухимъ Дьячкомъ, который добръ, какъ и онъ самъ, и черезъ эту милую, милую аллею подъ?зжаемъ къ барскому старому мрачному дому, въ которомъ такъ св?жо, молодо, мягко, любовно. Лакей Михайло, молодой курчавый лакей-д?вушникъ радехонекъ, что прi?халъ Пенсковъ еще съ. прiятелемъ. Изъ окна мрачнаго дома глядитъ д?тская головка и старушечье лицо въ платк? съ милой висящей кожей подъ подбородкомъ, какъ у п?туха. По песчаной дорожк? изъ сада идутъ два б?лыя св?тлыя платья и яркiе платочки. И солнце, и садъ, и цв?ты, и платочки, и зонтикъ, и лица, и см?хъ, и ихъ говоръ женской д?вичей, – все такъ радушно, весело. И милый б?днякъ Пенсковъ, какъ просв?тл?лъ и какъ замялся, представляя меня. Какъ я этаго тогда не заметилъ!......

И опять я ?ду съ нимъ въ кабралетк? и опять садъ, цв?ты, и добрая, милая д?вушка, и опять мы ?демъ вм?ст? и ужъ онъ меньше говоритъ, больше ходитъ и думаетъ, а у нея все счастлив?е и счастлив?е молодое милое лицо. Вотъ и ночь, кабралетка давно ждетъ подъ зв?зднымъ небомъ у воротъ и слышно, какъ Становой въ темнот? бьетъ съ нетерп?нiемъ ногами по лапуху и фыркаетъ и катаетъ колеса кабралетки, а мы сидимъ въ гостиной; я у окна, онъ ходитъ въ другой комнат?, а она св?тла, счастлива, въ б?ломъ плать? сидитъ за старымъ роялемъ и въ комнат? льются звуки и плывутъ черезъ окна, черезъ отворенную дверь балкона въ темный садъ и тамъ живутъ, и сливаются съ звуками ночи, которые сюда просятся въ гостиную.

«Н?тъ, это не шутка», говорю я [себ?], глядя на ея чистый лобъ, на этотъ профиль, на пристально блестящiе глаза и чуть сдвинувшiяся тонкiя брови. «Мысль, и серьезная мысль, и чувство живетъ въ этомъ миломъ прекрасномъ т?л?. Будетъ шутить съ жизнью, будетъ р?звиться. Я люблю васъ!»

Н?тъ, зач?мъ говорить? она знаетъ, она пойметъ!»

– «Прощайте, вамъ спать пора!» говоритъ Пенсковъ. И на крыльц? въ темнот? она стоитъ и чуть б?л?ется; но я вижу, я чую ея улыбку, ея блестящiе глаза. «Прi?зжайте же завтра», говоритъ она. Она думаетъ, что говоритъ: прi?зжайте завтра, а она говоритъ: «я люблю васъ!» И въ первый разъ она говоритъ это.

А Становой махаетъ своимъ глупымъ хвостомъ черезъ возжу и везетъ куда то. Вези, Становой, – голубчикъ Становой, какъ я люблю тебя, какъ я люблю Пенскаго, какъ я люблю ночь съ ея зв?здами, какъ я люблю кабралетку, какъ я люблю Бога, какъ я себя люблю за то, что я такой прекрасный! А онъ, б?дняжка, сидитъ и дудитъ свою папироску и промахивается концами возжей по уб?гающему крупу Становаго. И опять ?демъ черезъ милую поляну, и на ней туманъ, и пере?зжаемъ черезъ шоссе и тутъ выходитъ м?сяцъ, и шоссе д?лается б?лое, серебряное, и опять про?зжаемъ милый л?съ съ караулкой, a т?ни ложатся черезъ пыльную дорогу и отъ караулки черная т?нь падаетъ на росистую.

«Непрем?нно же прi?зжайте завтра!» сказала ты, милая д?вушка. Прi?ду и никогда не у?ду больше безъ тебя! И напрасно я у?халъ. Она любила меня. – А ты разв? любилъ ее? говоритъ внутреннiй голосъ. Н?тъ? такъ и не плачь. Разв? мало счастья на св?т?? мало въ теб? силы любить?....

Утро застало Оленина на 3-й станцiи. Онъ напился чаю и благоразумно прямо ус?лся въ саняхъ, уложивъ акуратно вс? чемоданы и узлы, зная, гд? все находится и зная, гд? у него деньги и сколько, и гд? видъ, и гд? подорожная и шоссейная росписка, и сумка, и чемоданъ и погребецъ, и од?яло. И все [такъ] акуратно и практично, что ему весело стало. Днемъ онъ считалъ про?ханныя версты и число ихъ до города и гд? об?дать, и гд? чай пить, и когда прi?детъ. Разчитывалъ тоже деньги, и число, и сроки долговъ. Къ вечеру по его вычисленiю до Ставрополя оставалось 7/11 съ половиной всей дороги. Опять онъ хот?лъ задремать. – Воображенiе его теперь уже было на Кавказ?.[67 - Здесь на полях: а долги? – прочь! а В.? – прочь!] —

Я прi?зжаю въ полкъ, онъ идетъ вечеромъ въ экспедицiю. Полковой командиръ сов?туетъ мн? остаться, къ удивленiю его я не соглашаюсь, лошадь готова, оружiе куплено, мы идемъ и прямо попадаемъ на засаду. «Не бойтесь, друзья, впередъ, ребята!» – «Вотъ тебя то мн? и нужно!» и я бросаюсь на однаго изъ Наибовъ, который весь въ б?ломъ. Онъ не можетъ выдержать моего натиска. Они б?гутъ, солдаты окружаютъ меня и мы проникаемъ въ горы. Я заслужилъ уваженье. Меня спрашиваютъ, что д?лать дальше. Я хожу одинъ по горамъ, узнаю народъ и м?ста и возвращаюсь. Я ничего не отв?чаю на вопросы. Я составляю планъ мирнаго покоренiя Кавказа. Я доказалъ уже, что я такое въ сраженьи, и теперь см?ло могу отказаться. Не нужно войны. Мы идемъ спокойно впередъ, народы высылаютъ намъ заложниковъ. – Я избираю главную квартиру въ одномъ изъ ауловъ и благословляемъ вс?ми.

Одинъ черкесъ привозить мн? въ подарокъ свою дочь. Боже мой! какая красавица эта женщина. Она дика, но чиста и прекрасна, какъ голубь. Я беру ее, чтобы спасти отъ пл?на и разврата, я понемногу открываю ей новый мiръ, она любитъ меня, какъ любятъ восточныя женщины. Но у ней есть женихъ, который хочетъ убить меня. Онъ ужасенъ, силенъ, храбръ и жестокъ, но я еще сильн?е и храбр?е его. Ему не удается. А пускай они говорятъ, что хотятъ, вотъ она, настоящая жизнь, я работаю, тружусь, подвергаюсь опасностямъ, тысячи людей благословляютъ мое имя, и есть женщина, которая одна составляетъ все мое счастье. Любовь, простая, сильная любовь, какъ награда посл? труда, – вотъ что мн? нужно. Да, и пойметъ наконецъ и дядя и Пенсковъ, зач?мъ я бросилъ все и по?халъ на Кавказъ.

А горы все стоятъ вокругъ меня ц?пью, потоки шумятъ и абреки рыщутъ съ разныхъ сторонъ и боятся моего имени. —

* № 12.

Лукашка только что вернулся съ горъ, куда онъ съ помощью кунака только что сбылъ трехъ лошадей, угнанныхъ изъ ногайской степи. Тотъ самый переводчикъ Балта, который былъ при выкуп? т?ла абрека, убитаго Лукашкой, разъ пришелъ въ сотню къ казакамъ, продавая кинжалъ. Онъ съ особенной радостью встр?тилъ Лукашку, какъ стараго кунака, и предложилъ ему выпить. Лукашка, ни у кого не остававшiйся въ долгу, поставилъ отъ себя два полштофа. Бес?да шла на кумыцкомъ язык?, на которомъ Лукашка натор?лъ въ последнее время за р?кой.

Балта говорилъ, что ни одинъ казакъ такъ не говоритъ по кумыцки, что н?тъ ни у кого такого коня, и н?тъ другого молодца, какъ Лукашка. «Джигитъ, кунакъ», все повторялъ онъ. «Въ горахъ знаютъ, кто Хаджи-Магому убилъ. Лукашку знаютъ. Тогда Хаджи-Магома съ 5-ю челов?ками хот?лъ у васъ косякъ угнать. Онъ одинъ плылъ, а товарищи въ камыш? сид?ли. Ты убилъ. Кто Хаджи-Магому убилъ, тотъ джигитъ. Его никто не могъ убить». – «А кони то, кони то», говорилъ онъ: «въ Ногайской степи такъ дурно ходятъ; намедни ?здилъ въ Кизляръ, будь только товарищъ, вдвоемъ бы увели косякъ ц?лый, а ужъ только до Терека добраться, а тамъ и мои». – «Ты у казаковъ угонишь пожалуй», говорилъ Лукашка. – Какъ можно, отв?чалъ Балта, посм?иваясь, такъ, что видно было, онъ и не хот?лъ скрывать, что и у казаковъ угонитъ, только бы дурно ходили кони. «Какъ можно, казаки – кунакъ. Ногай Шiига, его не гр?хъ красть. Шiига хуже русскаго.