Салех

Нима шла медленно и неохотно, преодолевая желание развернуться и сбежать обратно. Еще раз смотреть на своё обезображенное временем тело она не хотела. Чувство, преследовавшее её всегда, когда её звал на разговор в свой кабинет Дядюшка Гувер, отсутствовало, но Рэнфри был ей неприятен по иным причинам. Она рассматривала его, пока он шёл впереди. Говард был среднего роста, чуть ниже Нимы, седеющим и короткостриженым. Некогда тёмные каштановые волосы теперь припорошила седина, с которой Рэнфри выглядел старше своих лет. Или это его черты лица, наоборот, делали его моложе?

Ничего примечательного в наёмнике не было. Ни породистых тонких черт, ни высокомерно узкого подбородка, ни даже запоминающихся жестов. У Тукка, вот, Нима отметила неестественно синие, темно-синие глаза, казавшиеся печальными и жестокими одновременно. Джейми выглядел, как побитая жизнью рыжая собака, про желтолицего Тэна можно было и не говорить, а отвратительный в своей истеричности Сиг запоминался навсегда с первого взгляда. Рэнфри на их фоне просто должен был потеряться. Плотное телосложение, явно ещё не расползающееся по швам исключительно от активного и опасного образа жизни, быстро превратило бы наёмника в располневшего упитанного бюргера, осядь он где-то на постоянной основе. Широкие плечи, пружинистая походка, вечно скользящий по всем взгляд, не задерживавшийся ни на чем и ни на ком, но безошибочно выцепляющий среди проблем их корень. Неприятный такой взгляд, словно решающий, достоин ты ещё дышать или уже можно в тебя выстрелить. Рэнфри постоянно оценивал. Ситуацию, себя, людей вокруг. И пока эта оценочная масса не набирала свой критический предел, он предпочитал не вмешиваться и ничего не предпринимать.

Сейчас Нима ощущала, что предел массы достигнут. И он ловко вынудил её пойти за ним без охраны, чтобы остаться наедине.

«Будет задавать вопросы или приставит дуло пистолета к виску? – думала она. – Вряд ли предпримет попытку силового воздействия, вокруг люди, и у меня ещё осталась последняя охранница. Наверное, сделал ставку на психологическое давление. Чёртов расчётливый ублюдок! – скривилась Нима. – Это сработало ещё до того, как он начал что-то спрашивать. У меня уже ощущение, что меня заживо хоронят в фамильной усыпальнице».

Рэнфри не просто так вынудил Нима пойти с ним сюда, в казавшуюся мрачным склепом комнату. Потеря или выход из строя троих наёмников и одной амазонки обессилили их группу почти наполовину. Как бы не уверял их многоуважаемый наниматель в том, что достаточно даже одного человека для того, чтобы вынести искомый предмет из места его хранения, сам Говард в это не верил. Даже если их всех взяли сюда только с целью подставить под ловушки и выстлать телами дорогу к центру города, все же оставался момент недосказанности. Амулеты, лежащие снаружи барьера, добавляли ситуации остроты и огонька.

У наёмников возникли вопросы к нанимателю. И вопросы очень серьёзные. Пока Рэнфри удалось, поговорив с каждым из своих бойцов, сгладить желание задать их немедленно, и тем перевести эту обязанность на себя.

Он шагнул в комнату первым, и направился прямо к скелету с чёрной тряпкой на шее. Присев над лежащим костяком на корточки, он осторожно пошевелил их чехлом ножа, рассматривая.

– Потери достигли тех пределов, после которых многие подразделения теряют дух, и выходят из боя, – сказал Рэнфри, вглядываясь в кости. Нима держался в стороне от трупов, словно опасаясь к ним прикасаться. – Мои солдаты могут выдержать и большее, если обретут хоть какую-то уверенность. Пока что мы только теряли – её, людей, инициативу. Есть ли что-то, что может изменить ситуацию, уважаемый наниматель? Вы ведь не в первый раз в Салехе, не так ли?

– Почему вы так решили, уважаемый? – спросила Нима, чтобы потянуть время. она не предполагала, что он решится сразу перейти к делу, не дав ей собраться с мыслями.

«Хороший ход, – признала она уныло, – выбить из равновесия и, пока ракушка уверенности не захлопнулась, вытащить как можно больше нежного мясца из ответов и информации».

Свой вопрос она задала на одном из диалектов города, распространённом среди власть имущих и знатных горожан. Рэнфри это ничуть не смутило. Он пожал плечами, продолжая вглядываться в кости на полу и что-то внимательно высматривать в них.

– Очевидно потому, что у вас слишком много информации о Салехе. В отличие от меня и моих людей. Карты с пометками, приборы для ориентирования в аномальной зоне, амулеты и снаряжение, – он выразительно посмотрел на её таймер, висящий на поясе. Нима инстинктивно положила ладонь в перчатке на рукоять пистолета со сверхтекучей плазмой. Рэнфри оскалился, показывая один клык. Он у него был белее остальных зубов и, кажется, был выполнен из какого-то особого материала. Видимо, для наёмника это что-то значило, если он демонстрировал этот зуб только в исключительно паршивых ситуациях.

– Некоторые вещи были сделаны по записям предыдущих групп, – не стала лгать Нима. – Тот же Ральф, упокой господь его душу, вынес достаточно информации. Не вся она попала к учёным города, часть её и вовсе никто не видел.

– Кроме вас и ваших учёных, я полагаю?

– Да, – снова сказала Нима.

– И это никак не объясняет такую прозорливость в самом Салехе, уважаемый наниматель. Все эти знания о местах стоянок, где можно отлить и отдохнуть. О, простите великодушно! – изобразил он стыдливый вид. – Справить нужду и выспаться, разумеется.

От Рэнфри не ускользнуло пренебрежительное выражение в глазах Нимы, когда она услышала грубые слова. Рэнфри, взявший след, как гончий пёс, отреагировал на изменение настроения Нимы, но пока, видимо, не понял, почему так сделал. Просто почуял перемены и осознал, что на верном пути.

– Амулеты были изготовлены не мной, – честно сказала Нима. Рэнфри кивнул.

– Верю. Но они подозрительно копируют все в этом городе. В Салехе был некий культ поклонения времени? Тут жили учёные? Некие древние, заронившие жизнь в этом мире?

Ниме становилось не по себе, всё сильнее и сильнее. Рэнфри продолжал ковырять её тело, бесцеремонно тыкая ножнами в кости и рассматривая их сочленения сквозь обрывки уцелевшей кожи. Нима не могла отвести взгляда от оскаленного черепа, в пустых глазницах которого зияла темнота. Она пыталась смотреть на Рэнфри, но его лицо сделалось жёстким и неприятным, как в первый день знакомства в прибрежном заведении.

– Тем не менее, амулеты были сделаны по образу и подобию всего того, что дорого жителям Салеха. И это наталкивает на разные мысли.

– Вас интересует технология производства? Я её не знаю, – резко ответила Нима, сложив руки на груди. Рэнфри неожиданно серьёзно кивнул.

– Интересует. Но в большей степени меня интересует, как нам теперь отсюда выбираться? Если у вас нет запасного плана, то нас ждёт печальная доля, – он ткнул ножнами в тазовую кость скелета. – Хотя, лично я склоняюсь к мнению, что это не наши тела.

Рэнфри встал, прошёлся по комнате, посмотрел ещё на пару тел, что-то тоже замерил, прикладывая ножны к костям таза и ног, а затем повернулся к бледной и напряжённой Ниме.

– Это женский скелет, – ткнул он в её труп, – среди нас нет женщин.

Рэнфри выглядел весьма довольным собой. Убедив себя в том, что ковыряется не в останках своих людей, он обрёл уверенность и успокоился. Нима готова была зааплодировать и засмеяться одновременно. Аплодисменты Говард снискал за догадку различить скелеты путём замера тазовых костей и пропорций тела. А вот то, что он счёл Ниму не женщиной, ей стало почему-то очень обидно. Сжав губы под платком, она согласно кивнула. Следом за бурным внутренним весельем пришла обида, а вот за ней уже настоящий жуткий страх. Сам того не ведая, Рэнфри как раз только подтвердил то, чего Нима так боялась. Это было её тело. Голое, возможно, зверски изувеченное перед смертью, брошенное умирать в жутких мучениях, но её. Женщина в их отряде была, но упёртый и ничего не замечающий Рэнфри так не считал.

– Интересное заявление, – растягивая удовольствие от того, что собиралась сообщить, начала Нима, почёсывая щеку через ткань маски. – А как же Двадцатая? Или Сорок Восьмая. Увы, я не знаю, как общаться с немыми, и задать этот щекотливый вопрос моей охраннице не могу.

Рэнфри побледнел так стремительно, что стал похож на восковую куклу. В полумраке его лицо показалось ужасно непривлекательным, даже отталкивающим. Он бросил на Ниму быстрый взгляд, сноровисто обыскал несколько тел, лихорадочно осматриваясь вокруг.

«Значит, тебя все-таки можно пронять! – торжествующе подумала Нима. – Не мне одной теперь думать об этом ужасе. Жить ты хочешь, чёртов изворотливый ублюдок. Жить. Все хотят, и ты хочешь. Вот и испугался, что твоя блестящая догадка не оправдалась».

Нима была почти счастлива, увидев, как с безэмоционального лица наёмника стекает маска самоуверенности и удовлетворения. Только что он держал ситуацию под контролем, задавал вопросы и пытался манипулировать нанимателем, играя на её страхах и давя на психику. И вот он уже растерялся. Пусть на несколько минут, но оказался выбит из колеи уверенности. Нима холодно улыбнулась, глядя прямо в лицо Рэнфри. Ей было по-прежнему неприятно, страшно и отвращение никуда не делось. Но теперь она хотя бы испытывала эти ощущения не одна.

– Это не она, – выдал Рэнфри через некоторое время, снова обретая уверенный вид. – Эта женщина была примерно с меня ростом. Амазонки выше, шире в плечах. Да и деталей одежды вашей охранительницы я нигде не нашёл. Эта несчастная умерла нагишом, и я не могу с уверенностью предположить, кем она была. А часть платка на шее… – он равнодушно пожал плечами, – это мог быть нашейный платок. Его использовали, чтобы придушить или заткнуть рот, пока измывались над ещё живой жертвой. Во всяком случае, это может быть так.

– Но ведь может и не быть, – утвердительно сказала Нима. Она всеми силами пыталась сделать вид, будто спокойно переносит происходящее, и спорит с наёмником исключительно из желания поиграть в протест. Только внутри её буквально выворачивало от омерзения. Какой-то первобытный, иррациональный страх собственной могилы заставлял паниковать и желать только одного: покинуть это страшное место как можно скорее.

Другая её часть от всей души хотела, чтобы Говард сейчас отыскал что-то такое, бесспорно доказавшее его правоту. Всё, что угодно, лишь бы убедить себя, что рядом не её мумия. Наёмник какое-то время пытался распознать остатки краски в коже ширококостного скелета поблизости, чтобы выяснить, принадлежит ли это тело Тукку, но разложение и сморщивание тканей не позволяли распознать рисунки. Можно было бы установить это с достаточной долей уверенности только в одной из лабораторий города, а в таких условиях оставались лишь догадки. Еще два скелета вообще невозможно было идентифицировать. Одежда на них либо истлела, либо была аккуратно снята после смерти. Засохшие бурые следы крови вокруг тел давно превратились в пыль, скрывая картину произошедшего здесь. Ясно было только то, что на этих людей напали. Кого-то, кому повезло больше, убили сразу. Другим, вроде скелета с остатками платка, повезло меньше, и его довольно долго истязали перед смертью.

Вообще, такая деталь, как чёрный платок, казались Ниме чем-то вроде знака. Будто специально оставили его на теле, чтобы передать им привет, запугать и обозначить своё присутствие рядом. Выбить из состояния собранности, ввести в панику тех, у кого мозги ещё не поехали от наркотиков, и кому для испуга требовалось что-то больше, чем ломка или пара выстрелов.

Рэнфри тоже задумчиво смотрел на чёрный обрывок на шее скелета.

– Думаешь, он тут не случайно? – спросила Нима, сама удивившись тому, что решила поделиться своими сомнениями с Говардом. Наёмник хмыкнул, снова присел рядом с телом, ковырнул платок ножнами и что-то пробубнил.

– Я думал, что этим её задушили. Вот и оставили на шее трупа, – произнес он задумчиво, растягивая слова, – но ей сломали шею. Возможно, все-таки, из этого куска ткани сделали кляп, – он нагнулся так низко, что едва не коснулся носом костей, – а это ещё что такое… – напряжённым голосом произнес он. Кончиком ножен Рэнфри чуть повернул оскаленный череп в сторону и всмотрелся в то, что заметил чуть ниже левой скулы.

– Что там? – Нима не могла видеть со своего места то, что обнаружил наёмник, а подходить ближе ей вовсе не хотелось.

– Похоже на какой-то рисунок. Словно на коже этой женщины было нанесено что-то, оставившее отпечаток даже на кости.

Рэнфри находился к ней вполоборота, и не мог видеть, как Нима приложила ладонь к левой щеке, словно её клеймо снова ожило и обожгло лицо. Он ещё раз попробовал рассмотреть кость, меняя угол зрения, но здешнее освещение казалось недостаточным для различения совсем уж мелких деталей, и наёмник пробурчал что-то нелестное, одновременно раскрывая внутренний карман своей куртки, и вытаскивая оттуда какой-то листок, сложенный вчетверо.

Нима насторожилась, опуская руку. Она подумала, что ей сейчас крупно повезло. Говард был слишком увлечён своей находкой, и не заметил её порыва.

Наёмник тем временем развернул листок, блеснувший неожиданной для этого места белизной, и приложил к желтоватой кости черепа.

– Вот что это мне напоминало, – с заметным удовлетворением в голосе произнес он, указывая на вытесненный на мелованной бумаге символ, который Нима безошибочно узнала, едва не зашипев, – Это знак Веллкро. Отчётливо видно основную фигуру, но остальное едва просматривается. Не знал, что банкирский дом клеймит своих работников и посылает их в такие экспедиции.

Рэнфри посмотрел на Нима, продолжая улыбаться.

Она готова была прямо сейчас вбить ему эту улыбку в глотку. Словно кто-то сильный шептал на ухо: «Давай, сделай это, и никто ничего не узнает. Ты же можешь, ты умеешь, просто не помнишь. Научи этот кусок наёмного дерьма уважать нас».

По лбу Нимы скатились капли холодного пота. Впервые за всю жизнь ей снова не показалось, что с ней говорит другой, чужой и чуждый ей голос. Он был похож на её собственный, но чем-то отличался. Так мог бы говорить её брат или она сама, если бы была мужчиной. У Нимы уже был опыт долгого и, если честно, безрезультатного лечения у докторов скорби, когда она в какой-то момент начала ощущать, будто на неё постоянно кто-то смотрит. Находясь за плечом, он сверлил её взглядом, неразборчиво шептал ей на ухо слова, и никогда не позволял себя увидеть.

Ниму пытались лечить – Веллкро не нужны потери, если они так вложились в образование и воспитание своей собственности. В итоге Нима справилась сама. А после того, как обзавелась, с лёгкой руки Гувера, конечно, клеймом, у неё появились более насущные причины для переживаний и скорбных мыслей о себе самой.

И вот голос вернулся, прорвался даже через завесу Салеха. И Рэнфри, сверлящий её совсем другим, незнакомым ей взглядом, казался опасней, чем тысячи стражей города. Этого человека Нима не знала, не видела и не могла понять, почему её первым желанием было взять ноги в руки и рвануть к барьеру. Пока Говард не придумал нечто такое, что после применения барьер покажется лёгкой смертью.

– В редких, индивидуальных случаях Веллкро может пойти на разные способы привлечения внимания, – сдержанно, спрятав все эмоции, ответила она. – Но почему это так удивительно? Тут до нас побывали и другие группы наёмников и учёных. Это не секрет. Возможно, и от Веллкро кто-то был.

Она и сама в это не поверила бы, но попытаться стоило.