Салех

– Слушается дело Обезличенного! Салех против профсоюза каторжников! – объявил кто-то так громко, что Нима едва не сверзилась вниз с узкой ступеньки за спиной своего двойника. Впрочем, первое впечатление о внешнем сходстве постепенно уступало место осознанию множества отличий между ней и судьёй Саргехом. За кафедрой возникли сразу трое судей в мантиях, представивших остальным материалы дела, из которых следовало, что некий бывший каторжник, проходивший под идентификатором «Обезличенный», полностью искупил свои преступления верной службой городу, но решился снова преступить закон. И теперь собравшимся предстояло рассмотреть дело о высшей мере наказания для этого человека.

Дальше заседание потекло своим чередом, а Нима лихорадочно соображала, что с ней произошло. Первую часть заседания, когда зачитывались материалы дела, она почти пропустила, но едва в зале появился первый свидетель, Нима отвлеклась от горестных и бесплодных размышлений.

– Уважаемый гражданин города Салех, почётный член общества защиты и чистоты времени, маэстро Лучанно! – объявили на весь зал. Атриум замер, ожидая свидетеля. За кафедру прошествовал высокий грузный мужчина с пышными усами и объёмистым животом, обтянутым темно-зелёным пиджаком. Лучанно огладил свои усы и заговорил приятным баритоном:

– Уважаемый суд и Судейская Коллегия! Я пришёл сюда сегодня сообщить, что являюсь свидетелем того, как всем вам известный Рэнфри Говард Доусон-младший предлагал мне лично вложиться в перспективную и, по его словам, уже законченную установку в Салехе трансформаторных устройств, способных на персональную работу!

В зале суда поднялся шум, и кто-то из судей, сидевших двумя рядами ниже Саргеха, звонко треснул каменным молоточком по блестящему серебром диску. От стен и потолка отразился громкий звук, должный призвать всех к тишине. Под куполообразным потолком заметались растревоженные пичуги, нашедшие убежище среди подвесных корзин с цветами, расположенных немного ниже прозрачных оконцев под самой крышей.

– Вы утверждаете, что господин Доусон-младший предлагал вам вступить в долю? Или в сговор с ним с целью создания трансформатора в будущем? – подал голос адвокат подсудимого, находившийся напротив рядов для судей. Все взгляды, в том числе и Нимы, обратились к тому человеку. Внешность адвоката ничем не привлекла внимания Нимы, а вот ссутулившийся в углу рядом с ним подсудимый показался знакомым. С такого расстояния Нима не могла точно определить, действительно ли это тот Рэнфри, которого она знает.

– Я утверждаю только то, что подсудимый предлагал мне долю в бизнесе, – покорно ответил свидетель.

– Так вы не видели установки? – продолжал давить адвокат, явно пытаясь скрыть радость в голосе.

– Нет, господин адвокат. Лично я её не видел и не могу сказать, ни как она выглядит, ни где находится.

Адвокат поблагодарил свидетеля, и им занялись прокуроры. Над судейскими рядами раскатился звонкий девичий голос, но Нима не смогла бы вывернуть шею так, чтобы увидеть говорившую.

– Свидетель, – вложив в голос как можно больше презрения, начала прокурор, – вы представляете себе, хотя бы в общих чертах, чем именно опасно сотворение персональных трансформаторов линий времени?

Лучанно уныло опустил голову и покорно ответил:

– Да, госпожа прокурор. В нашем городе действует запрет на любое персональное обращение с подобными установками. Только Судейская Коллегия и стражи имеют право использовать генерализованную установку временных потоков, с целью защиты Салеха и управления щитом, простёртым над городом.

– Вот именно! – торжествующе произнесла прокурор. – И, если вы получили предложение от господина Говарда, вы обязаны были немедленно явиться в Судейскую Коллегию и сообщить об этом. Вместо этого вас с трудом отыскали на периферии Салеха и, насколько мне известно, вы согласились дать показания только в обмен на статус свидетеля…

– Протестую, господа судьи! – поднялся другой прокурор, рядом с первой говорившей. – Это не относится к текущему делу.

– Почему же? – подал голос Саргех, и Нима отшатнулась от неожиданности. Голос у него действительно мог быть очень сильным и немного вибрирующим, если он выступал в суде. – Как раз господин Лучанно очень даже относится к делу. Он ведь был партнёром господина Говарда до того момента, пока мы не задержали Доусона-младшего и не предъявили ему обвинение.

– Со всем уважением, судья Саргех, – послышался глухой голос рядом с Саргехом, – но, если вы хотите привлечь к ответственности свидетеля, вам стоило заявить об этом до начала рассмотрения дела господина Говарда. Вы, как судья третьего круга, можете, без сомнений, прямо сейчас наложить вето на слушание текущего дела, но мы и так невероятно устали доискиваться до правды в запутанных делах профсоюза и его членов.

Саргех повернулся в ту сторону, откуда доносился рассудительный голос, и Нима, тоже проследившая его взгляд, увидела, как с соседнего ряда, на один выше, чем сидел Саргех, чуть привстал и слегка поклонился другой судья. Он был уже немолод, но и не стар. В темных волосах виднелись белоснежные пряди, а на чисто выбритом лице не было и тени эмоций. Нима рассмотрела, что у незнакомого судьи имеются два золотистых погона в форме спиралей. Сидящие выше рядом судьи были облачены ещё и в головные уборы с высокими тульями, на которых тоже значился этот символ. Ниже располагались судьи в мантиях, и Нима подумала, что тут, пожалуй, можно потратить не одну жизнь, пока доберёшься до самого верхнего ряда и получишь дурацкую шапку с золотым вензелем.

– Да, господин судья второго круга, вы правы, – ответил Саргех, поклонившись в ответ, но в глазах у него блеснула такая ярость, что было удивительно, как это перед судьёй не замёрзли или не воспламенились все его документы.

Нима почувствовала, как злость Саргеха передаётся ей. Судья оставался внешне спокоен и сдержан, но звуки его голоса пробуждали в Ниме такую ярость, какую она редко когда испытывала до сих пор. Будто Саргех говорил то, что она бы сама сказала, находясь на его месте. И это резонирующее ощущение единства будоражило, пробуждая бурю чувств, эмоций и радости от единения.

Она даже не заметила за шумом крови в своих ушах, как свидетеля отпустили, а за кафедрой уже стоял подсудимый. Теперь Нима могла его рассмотреть лучше, и это совершенно определённо оказался Рэнфри. Вернее, кто-то, до ужаса на него похожий. У этого мужчины были тёмные волосы с заметной сединой, поблёскивающей в лучах солнца, лившегося из стеклянных вставок в куполе потолка залы. Черты лица стали более чёткими, из них исчезла некая расслабленность и простота. Скулы заострились, губы стали тонкими и бледными. Да и фигура этого Рэнфри казалась немного иной. Он был выше ростом, легче в движениях и на пару фунтов худее своего двойника. Его глаз Нима не видела, но ей и так хватало впечатлений.

– Господин Рэнфри Говард Доусон-младший, у Судейской Коллегии к вам имеются несколько вопросов…

Рэнфри скорчил такую мину, что Нима невольно улыбнулась. Не хватало только привычки показывать всем свой клык, а так – полное впечатление, что это он делает одолжение суду, а никак не наоборот.

– Я отвечу правду, клянусь всеми потоками временных линий, что не солгу ни в одной из них, – глухим, незнакомым голосом произнес Рэнфри. Нима замерла.

– Расскажите судейской коллегии, действительно ли вы пытались запустить в Салехе проект по сбору и установке частных трансформаторных линий времени? И чего вы хотели этим добиться? Какая личная выгода для вас должна была бы быть, если бы ваши планы увенчались успехом?

Говорила снова первая женщина-прокурор. Ниме казалось, что она заведомо ненавидит всех, не различая их по половой или социальной принадлежности. И работу свою прокурор явно обожала. Столько в её голосе было торжества и надменности, что Нима даже поймала себя на том, что с удовольствием съездила бы этому прокурору по лицу.

– А зачем? – недоуменно спросил Рэнфри. – Что изменится от того, если я, допустим, скажу, что я не желал создавать больше одного трансформатора? Или если я скажу, что это вовсе не мой проект? Или если я скажу, что чертежи устройства мне передал один из ваших многоуважаемых судейских приближенных? Вы мне не поверите…

Зал снова погрузился в шумное обсуждение сказанного, пока кто-то опять не треснул по серебряному диску внизу.

– Тишина! – взвился голос над всеми участниками.

– Вы можете назвать имена? – снова спросил Саргех, что-то проверяя в своих записях. Сидящий рядом с ним секретарь Гувер явно напрягся, и это не ускользнуло от внимания Нимы.

«Да не ты ли, толстый хрен, подсунул ему чертежи?» – подумала Нима, разглядывая Гувера. Как ни странно, но дядюшка почти не отличался от того, кто остался в её линии времени. Он даже старательно приглаживал лысину именно так, как делал Гувер в её юности. Да, был моложе, но и оставшийся за пределами Салеха Гувер тоже когда-то был молодым. Странно было только то, что волосы у него отросли, почему-то, с возрастом, а не наоборот. Нима поняла, что так истово пытается рассмотреть любые отличия двух Гуверов, что пропустила почти всё заседание суда. Она очнулась только тогда, когда сидящий рядом Саргех поднял вверх руку и громко произнес:

– Вина установлена. Приговор будет приведён в исполнение в отведённые для этого сроки.

Саргех захлопнул пухлую папку и встал, пока подсудимого выводили из зала суда, подталкивая в спину длинными жезлами с округлыми навершиями на концах. Навершия изредка вспыхивали, и по залу разносилось глухое эхо от скрежета лезвий. Присмотревшись, Нима поняла, что это своеобразные таймеры, отсекающие любые линии времени, в которых подсудимый мог бы совершить нечто противоправное. Собравшиеся начали спускаться вниз, собираясь в широкие человеческие потоки у выходов из зала, которых тут было целых четыре. Когда Саргех оказался рядом с кафедрой, за которой сегодня выступал Рэнфри, к нему подлетел адвокат и, тыкая судью пальцем в пуговицу френча, зашипел:

– Высшая мера за банальную романтическую глупость? Да вы совсем там рехнулись в своей Коллегии! Мой подзащитный всего лишь хотел использовать шанс и вернуть свою жену. У него дочь больна, а вы его хотите уничтожить во всех линиях? Разве это принципы гуманизма, означенные в Салехе?

Саргех, смерив адвоката взглядом с головы до ног, спокойно ответил:

– Это не моё личное решение. Стражи рассмотрели все материалы, приняли во внимание все смягчающие обстоятельства и вынесли решение, основываясь на законе, а не на личном, человеческом предубеждении. И вам ли не знать, что обвинять кого-либо в принятии решения просто глупо? Да, ваш подзащитный желал создать трансформатор, вытащить из параллельной линии усопшую супругу и, возможно, дочь, если ту постигла бы та же участь. Но разве вы не в курсе, как это бы повлияло на Салех? Да что там Салех. Весь мир. Если каждый начнёт таскать туда и сюда угодных, и оставлять где-то подальше неугодных, что тогда начнётся? Нам придётся полностью опустить периметр и никогда не поднимать его. Но барьер имеет побочные эффекты. Он хорош для временной защиты. Во всех смыслах этого слова. Но если он будет постоянным, мы просто застынем под ним навсегда. Салех будет статичен. И всё это – из-за, как вы выразились, «романтической глупости» одного человека?

– Всего одного, – зло махнул рукой адвокат.

– А вот этого никто не знает. И не может определённо сказать, что это не повторится в будущем, – сухо ответил Саргех.

– Завтра Говарда отсекут от всех линий времени, а затем выдворят из нашего потока в неизвестность, и он может оказаться где угодно. Возможно, даже в могиле, – горячо сказал адвокат, – и я хочу, чтобы вы знали это. Знали и жили с этим. Рэнфри сильно повезёт, окажись он где-то, где он ещё не древний старик, не при смерти и вообще жив.

С этими словами адвокат, так и оставшийся для Нимы безымянным, круто развернулся на каблуках и пропал из вида. Судья остался стоять на месте, глядя ему вслед.

– Благодарю за информацию, – запоздало сказал он, – но я сделал всё, что мог.

Рядом с Саргехом появились ещё несколько судей. Они были в таких же светлых френчах и светло-серых форменных брюках. У каждого на левом плече поблёскивало изображение золотистой спирали времени, как символа течения бесконечности, в которой люди занимают только неопределённую точку в движении. Коллеги Саргеха вышли из здания суда, оказавшись на улице рядом. По широкой мостовой катили странные машины яйцевидной формы, их дрожащие шерстяные щупальца перебирали воздух над крышей транспортного средства, черпая энергию из него, преобразовывая локальные магнитные поля в токи энергии для двигателя. Саргех постоял некоторое время с коллегами, перебрасываясь скупыми репликами по делу Рэнфри, а Нима, находившаяся в плену странных и противоречивых чувств, разглядывала обстановку вокруг. Салех оказался на редкость зелёным и чистым городом. Вернее, был им где-то или когда-то. Вдоль широкой мостовой стояли пузатые, похожие на вазы, осветительные приспособления, в тёмное время дня должные разворачивать над дорогой световой купол. Нима не знала, откуда к ней пришло это знание, но была уверенна, что это так. Вокруг было множество деревьев, в ветвях которых прыгали и переливчато щебетали десятки птиц, по улицам, здороваясь друг с другом и улыбаясь, спешили горожане. Женщины в длинных, ассиметричного покроя платьях и небольших шляпках, мужчины в удобных костюмах и коротких плащах, с портфелями и при оружии. В Салехе многие носили оружие, не стесняясь этого. Возможно, это была даль моде, и сами пистолеты и шпаги не несли угрозы, являясь только деталями костюма. Но выглядело это внушительно и опасно.

– И все-таки, судья Саргех, как вы считаете, откуда у простого оружейника, прямо скажем, не получающего достаточно доходов в последнее время, взялись чертежи персонального трансформатора времени? – послышался тонкий голос одного из молодых судей поблизости от Нимы. – Не на каторге же он заработал столько, чтобы купить чертежи, в самом деле. Да и отбывал он её не столь долго. За нарушение закона о бракосочетании не дают более пяти лет каторги. Подсудимый, конечно, больше пострадал от того, что пошёл против запрета на брак с выбранной женщиной, но его не остановил прогноз о рождении больного ребёнка и несовместимости генетического материала в каждой из видимых временных линий.

Все взгляды обратились на стоящего и опирающегося на свою трость Саргеха. Тот помедлил с ответом, будто решая, стоит ли поддаваться на явную провокацию скользкой темы со стороны молодого коллеги.

– Информацией подобного рода в Салехе владеют только стражи. И те, кто занимался их созданием, развитием и обучением. Что же до прогнозов, – Саргех замолчал, по лицу проскользнула тень горечи, – он потерял ту, к кому был сильно привязан. Да и прогноз сходился лишь в наличие заболевания. Его дочь могла бы не заболеть до самой старости.

– О, вы считаете, что кто-то научился управлять стражами, помимо вложенных в них протоколов охраны и взаимодействия? – удивлённо вскинул брови молодой судья. На его светлом френче ярко выделялся совсем свежий погон с золотистым символом Салеха. Юноша то и дело прикасался к нему, будто бы невзначай, и пытался скрыть при этом улыбку. Слова Саргеха о привязанностях и вероятной манифестации генетических отклонений он проигнорировал.

– Разве я это сказал? – раздражённо тряхнул черными волосами Саргех. – Я всего лишь сказал, у кого могла быть такая информация. А уж как она попала к господину Говарду, этого я не знаю. Факты, как и свидетельства за и против, рассматривали стражи Салеха. Их протоколы определили вину и вынесли приговор, в соответствии с законами, подходящими под данный вид преступления.

– И вот зачем тогда нужны мы? – прогнусавил седой старик, подошедший к группе судей в последнюю минуту. – Когда я был в вашем возрасте, молодые люди, стражи нам были нужны только для того, чтобы ночные горшки выносить, – воинственно поднял он узловатый палец, обтянутый сухой желтоватой кожей. – А теперь что? Мы им должны принести информацию, предоставить все материалы, высказать своё мнение? Да ни разу, – старый судья сплюнул под ноги, под осуждающие и благоговейные взгляды коллег, – стражи все решают в соответствии… Да кто видел эти соответствия-то? Кто последний раз открывал эти толстые талмуды с законами, где на каждую порчу воздуха предусмотрено своё взыскание? Может, в стражах вообще давно уже другие протоколы. Может, и правда этот Рэнфри ничего не делал, а получил чертежи от кого-то, кто имел доступ и к информации, и к стражам, и к научному центру Салеха? Поймали мужика на его слабости, пообещали жену вернуть или ребёнка вылечить. Кто бы отказался? Теперь уже не узнаем, уважаемые судьи. Да чего уж об этом, – досадливо махнул он рукой. – Одни эти разговоры теперь могут караться стиранием из нашей линейки времени. Окажемся где-нибудь в сраке мира, вот тогда посмотрим.

Старик пошёл прочь, хромая и ворча что-то про ненужную изоляцию от мира, опасность купола и возможности стражей, способных однажды решить, что Салех стоит изолировать от остального мира навсегда. Саргех почесал лицо под маской. Взгляд, которым он проводил старика, был наполнен болью и отчаянием, и Нима подумала, что он вполне мог быть престарелым учителем или наставником судьи в начале его карьеры.

– А он в чём-то прав, – задумчиво провожая фигуру старого судьи взглядом, пока тот не скрылся за поворотом, сказал Саргех. – Человеческий фактор уже не нужен. Стражи принимают решения даже в делах по разводам и тяжбах среди людей искусства.