Восемнадцать Безбожных лет

– Что же ты не послала за Арахтом?! – барон начал чувствовать гнев, клокочущий где-то глубоко внутри. Несмолкаемый плач и лепет этой женщины выводили его из себя.

– Боже упаси! – начала бормотать Герда. – Чтобы подпускать к детю колдуна?! Нет, я молитву прочла, от порчи и сглаза. Что вы, хозяин, мало я таких деток выходила что ли?

Но, увидев горящий взгляд Горвея, она вдруг умолкла.

– Дура! – закричал он вдруг вне себя. – Идиотка! Проклятая баба! Молитву ты прочла?! Идёт первый безбожный год, кому ты читала свои молитвы?! Несносная женщина, хочешь загубить ребёнка? Иди сейчас же за Арахтом, пока я не велел высечь тебя как следует!

Ей вслед ещё летели ругательства, когда Герда выскочила из комнаты и помчалась разыскивать мага, молясь, чтобы её после этого не пороли. А у Горвея руки тряслись от гнева. Он вдруг понял, что его мысли, относительно глупости женщин не были безосновательны. Напуганная Лианна заревела с новой силой. Немного поостыв, барон подошёл к колыбели. Покрасневшее от слёз, перекошенное лицо младенца заставило его поморщиться. Он никогда не питал иллюзий по поводу красоты новорождённых, в чём вновь убедился. Большая голова была безобразно непропорциональна к телу, короткие ручки и ножки выглядели словно кочерыжки. Красная, всклокоченная, орущая девчонка могла бы показаться детёнышем какого-то зверя, если бы Горвей не знал, что это будущий Бог. Чтобы на всякий случай убедиться в этом, он перевернул её, поглядев на метку, расползшуюся по спине. Большое солнце, испещрённое узором. Лиа закричала от негодования и гнева. Вдруг барону стало жаль её.

– Ну что ты, тише, – постарался как можно спокойнее и величественнее произнести он, помня, к кому обращается. Ответом ему послужил новый приступ детской ярости. Не зная, что делать, Горвей немного покачал колыбель, но, поняв, что это не помогает, а, кажется, только усугубляет дело, он неловко поднял Лианну на руки и попробовал успокоить.

– Тише, тише, – повторял он, медленно бродя по комнате, от стены к стене, слегка покачивая ребёнка. Странно, но постепенно она начала успокаиваться, сменив крик и рёв на короткие, нервные всхлипывания. Барон не понимал, что же заставило её замолчать, но улыбнулся. Ему показалось, что сердце его начало наполнять тепло, поднимающееся изнутри. Теперь он глядел на пушистые рыжие волосы и успокоившееся лицо девочки без прежнего отвращения. Ему вспомнилось лицо его брата, с тёмно-серыми глазами и чёрными волосами, как его собственные, так близко от лица его матери, улыбающейся, на минуту счастливой. Барон улыбнулся. Его брат и мать были светлым воспоминанием его детства. Но и оно походило на одно короткое мгновение, так быстро их у него отняли.

Лицо его вдруг омрачилось.

– Ты не будешь похожа на моих мать и брата. Ради тебя же самой. Ты станешь самым сильным Богом, который когда-либо существовал! Не волнуйся, я сделаю тебя сильной.

Девочка причмокнула во сне губами. Навряд ли она услышала обещание отца.

Дверь тихонько скрипнула.

– Господин, – произнёс Арахт, на вопросительный взгляд хозяина, когда Горвей обернулся.

– У неё небольшой жар, посмотри, – сказал барон, смутившись, отдавая девочку в руки магу. Сам он задержался у двери на несколько секунд, обернувшись, но потом решительным шагов вышел прочь. От смешанного чувства ему было не по себе.

Глава третья. Безбожные годы

Годы сменяли друг друга с обычной неспешностью, хотя барону казалось, время замедлилось, или даже остановилось. Раньше, когда он говорил себе, что ждать осталось каких-то восемнадцать лет, ему становилось легко и торжественно на душе. Теперь же эта цифра маячила перед ним, как насмешка. Восемнадцать лет! Прошёл год, а Лианна только и научилась кое-как держаться на ногах! Горвей частенько поднимал голову на неверный топот детских ножек в коридорах, смех и лепет, беспокойные оклики кормилицы. Активная, весёлая девочка везде совала свой нос, всё хватала, щупала, кусала, разглядывала, пыталась сломать. Барон только и удивлялся, откуда у неё столько энергии?

Иногда он сам заходил в её комнату, садился в сторонке, наблюдая, как кормилица возится с Лией. Дочь сама подходила к нему, глядя голубыми, добрыми глазами. Горвей почти никогда с ней не возился, только в особо хорошем настроении. Большую часть времени он пропадал на охоте, гоняя свору по зелёным холмам. А так же в деревне, где решил навести порядок. Объехав все дома и фермы, он понял, что многие нуждаются в ремонте, потому послал корабль за материалами. В замке он велел залатать пробоины в стенах, привести в порядок конюшни и оружейную. Двор убрали, вывезли весь сор, скопившейся за годы запустения. Постепенно замок оживал, хоть и продолжал выглядеть заброшенным. Он был слишком велик для крохотной семьи и нескольких слуг.

– Я отправлюсь ко двору короля, – однажды известил Арахта барон. – Несмотря на то, что я собираюсь получить трон с помощью Нового Бога, мне всё ещё нужно появляться там, пока я один из Тридцати Баронов.

– Мудрое решение, господин. Но не забывай, где ты действительно нужен!

Горвей поморщился. Он не признавался магу, на самом деле ему совершенно не хотелось уезжать с острова и от дочери. Им вдруг всё чаще стало овладевать беспокойство, как бы с ней ничего не случилось в его отсутствие. Кроме кормилицы он приставил к ней ещё двух служанок, но всё равно никогда не мог быть до конца спокоен.

– Смотри за девочкой, – сказал он колдуну, глядя в сторону.

– Не волнуйся, господин. Я позабочусь о ней.

Горвей с тяжёлым сердцем покинул остров.

На материке было неспокойно. Безбожный год тяжело сказался на людях, а незнание, где же находятся Новый Бог – приводило их в отчаяние. Начавшийся раньше срока голод уже косил бедное население, заставляя лордов страшиться набегов бандитов на свои поля. Лишённые надежды и божества, люди творили безумные поступки.

Король был обеспокоен. Он призывал своих баронов пустить все силы на поиски пропавшего Бога, но в ускользающих, опущенных взглядах встречал только извинение и грусть. Они боялись. Баронам было страшно далеко отпускать своих воинов, так как города постоянно нуждались в защите и охране. К тому же, мало кто питал надежду на то, что Бог найдётся. Горвей молча стоял в стороне, стараясь не привлекать к себе внимания. Ему не нужны были лишние толки, ведь, начни он громогласно клясться, что отыщет Бога – на него могут пасть подозрения. О его переезде на отцовский остров никто ничего не сказал, хотя Горвей знал, что многие бароны в глубине души и осуждали его, видя в этом побег, и одновременно радовались, что один из самых сильных их противников как будто сдался. О, если бы они только знали, насколько ошибаются!

Как ни странно, именно в это беспокойное время большинство воров и разбойников покинули владения Горвея! Боялись ли они гнева барона, или же надеялись найти наживу в другом месте, не известно. Но барон воспринял эту новость, как хороший знак. Будто Божественная благодать уже была с ним.

Проведя при дворе около трёх месяцев, услышав все новые толки, разузнав новости и настроения, Горвей, объехав ещё раз свои земли, потратив на это ещё около четырёх месяцев, и вернулся домой. С собой он привёз ещё больше слуг, свой личный отряд воинов, лошадей, вина и припасов, чтобы спокойно пережить зиму. Лианна, только увидев отца, кинулась ему навстречу.

Горвей изумлённо наблюдал, как через грязный двор к нему бежит розовощёкая малышка, резво перебирая ногами и протягивая руки. Они только въехали в замок, миновав подвесной мост. За лошадью барона и его слугами тянулась длинная вереница повозок, нагруженных вещами, и пешие воины, каждый из которых нёс на плече копьё. Дворовые высыпали встретить хозяина.

Лианна, вырвавшись из рук кормилицы, бежала, то и дело поскальзываясь на липкой грязи, пачкая платье. Но счастью её не было предела. Горвей только и успел остановить лошадь, когда девочка подлетела к нему, сияя улыбкой. Конь захрапел, опасливо косясь на маленькое существо, снующее у него под ногами. На секунду барон почувствовал жгучий ужас, когда ему показалось, что злой скакун затоптал Лианну, но тут она снова выскочила из-под брюха лошади, глядя вверх и смеясь.

– Папа! – повторила она несколько раз восторженно. Чувствуя смятение от пережитого испуга, Горвей раздражённо крикнул: «Уйди с дороги!»

Подбежала нянька.

– Никчёмная баба! – злой голос барона эхом прокатился по стенам крепости. – Тебе разве не было сказано следить за ней?!

Бледнее молока, женщина схватила расхныкавшуюся Лию на руки. Сдерживая новую волну гнева, Горвей пришпорил коня, даже не обернувшись на зовущую его дочь. Чувство досады не отпускало его. Пока двор наводняли люди, разбирая кладь с повозок, барон отдал лошадь конюху, а сам, мешая грязь сапогами, направился в замок.

С Лианной он увиделся только через несколько часов. После обеда он велел привести её. Переодетая, умытая, в сопровождении другой служанки, она появилась на пороге его покоев, словно маленькая леди. Но, уже успев забыть страх перед отцом, она тут же бросилась к нему. Горвей остался спокойно стоять, разглядывая её. Рыжие волосы пушились, падая на круглое хорошенькое личико. Барон изумлённо глядел, как расплываются в улыбке её губы.

– Папа, – пропищала она. Горвей был потрясён. Его так ещё никто не называл, ещё ни один ребёнок не обнимал его колени, так страстно желая внимания! Но барон не смог позволить себе сантиментов.

– Здравствуй, Лианна. – Сухой его голос напоминал скорее скрежет камней, чем приветствие отца. – Девочка здорова? – обратился он к служанке, замершей у двери.

– Да, господин. Она здоровая и крепкая. И для своего возраста она очень развита.

– Прекрасно, – не зная, что ещё сказать, барон опустил руку на макушку ребёнка. Лия залепетала что-то, улыбаясь. Возможно, в какой-то момент ему и хотелось обнять дочь, поцеловать её, сказать ей что-нибудь ласковое и нежное. Но это мгновение, если оно и было, он упустил.

– Сообщайте мне о её здоровье, – произнёс он, решительным шагом направляясь прочь. Комната показалась длинной, как никогда, но ни встревоженный и хнычущий лепет, ни всхлипывания дочери не смогли заставить Горвея остановиться. «Ты хочешь вырастить Бога войны, а не дочь» – повторял он себе раз за разом, чувствуя, как в груди что-то каменеет.

* * *

Когда Лианне исполнилось пять лет кормилица и няньки были ей больше не нужны. Горвей не собирался делать из неё юную изнеженную леди, поэтому, поощряя её буйные игры с дворовыми мальчишками, драки и шалости, он позволил ей расти, словно сильному сорняку. Ей оставили только одну служанку, но остальной круг её общения составляли конюхи и псари, повара и слуги, оборванные ребятишки, стражники и старый Арахт, который превратился в её наставника. Она была ещё слишком мала, чтобы начинать серьёзное обучение, но именно от колдуна она узнавала большинство историй и преданий об окружающем её мире. Но он был невелик.

Весь замок от подземелий до чердаков и башен был ею исследован, обыскан и облазан. Не было ни единой щели, в которую она бы не забралась, ни одного тёмного угла, откуда бы её не пытались вытащить. Однажды она даже провалилась в колодец, но мужественно сохраняла спокойствие, пока сын конюха бегал за подмогой, а потом помогал её оттуда извлекать. Лианна молчала всё время, и расплакалась только тогда, когда её вызволили, и она увидела отца, стоящего в нескольких метрах, глядящего на неё с холодным разочарованием. Она была с ног до головы покрыта грязью и илом, промокла, дрожала от холода. Жалкая и босая, она сцепила руки, уставилась в землю, и только тогда горячие слёзы покатились по её щекам. Страшные стыд и чувство унижения накрыли её так сильно, что она даже не заметила смертельной бледности на лице Горвея. Дочери он ничего не сказал, как и она ему.

Лианна почти не видела других детей. Сын конюха, поварята, нескольку служек – всё это были мальчишки, которые постоянно были заняты какой-то работой. В деревню её выводили очень редко, и то ей позволялось только смотреть из окон кареты, когда они ехали по широкой улице. Лия высовывалась из окошка вместе с плечами, едва не выпадая.

– Я хочу погулять по деревне! – просила она Арахта, который всегда сопровождал её. – Я вижу там других детей! Можно мне с ними поиграть?

– Нет, Лианна. Ты должна смотреть на них только из повозки. И не пытайся с ними заговорить.

– Почему, учитель?

– Не к чему тебе разговаривать с крестьянами, девочка. Они грубы и неотесанны, они могут причинить тебе вред. Запомни, они твои слуги, а не друзья.

– Тогда я прикажу им не обижать меня и немного поиграть!

– Когда ты станешь старше, ты поймёшь. А сейчас не высовывайся. Сохраняй достоинство, не то твой отец рассердится.

Тут Лианна всегда садилась и замолкала, страшась вновь увидеть разочарование в глазах отца. Она не боялась боли или наказания, не боялась того, что её запрут на весь день в её покоях, не боялась лишиться ужина. Нет, одно единственное могло повергнуть её в ужас – гневный, ледяной взгляд барона, который прожигал её насквозь. Всеми силами Лия старалась быть хорошей дочерью, но почему-то отец всегда был недоволен ею. Он никогда её не хвалил, если она хорошо выучивала урок, если одевалась опрятно, начисто отмывала руки и была вежлива за столом. Он всегда лишь отводил взгляд и холодно говорил: «Молодец», но Лия не чувствовала в этом слове никакой похвалы.

Барон велел всем своим слугам обращаться с Лией как со своей госпожой. Никто не холил и не баловал её, но все беспрекословно подчинялись. Подражая отцу, девочка, вскоре, научилась приказывать, требуя полного исполнения своих желаний. И только отец и Арахт контролировали её прихоти, указывая, чего она может добиться от слуг, а о чём стоит и забыть. Она во всём подражала отцу, копируя его безжалостное отношение к провинившимся, холодное и презрительное к подчинённым, безучастное к редким гостям. А когда Лианне исполнилось семь лет, отец привёз ей с материка два подарка.