Счастье на осколках

– Костя, что скажешь?

– Даш, я хотел бы тебя успокоить, но не обмануть. Состояние тяжёлое, но не критическое.

– Мне нужно позвонить его родителям, а я не знаю, как об этом мягче сказать.

– Скажи как есть, без деталей. Отец Александра приедет и всё увидит сам.

Родители Каневского приехали через сорок минут, когда Дарья всё ещё беседовала со следователем.

– То, что вы будете её задерживать здесь, я понимаю. А если я ошиблась, и она не позвонит? Почему она выбрала такой способ?

– Её телефон не выключен и находится в районе клиники. Возможно, она проследила за машиной скорой и теперь выжидает. А способ похож на последние «шалости» народных мстителей. За две недели закрасили лобовые стёкла десятью машинам. Но они парковались в неположенном месте, и выкрашены были краской из баллончиков, которая быстро сохнет. А подражатель взял краску на водной основе. Вред стеклу она не нанесла, а обзор закрыла. Он тормозил, и тормозной путь есть, иначе удар был бы сильнее.

– За что она так с нами? Я сама нашла ей адвоката и не думала топить. Оступился человек, такое бывает. Мы собрали её вещи и машину перегнали матери, хотя могли этого не делать. Получила минимальный срок. Вышла. Я двадцать дней назад принимала её у себя дома. Я похожа на наивную дуру?

– Вы большая умница с добрым сердцем. Людская зависть и алчность иногда переходят границы разумного. Пойду на пост и дождусь звонка злодейки.

Следователь вышел, а вошли родители Александра.

– Даша, я разговаривал с Осиповым, зашёл к Косте. Тебе, дочь, самой врач нужен.

– Я была. Видимо ребята это понимают и не добавляют мне проблем. – Ольга Васильевна, Саша поправится. Поезжайте домой.

– Дашенька, может вам перебраться на время к нам или нам к вам. Тебе будет легче.

– Я поговорю с девочками и позвоню вам вечером.

– Дарья, езжай домой. В течение суток он не придёт в себя, не мне тебе объяснять. Да, тяжело, но сейчас ты ему ничем не поможешь. Держи связь с докторами. Звони по любому поводу.

Каневские уехали, а в ординаторскую вошёл следователь и, включив диктофон, положил его на стол. Дарья услышала телефонный звонок и голос Светланы.

– Пост хирургического отделения.

– Как работается подруга?

– У нас дурдом. Привезли Каневского и Ольховскую после аварии.

– А она куда ехала, дура беременная?

– Откуда я знаю, куда и зачем они ехали? Теперь один труп, вторая на ИВЛ.

– Сашка умер?

– Родители только что уехали. Принеси мне что-нибудь поесть. Я утром не успела взять с собой, а выйти не получится.

– А что принести и когда?

– Что в холодильнике найдёшь, на что денег хватит. Я вся на нервах. Приезжай или приходи в любое время. Возьми халат, чтобы меньше разговоров было.

– Жди, через десять минут буду. Расскажешь подробности.

– Спокойная, как удав, – сказал следователь, выключая диктофон. – Так ведут себя либо невиновные, либо сумасшедшие.

– Вы меня извините, но у вас на неё ничего нет. Вам не доказать её звонок. У вас есть номер машины, но кто в ней вы не знаете.

– Знаем. В городе есть камеры, и она на них попалась. Прямо перед аварией засветилась на перекрёстке Островского и Гагарина. Она была за рулём, а рядом молодой человек лет 35. Я приведу её к вам.

Через десять минут в кабинет вошла Ника, руки которой были за спиной, в сопровождении следователя. Дарья поднялась с кресла и, подойдя к ней, посмотрела в глаза.

– Зачем?

– Ты не поймёшь, – Вероника отвела взгляд в сторону.

– Мне так хотелось тебе верить. Теперь ты вернёшься туда, где твоё место, дрянь, – она наотмашь ударила Нику по щеке. – Уведите её.

Прежде чем вызвать такси, она прошла в реанимационный блок и поцеловала мужа в щёку. «Я приду завтра. Поправляйся», – тихо сказала она. Вызвав такси, вышла на улицу, а сев в машину, назвала адрес, прикрыла глаза и почувствовала голод. Прошли пять часов, как они выехали с мужем из дому и шесть после завтрака.

– Мам, ты на чём приехала и где отец? – спросила Варя. – Что произошло? К чему все предупреждения? В новостях показали аварию, где машина въехала в самосвал. Я поздно включила и не всё поняла, но автомобиль похож на нашу машину.

– Она, Варенька и была нашей, – устало говорила Дарья, снимая верхнюю одежду. – Я очень устала, присядем и я расскажу. – Приехала на такси, а папа остался в клинике. Мы действительно разбили машину. Лобовое стекло на ходу залили чем-то, лишив видимости, а тормозного пути не хватило, – мать тяжело вздохнула. – Девочки мои, состояние папы тяжёлое и давать прогнозы рано. Я виделась с бабушкой и дедушкой. Приглашают нас к себе, могут приехать к нам. Что скажете? – она обняла дочерей, сидящих с двух сторон. В глазах всех стояли слёзы.

– Нам лучше остаться здесь, дома. Мы можем сами ходить в гимназию, а у тебя будет время отдохнуть, – Варя взяла мать за руку.

– Папа обязательно поправится, а мы будем ждать, – Вика как будто чувствовала себя виноватой, заглядывая в глаза матери.

– Папа должен поправиться, обязан, мы оставим всё, как было, но пока из гимназии будете возвращаться сами. Я буду увозить вас на занятия, навещать отца и возвращаться рано. Бабушка может приехать в наше отсутствие, если будет желание. Обещайте мне жить дружно.

– Авария не навредила мальчикам? Ты от нас ничего не скрываешь?

– Не беспокойся, братья у вас понятливые и не добавляют мне лишних хлопот. Я была у врача. С ними всё в порядке. Они есть хотят, как ваша мама.

Дарья после принятия пищи незаметно для себя уснула, а дочери забрав у неё телефон, оставались в гостиной, карауля её сон.

Четвёртый день Ольховская довозила дочерей до гимназии и ехала за рулём своей машины в клинику.

– Доброе утро, дорогой, – поцеловав мужа в щёку, тихо сказала она, посмотрела на показатели и присела рядом. – Саш, может пора просыпаться? Возвращайся. Боюсь, я не выдержу этой психологической нагрузки, – она положила его ладонь на свой живот. – Ребята тебя просят, и девочки каждый день ждут новостей. Какая уж тут учёба? Сашка, я люблю тебя, но у меня кончаются силы держать себя в узде и не навредить детям. Помоги мне – приди в себя.

Веки Александра дрогнули, Дарья это заметила и позвала врача.

– Задышал? Молодец! Теперь, Санька, всё будет хорошо, друг – снимая маску, говорил доктор. – Дарья у тебя есть тридцать секунд. Не мешай работать.

– Спасибо, Костя. – Саш, ты отдыхай, а я приду завтра. – Позвонив родителям Александра, зашла в свою ординаторскую сообщить новость и вернулась, чтобы поговорить с коллегой. – Что скажешь?

– Не волнуйся. Показатели хорошие. Ты сама их видела. Сутки понаблюдаем и отправим в палату интенсивной терапии родного отделения, – он приобнял Дарью за плечи. – Кто бы мне сказал в университете, что ты станешь многодетной мамой, я бы не поверил. Думай о детях, а я подумаю о нашем однокурснике и коллеге, – он улыбнулся. – Он быстро встанет на ноги. Скажи мне честно, по старой дружбе: как тебе удается сохранять спокойствие на лице, если внутри всё горит? Держаться хладнокровно, оперируя родных? – взгляд его стал серьёзным.

– Никак. Мне очень тяжело, Костя, но я думаю о детях. Они не должны страдать. Мои слёзы и истерики только навредят им всем. Помнишь профессора по хирургии? Он часто цитировал научные труды и статьи. Мне врезалась в память не сама фраза, а его вывод. «Если дрожат руки – шанс к операции есть. Если дрожат мозги – она невозможна». У меня что-то переключается в голове, и я вижу перед собой обычного пациента, которому нужна моя помощь. А руки начинают дрожать, когда говорю: «Всем спасибо». Бывает и наоборот. Помнишь случай, когда я отказывалась оперировать?

– Такое не забудешь.