– Опять, бачка, креститься побежал.
– Куда же это его, бездельника, понесло?
– А туда, бачка, где ныне, слыхать, твердый поп ездит.
– Ишь ты! Что же ему до этого попа за дело?
– А свои у нас там, бачка, свои люди живут, хорошие, бачка, люди: как же? Ему, бачка, жаль… он их жалеет, бачка, – за них креститься побежал.
– Да что же это за шайтан, этот твой брат? Как он это смеет делать?
– А что, бачка? Ничего: ему, бачка, уж все равно, а тех, бачка, зайсан бить не будет, и лама олешков не сгонит.
– Гм! Надо, однако, твоего досужего брата на примету взять. Скажи-ка мне, как его зовут?
– Куська-Демьяк, бачка.
– Кузьма или Демьян?
– Нет, бачка, – Куська-Демьяк.
– Да; по-твоему чище, – Куська-Демяк или меди пятак, – только это два имени.
– Нет, бачка, одно.
– Я тебе говорю – два!
– Нет, бачка, одно.
– Ну, тебе, видно, и это лучше знать.
– Как же, бачка, мне лучше.
– Но это его Кузьмой или Демьяном при первом или при втором крещении назвали?
Вылупился и не понимает; но, когда я ему повторил, он подумал и ответил:
– Так, бачка: это как он за меня крестился, тогда его стали Куська-Демьяк дразнить.
– Ну, а после первого-то крещения вы как его дразнили?
– Не знаю, бачка, забыл.
– Но он-то, чай, это знает?
– Нет, бачка, и он позабыл.
– Быть, – говорю, – этого не может!
– Нет, бачка, – верно, позабыл.
– А вот я его велю разыскать и расспрошу.
– Разыщи, бачка, разыщи; и он скажет, что позабыл.
– Да только уже я его, брат, как разыщу, так сам зайсану отдам.
– Ничего, бачка; ему теперь, бачка, никто ничего, – он пропащий.
– Через что это он пропащий-то? через то, что окрестился, что ли?
– Да, бачка; его шаман гонит, у него лама олешки забрал, ему свой никто не верит.
– Отчего не верит?
– Нельзя, бачка, крещеному верить, – никто не верит.
– Что ты, дикий глупец, врешь! Отчего нельзя крещеному верить? Разве крещеный вас, идолопоклонников, хуже?
– Отчего, бачка, хуже? – один человек.
– Вот видишь, и сам согласен, что не хуже?
– Не знаю, бачка, ты говоришь, что не хуже, и я говорю; а верить нельзя.
– Почему же ему нельзя верить?
– Потому, бачка, что ему поп грех прощает.
– Ну так что же тут худого? Неужто же лучше без прощения оставаться?
– Как можно, бачка, без прощения оставаться! Это нельзя, бачка. Надо прощенье просить.
– Ну так я же тебя не понимаю; о чем ты толкуешь?
– Так, бачка, говорю: крещеный сворует, попу скажет, а поп его, бачка, простит; он и неверный, бачка, через это у людей станет.
– Ишь ты какой вздор несешь! А по-твоему это небось не годится?
– Этак, бачка, не годится у нас, не годится.
– А по-вашему как бы надо?
– Так, бачка: у кого украл, тому назад принеси и простить проси; человек простит, и Бог простит.
– Да ведь и поп человек: отчего же он не может простить?
– Отчего же, бачка, не может простить? И поп может. Кто у попа украл, того, бачка, и поп может простить.