И мир погас

– Хоть я отняла трон у сына силой, но порядок соблюдать необходимо. Мне нужно отправиться на осмотр земель. Хочу посмотреть, как на самом деле живет народ.

– Точно, три года с последнего осмотра почти прошли, – задумчиво протянул мужчина, – значит, принцесса останется за регента? Я подготовлю для тебя артефакты для активации врат телепортации.

Когда Морин призвала Анимов, назвав их второй жизнь для тех, кто не отдал долг империи при жизни, она сказала, что те души, что совершили за жизнь много несправедливых поступков, нанесших вред невинным, будут обладать исключительными способностями, дабы возместить нанесенный ущерб. Такие Анимы обладали возможностью создавать артефакты – кристаллы, заполненные изначальной силой души. Мой Аним может создавать камушки, отдающие тепло, а Аним Теодора, способный открывать канал для общения, создавал артефакты, благодаря которым можно было переместиться на некоторое расстояние без затраты времени. Эта голубая душа служила народу империи уже почти сотню лет, так что искусный мастер создал 30 рам, служащих порталами, позволяющими усилить эффект от артефактов телепортации. Врата были размещены по территории империи.

– Отлично. Хочу отправиться с приходом лета… Нет, зачем я только вру? – вздохнула я.

– О чем ты?

– На самом деле, у хочу исполнить мечту Дориана – собрать истории о богах прошлых лет.

С приходом Морин королевство Рутил начало завоевательные походы, основавшие империю Халькопирит. 70 лет первой непрекращающейся воины, которые уничтожали записи, храмы, идолов, памятники культуры. Армия, несшая новую религию, не щадила тех, кто отрекался от Богини и пытался защитить свою веру.

Дориан был большим любителем истории, постоянно выписывал книги из заморских стан, но в тоже время не мог найти почти никаких источников о истории земель империи до ее становления. Империя, завоевавшая практически весь материк, была безжалостна к тому, что могло разъединить народы, ставшие едиными под гнетом.

– Если отправиться в отдаленные деревни и поселения, то точно можно будет найти места, где люди еще чтят память предков. Если я смогу собрать их, то напишу самую большую работу о вере людей до нового времени.

Камергер смотрел на меня, как на умалишенную.

– Аннабель, прошло пол тысячелетия, ты правда в это веришь? Думаешь, кто-то еще верит в сраженных богов?

– Говорят, раньше верили в легенды о невиданных существах, о хранителях деревень, во власть животных над лесом…

– О Богиня, она и правда в это верит… Даже если ты и соберешь все эти сказки, то что тогда? Ты правда хочешь заняться научной работой? Если тебе так скучно, то я найду для тебя работу в этих стенах!

– Ты понимаешь, что я смогу выучить все эти истории и передать их Дориану в загробном мире? Я смогу исполнить его мечту!

Кажется, в тот момент Теодор потерял надежду на то, что я справилась с горем. То, как тихо он уткнул локти в колени, а на руки опустил лицо, стало знаком для меня, что в его понимании я осталась тоскующей вдовой. Впрочем, так и есть. Мне хотелось убежать отсюда, хотелось на юг, посетить графство Вильямс, прокатиться на лошади, увидеть места, где жива память о прошлом.

– Я помолюсь Богине, чтобы твои надежды оправдались, – вдруг произнес он, – будь по-твоему.

– Значит, ты поддержишь меня?

– А что остается, я ведь обещал быть на твоей стороне, – он вздохнул и пробубнил, – и кто меня за язык тянул только?..

Стало легче дышать. В какой-то мере мне хотелось поддержки даже с учетом того, что решение уже было принято. Отправиться на осмотр земель означало, что я буду посещать случайно выбранные вассальные имения и проверять порядок на подчинённых им территориях, но при этом мне будет необходимо постоянно возвращаться во дворец для посещения мероприятий и решения вопросов. С учетом того, что мне бы хотелось и под прикрытием посетить места, которые могли бы сохранить память прошлого, подобное путешествие займет около года.

После того, как Теодор взял с меня слово, что к поездке я оправлюсь и приведу себя в надлежащий вид, я спустилась на первый этаж. Мой путь лежал к смотровому балкону, открывавшему вид на заснеженный сад, где словно по волшебству передвигались сани со слугами, перемещающимися меж дворцами. На деле сани везли самоеды – белоснежные собаки, вой которых часто заменял северянам пение птиц. Из-за погоды собак и оленей в столице использовали чаще лошадей.

Белая земля, хвойные деревья и серое небо – вот почти беспеременный вид дворцового города. Когда-то столица была на юге, но 6-я императрица Генриетта была обеспокоена севером, оставшимся без особой заботы. По ее приказу началось строительство новой столицы, представлявшей собой полностью каменный город с тремя стенами. За первой жил простой народ, за второй располагались торговые гильдии, рынки, мастерские, а также поселились малые дворянские семьи, а за внутренней стеной раскинулись резиденции самых влиятельных вассалов империи и императорский дворец. Как и свойственно, к столице стали тянуться все пути, что спасло север от голода, ведь стены, образовавшие крепость, способную уместить в себе треть всего населения империи, были хранилищем для провизии и всех необходимых ресурсов.

Вспоминая ощущение радости, испытанное Генриеттой от переезда на бескрайние заснеженные земли, ее восторг от величественных стен, выстроенных самыми искусными мастерами, мне становилось грустно, ведь я постоянно мечтала хоть на неделю вернуться на юг. 6-я императрица была счастлива видеть жизнь, бурлившую в новом городе, я чувствовала это через ее воспоминания, однако ее эмоций я не разделяла. Грусть по обилию цветов, птичьим напевам и обилию фруктов меня убивала.

Теперь и грусть по мужу прибавилась. Смотря на серое небо, я думала о Морин, нарекшая отпрысков семьи Таафеит носителями Божьей крови. Тройня, родившаяся у ее кузины, разделилась и возглавила три рода: Таафеит, Пейнит и Мусгравит, окрасив волосы и глаза девочек этих родов в рыжий и зеленый – символ наследия Морин. Три знатных рода отдавали своих дочерей на роль императриц, так неужели я, Божья помазанница и мать наследника, не заслужила лучшей участи, чем похоронить мужа в 32 года?

Пальцы мои околели.

Но уже вскоре кровь в моих жилах кипела.

Заседание проходило вполне себе гладко до определенного момента. Сенат соглашался со мной, предоставлял документы и хвалился проделанной работой, однако за время моего отсутствия они пришли к единому решению, ставшему для них выходом – женить меня на ублюдке императорской семьи. Этим замшелым кретинам настолько тошнотворна была идея женщины у власти, что омерзительный брак казался им лучшим вариантом. Страх, порожденный нежеланием терять укоренившуюся за ними власть, вынудил их подсунуть мне сводного брата моего мужа, надеясь управлять мной через него. Грязные выродки были готовы пробраться в мою постель, наградить моего любовника своим голосом, ведь неразумная женщина не способна распознать стоящие идеи собственных подчиненных, но готова поверить всему, что выскажет согревающий её по ночам мальчишка.

Может быть я так же больна, как они, ведь подавить желание схватиться за меч и перерубить их было крайне сложно. Благо, что лицо мне удалось сохранить спокойным.

– После заседания отправьтесь в храм, господа. Вам стоит просить наставления от Богини, дабы та указала вам путь, идя по которому вы не осмелитесь говорить столь грязные идеи собственной императрице.

Давно я не ощущала подобную злость.

– Что ж, хотя бы не все из членов сената были согласны с этой идеей, – неловко заметил Теодор, когда мы остались одни в кабинете.

– Эта поддержка дорого мне обошлась.

Готовясь к кончине императора, я обратилась за помощью к самым верным вассалам, надеясь на сохранение доверительных отношений, но этого оказалось мало. Надеясь заручиться большим количеством союзников, я воспользовалась и подкупом, и угрозами, и прощением прошлых преступлений.

– Рано или поздно они сдадутся.

– Либо посчитают, что меня проще убить, – я потерла лоб рукой, чувствуя головную боль, – проследи, чтобы никто не имел возможности встретиться с кронпринцем без моего ведома. Все письма проверять, следить за его компаньоном и наставником.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – камергер поклонился, – вы хотите отдохнуть или сразу направитесь на ужин?

– Ужин. Но сначала нужно переодеться.

Дориан часто переносил совместные ужины после заседаний, на которых обсуждались тяжелые темы. Говорил, что ему проще одному сбросить оставшееся после них напряжение, а к семье прийти спокойным и радостным мужем и отцом, так что я старалась следовать его примеру.

Но увидев Адама, я ощутила, как земля ушла из-под ног. Мне снова 9 и 12-летний Дориан смотрит на меня своими пронзительными карими глазами. Руки сами коснулись его щек, большой палец скользнул по ряду из трех родинок на левой скуле – как у отца. Радость и тоска ныли в унисон в груди, когда сын прижался ко мне в объятьях.

– Пусть Морин вечно хранит вас, матушка, – нежный голос коснулся моего слуха, – я так рад видеть вас.

– Моя радость, – я отодвинула мальчика, дабы взглянуть на него еще раз, – ты так быстро растешь.

– Мама! – едва дождавшийся своей очереди младший сын прижался к моему боку. – Вы здоровы? Мне столько хочется вам рассказать!

Зеленые глаза искрились, круглые щечки были румяными, как и всегда, когда он здоров и весел. Его черные волосы, как у отца и брата, стали короче и все так же смешно торчали на макушке.

– Тогда нам и ждать нечего, давайте садиться за стол.

За трапезой и обыденным разговором, в которым все старательно не упоминали императора, я любовалась своим отпрысками с легкой грустью. Не помнить месяц для меня совсем не страшно, но в отношении детей это был достаточный срок. Эмили уже 16, так что скоро должна состояться ее помолвка с князем, Адам скоро отметит 14-ый день рождения, но уже через пару-тройку лет представители знати начнут давить на него из-за ребенка, а Генри 12-ть, но его учителя в академии уже пророчат ему успехи на политическом поприще. Время так скоротечно в этом юном возрасте, что вернувшиеся с летних поездок дети, кажутся изменившимися до неузнаваемости настолько, что сводит сердце.

– Все еще непривычно ужинать без папы, – вдруг произнес Генри, – это когда-нибудь пройдет?

В тишине столовой слышен был лишь вой ветра за окном.

– Со временем станет легче, – выдавила я, – нам нужно хранить память, но не поддаваться грусти.

– К тому же, мы все еще должны служить на благо империи, – чуть сдавлено напомнила Эмили, – как заповедовала нам Морин. Вы же помните, как отец любил эту страну? Нам нельзя его подвести. Встретившись с ним в загробном мире, мы должны с гордостью рассказать о своих заслугах.

– Тогда… Можем мы всего один денек еще погрустить? – глаза моего младшего сына наполнились слезами, которые он силился не пролить, так что Адам в знак поддержки погладил его по плечу. – В последний раз все вместе, а завтра будем стараться, ладно?

Руки вдруг онемели и едва удерживали приборы. Нельзя вновь поддаваться этому чувству утраты, скручивающему органы в жгут.