– Конечно, Ваше Величество. Вы тоже заботьтесь о своем здоровье, ведь вы главная драгоценность нашей империи.
Каждое лето все дети минимум на месяц покидали пределы столицы и каждый раз прощения сжимали мое сердце. Мне хотелось вцепиться в плечи детей и прокричать, что никуда я их не отпущу, что они останутся в том месте, где ничего им не угрожает и я всегда могу увидеть их… Но в этот раз мне не терпелось убежать из дома, в котором умер мой муж.
Долгие объятья и обещания оставаться здоровыми, вернуться с новыми успехами, напутствия и пожелания. Я подарила своим сыновьям поцелуи в обе щеки и с легкой грустью смотрела, как кареты направляются к вратам для перемещения.
– На тебя мои самые большие надежды, – мои руки сжимали ладонь дочери, – от тебя я всегда требовала большего, но лишь потому, что знаю, что ты сможешь этого достичь.
Все что угодно могла даровать своей единственной принцессе императрица, но мне так же требовалось защитить ее от чужого влияния. Я смогу дать ей желанный титул лишь при понимании, что она справится с грузом ответственности и пренебрежения, которые падут на ее плечи.
– Мне радостно уже от того, что вы верите в меня.
После прощания из окна кареты я наблюдала, как фигура моей дочери становилась все меньше, пока не исчезла из поля зрения. Дети были отдушиной моей жизни, но остаться с ними означало быть запертой в этом мрачном месте. Мне так надоел север и печальные воспоминания не делали лучше.
В карете со мной ехал мой рыцарь Карлайл. Последний выходец из рода Кальтц, который когда-то славился лучшими мечниками. Я нашла его, потерявшего фамилию и положенную ему славу, когда жуткое воспоминание 7-ой императрицы Катрины дошли до меня во снах.
Империя на пике своего завоевания получила в качестве своего правителя слабого императора Авраама, допустившего большую ошибку. В попытке уничтожить королевство Альтмар, благородные семьи которого обладали чудовищной силой, он объединился с несколькими государствами, павшими перед могущественным врагом. В попытках спастись, они оказали поддержку Альтмару в захвате дворца Халькопирит. Тогда-то, 7-ая императрица, озабоченная долгом спасти наследника престола, который был лишь 3-х месячным младенцем, попыталась уйти через тайный ход в своих покоях, о котором знала из чужих воспоминаний в своей голове.
– Ничего не бойся, сынок, я позабочусь о тебе, – шептала она, спускаясь по лестнице, еще не зная, что кроме нее уже никто не помнил об этом ходе и не заботился о его сохранности.
Дверь, ведущая на улицу, была заперта. Я помню холодный пот, прокатившийся по спине императрицы. Она вернулась назад, думая, что может быть еще есть шанс выбраться через коридоры дворца, но поднимаясь выше, она все отчетливее слышала то, что и заставило ее спрятаться: голоса захватчиков и крики убиваемой прислуги. Великая империя под руководством дурака стала слабовольной и неорганизованной, а ослабленная длительной войной армия допустила захват дворцового города.
3 дня. 3 дня Катрин провела в холодном коридоре, молясь Морин без устали. В молодой девушке не было волнений о своей жизни, только бы не пропало молоко. Молоко было единственным, что спасало наследника в месте, где было холодно и темно, в месте, куда проникали лишь голоса оккупировавших покои захватчиков.
Когда императрицу все же отыскали, первым делом с ее рук забрали сына, что привело ослабшую девушку в ярость. Свет слепил ее, она думала, что их нашли злодеи, уроды, желавшие убить ее сына, так что она кинулась на своих спасителей.
Император был убит в пытках, так что младенец был объявлен новым правителем, а его регентом назначен брат Авраама, который приказал организовать расследование. Он выяснил, что на самом деле захватчики Альтмару пытали императора не из ненависти, а из желания выяснить нахождение легендарного артефакта, который на деле был главной ценностью рода Таафеит после божественной крови. Драгоценный камень обладал способностью к усилению, что было возможным за счёт его постоянного потребления окружающей энергии. Осознание, что рано или поздно история с пытками может повториться, вынудило меня заменила камень на фальшивку, надеясь, что потенциальные похитители сочтут легенду лишь легендой, а мой род лжецами. Не было мучительнее воспоминания, чем то, когда дряхлый знахарь со своим Анимом по моему приказу вспорол мне грудную клетку прямо посреди храма и запихнул настоящий артефакт за сердце. Боль была несравнима ни с чем до и после того дня, а возможность смерти была встречена в моем сердце равнодушием, но умирать мне было нельзя. Себя 14-летнюю я наградила долгом сохранить артефакт в себе до момента, пока не нашла бы места для его сокрытия получше. Там, где его смогли бы обнаружить лишь будущие императрицы, найдя подсказки в моих воспоминаниях. Полученная от камня сила позволила мне раскрыть способности, близкие к тем, которыми обладала 3 императрица, – самая могущественная носительница божьей крови. Она была воительницей, наперекор запретам отправлялась на поле боя, держа в руках меч, который я теперь могла призывать при слиянии с Анимом.
Где в нашем времени находился меч было не ясно, но исходя из того, что призыв его был временным, то можно было говорить о том, что оружие "заперто" где-то, от чего исчезало после использования. Призыв впервые произошел по случайности, но было ясно, что возможен он из-за камня в рукояти, так похожего на тот, что хранился в моем теле. Ко всему прочему, увидев меч, я все гадала, зачем все чужие воспоминания в моей голове, если я не помнила о столь важном? Мое умение сливаться с Анимом было рождено из записей и догадок моих предшественниц, искавших повое применение духам, упершимся в ограниченность собственной духовной силы… Но я помнила об их стараниях, о трудах и опытах, так от чего же нигде не было даже упоминаний о мече императрицы Стейши?
В любом случае, с ранних лет, как императрица империи, славящейся своими завоеваниями, я обучалась фехтованию. Моим оружием были шпага и рапира из-за их легкости и маневренности, так что длинный меч стал проблемой, из-за которой я и была вынуждена найти себе подходящего учителя, который и отправился со мной в путешествие. Карлайл был на 2 года младше меня, почти 2 метра ростом, широкоплеч и силен до безумия. Еще он все время собирал свои кудрявые черные волосы в маленький хвостик на затылке, от чего выглядел моложе своих лет.
– Что? – абсолютно невежливо поинтересовался мой спутник, когда его карие глаза встретили мой взгляд.
– Уже и посмотреть на тебя нельзя? И хотя бы притворись, что тебе есть дело до субординации.
– Все равно никто не видит.
Характер у него был не сахар. 13-летний парнишка, которого я притащила во дворец в качестве учителя, выглядел даже мило хамя, как обучила его голодная жизнь в трущобах, но вот здоровый 30-летний лоб, способный сломать меня пополам голыми руками, таковым уже не казался.
– Надо было тебя пороть.
– Надо было.
– Готовимся пройти через врата, будьте готовы! – прокричал кучер и у меня внутри все сжалось.
Телепортация была малоприятным впечатлением, причем настолько, что некоторые дворянки предпочитали потратить в дороге неделю, нежели вытерпеть ту тошноту и головокружение, что возникают при сокращении пути. Мне каждый раз казалось, что органы перемешиваются внутри, да и легендарный камень неприятно жгло.
– Приказать остановиться? – озабочено поинтересовался Карлайл, когда я скукожилась от незабываемых ощущений.
– Не надо, – глаза поднялись на его позеленевшее от тошноты лицо, но за ним, в окне, сочные листья и голубое небо словно околдовали меня.
– Вы точно в порядке?
– Мы на юге, – вырвалось из моего горло, пока я прижималась к окну, уже чувствуя запах богатой разнообразной природы, так отличавшейся от серости лета севера.
Была бы возможность контролироваться собственные мысли, я бы отдала все свои богатства за то, чтобы больше никогда даже мыслями не возвращаться к собственной матери, однако юг всегда навевал мне детские воспоминания. Здесь, на морской границе империи, под защитой гор, среди виноградников и фруктовых деревьев, я вновь ребенок, опечаленный фактом, что приобретенные таланты нельзя было передать с молоком матери. Эрцгерцогиня Таафеит естественно всегда была в центре внимания, обладала обширным кругом общения и немалым влиянием, что вынудило ее проводить существенную часть жизни за письменным столом. Пару раз мне выпала честь лицезреть ее выверенный строгий подчерк, хоть листок с этим произведением искусства был в ярости брошен ею на стол, ведь я в 7 лет не поспевала за ее талантом к каллиграфии. Моя мать словно всю жизнь знала, что смерть императора не за горами и скоро меня придётся отправить во дворец, от чего так торопила мое обучение, а может просто не могла дождаться моего отъезда.
Одну весну я боялась, что уже никак не смогу оттереть чернила со своей руки, так много писала. Приняв титул императрицы, я строчила записки мужу, хоть мы и находились в одном дворце, оформляла их как и прочие письма и передавала через слуг. Сразу после рождения дочери Дориан подарил мне большое поместье на юге, по которому я страшно скучала. Поездка в новый дом с младенцем на руках стала первой для меня с момента переезда в столицу. Я помню, как прошла сквозь врата и солнце обняло меня. Глубокий вдох сделался так легко, что улыбка не спадала с моего лица до самой ночи. Мой муж должен был прибыть только через неделю из-за дел, от чего нас с дочерью целыми днями должны были окружать лишь суетящиеся слуги. Так приятно было выходить на большой балкон, открывавший вид на закатный океан. Мне тогда казалось, что я не смогла бы вернуться на враждебный для меня север, если бы мой муж мог бы вечно оставаться здесь со мной.
У кровати в день прибытия я нашла записку:
"Моя Бель, я благодарен тебе за рождение дочери. Это поместье было отстроено к твоему 15-летию, так что я рад наконец представить его тебе. Ни этот дом, ни прилегающие территории не были награждены названием, хоть уже и носят звание графства, так что дай им имя и запиши в прилагающиеся документы.
С любовью, вечно твой, император Дориан".
Небо окрасилось в оранжевый от заката, обретя цвет моих волос, однако мне он всегда напоминал об императрице-матери. Ее воспоминания не сохранили от меня секрет того, что на имени Дориана настоял император, а она грезила о имени Вильям, так как оно пришло ей во сне во время беременности. Она никому не рассказывала об этом, так что посчитала это знаком и написала в пустующей строфе "Вильямс". Если у императрицы-матери есть возможность наблюдать с небес, то я надеюсь, что мое решение ее обрадует.
"Мой драгоценный супруг, уготованный Богиней,
Едва почувствовав дуновение теплого южного ветра на своей коже, я ощутила тоску по тебе. Все моё существование завязано на тебе, моя жизнь и душа в твоих руках, может от этого так странно находиться далеко от нашего дома? Две недели разлуки кажутся вечностью, ведь меньше чем за день ваша покорная слуга измучилась настолько, что готова вновь собрать чемоданы и ринуться домой. Однако, ваш подарок прекрасен, я благодарю вас за внимательность к моему желанию вернуться на юг хоть на несколько дней, однако тепло, море и пение птиц, по коим я тосковала, мне не кажутся теперь такими родными. Может дело в том, что самая драгоценная часть моего сердца, самый родной человек, остались на другом конце света? Простите мои жалобы и стенания, Ваше Величество, ведь я должна была благодарить вас за столь щедрый подарок, но я вынуждена признать, что главным даром для меня стало откровение, что не будет мне счастья и покоя, покуда вы не держите меня в объятиях.
С любовью и уважением, тоскующая по вам жена, императрица Аннабель".
– Это и есть поместье Вильямс? – Карлайл указал в окошко, жмурясь от яркого света.
– Верно.
Бело-синий особняк красовался на возвышенности, объятый с двух сторон виноградниками, а с третьей морем. Дом, в котором мне довелось провести так мало времени, но который сослужил мне огромную услугу.
Признаться, я нарушила закон. Получив в распоряжение здешние земли, мне сразу стало понятно, что достаточно времени для заботы об этом месте у меня не найдется, так что я поставила управляющими этой землей брата и невестку Ракель, но запретила называться доверенным лицом, а представляться графом и графиней Вильямс. Благодаря этому, пока Дитрих Вильямс с женой по моему приказу занимались развитием угодий, они так же вписались в светское общество, что позволяло им шпионить для меня.
– У вас лицо просветлело, – заметил рыцарь, – впервые за 4 месяца.
– Хочу хотя бы на пару дней забыть, что мне чуть за 30, я вдова с 3-я детьми, которую не прочь убить с дюжину влиятельнейших людей этой страны, – с улыбкой ответила я.
– Как об этом забыть можно? – его лицо скривилось. – И стоит ли, если есть угроза вашей жизни?
– Безопасность моя в твоих руках, – я пожала плечами, – так что просто рассчитываю на тебя.
Выстроенные в ряды слуги встречали нас у поместья вместе с Дитрихом и Авророй.
– Приветствуем, Ваше императорское Величество, – объявила графская чета, – молимся о вашем здравии.
– Взаимно, мои дорогие. Аврора, как твое здоровье? Когда ты готовишься к родам?
За неспешным диалогом прошла прогулка по саду поместья и совместный ужин. Впервые за годы увидеть закат с террасы под шум наката волн было незабываемо. Солнце неспешно опускалось к воде, давая мне насладиться прекрасным зрелищем.
– Море цвета ваших волос, – с улыбкой заметила Аврора.