Голодные кости

«Разве что появилась не вовремя», – чуть не добавил он.

Что ему делать с навязанной женой?.. Райден смотрел на нее, чувствуя внутри сожаление. Соре надлежало бы выйти за достойного человека, но теперь она стала пленницей поместья Хаттори.

У нее не будет ни мужа, ни детей.

– Господин… Райден, – исправилась она. – Клянусь, что приложу все усилия, чтобы быть вам хорошей женой.

– Не стоит давать обещаний, которых не сможешь сдержать.

Она ничего не понимала. Не знала – ее наивность была простительна, но Райден не мог слушать клятвы, которые никогда не будут исполнены.

Он шагнул к ней, и от его взгляда не укрылось, как она сжалась в комочек, инстинктивно отодвинувшись дальше. Затравленное выражение лица говорило о том, что Соре хотелось сбежать.

Это было правильно. От него надо бежать. Враги так и поступали на поле боя, зная, что рука Хаттори несет смерть.

Но Соре, в отличие от них, бежать некуда.

– Ты боишься, – он коснулся ладонью ее щеки, наслаждаясь мягкостью кожи. Нежная, точно шелк. – Тебе рассказывали о том, что тебя ждет?

Ее щек коснулся румянец смущения. Сора отвела взгляд, не в силах смотреть на него.

– Немного… Кормилица сказала, что я должна слушать вас.

– Тебя, – исправил он.

Она метнула на него удивленный взгляд. Райдену было понятно ее изумление – подобное обращение считалось неуважительным, и порой строго наказывалось. Но он не желал делать стену между ними еще прочнее и шире – если он не может стать для нее мужем, то другом ему быть никто не запрещал.

– Тебя, – повторила она. – Должна слушать тебя.

Хаттори поморщился. Если это все, что она знала… Он еле сдержал тяжелый вздох, отгоняя от себя мысли о мягкой коже и запахе – Сора пахла душистыми камелиями. Сладкий, чарующий аромат, который сводил его с ума.

– Нелегко, – он отнял руку, тут же почувствовав болезненный укол жадности – жалкого прикосновения было мало, – довериться мне. Я понимаю – мы впервые увиделись вчера.

Сора открыла рот, чтобы возразить, но Райден повысил голос:

– Не надо лгать. Я вижу, как ты смотришь на меня. Вижу страх в твоих глазах.

Страх, спрятанный за бравадой. Сора – как маленькая птичка, что ерошит перья перед ястребом.

– Я не хочу причинять тебе боль, – хрипловато произнес Райден. Пробудившееся внутри желание жгло его внутренности. – Но это неизбежно, если ты не сможешь довериться мне.

– Я смогу, – солгала она.

Хаттори качнул головой. Он хотел взять ее за руку, но мысль о прикосновении была слишком заманчивой, потому он не сделал этого.

– Ложись, Сора.

Ее серые глаза заволокло пеленой ужаса, как небо затягивают тучи в пасмурный день. Но она покорно выполнила его требование – легла, вытянувшись в струнку: взгляд обращен вверх, руки вдоль тела.

Райден сдержал злой смешок. Уступчивость новоиспеченной жены раздражала – она лежала, готовая ко всему, словно давая ему разрешение делать все, что придет в голову.

Идеальная жертва, выращенная специально для хищника.

Он снял хаори, нарочито медленно свернул жилет, наблюдая, как голубоватый ручеек венки на шее Соры тревожно пульсировал. Погасил свечи и лег рядом – она издала едва слышный вздох, напряглась, ожидая худшего.

– Спи, – шепнул Райден, закрывая глаза.

Близость Соры волновала – пришлось искусственно вызвать в памяти сцены сражений, чтобы звон стали отвлек от привлекательных дум. В покоях царила тишина – только ветер отчаянно завывал снаружи, и ветви деревьев скреблись о стены, будто прося впустить их внутрь.

Спустя продолжительное время дыхание Соры выровнялось, стало бесшумным – она уснула. К Райдену сон не шел. До появления золотистых лучей, мажущих розовым по белой шапке Року, он так и не смог освободить голову от сотни разных мыслей.

Когда солнечный свет прокрался в покои, чтобы поцеловать украдкой девичьи щеки, Хаттори поднялся и тихо ушел.

Эта ночь была одной из самых долгих, что ему доводилось переживать в своей длинной жизни.

Глава 4

«Женщина захочет – сквозь скалу пройдет», – любила приговаривать Айко, когда Сора упрямилась, бросая занятие на полпути. В ловких руках кормилицы все горело, крутилось, исправно работало – не то что у подопечной, которой едва хватало терпения вышить скромный кусок ткани.

Айко укоризненно качала головой, вскользь бросала:

– Эх, девочка, как же ты с мужниным домом управляться будешь…

А Сора только смеялась, ускользая в сад, чтобы посплетничать с Аюми под тенью дзельквы. Сейчас же, глядя на запустение, которое разрослось по поместью подобно паутине, она жалела, что не слушала Айко.

Женское крыло, в котором ее поселили, и главная часть дома выглядели почти приемлемо, но мужская… Мебель – то, что от нее осталось, – казалась настолько древней, что грозила рассыпаться от одного взгляда. На циновки было жалко смотреть – их будто потрепал зубами огромный зверь.

Ее охватило отчаяние. Сора не могла представить, сколько времени, сил и средств потребуется, чтобы вернуть поместью прежнее величие. Но что гораздо страшнее – она не знала, с чего начать.

Помогла верная Аюми, тенью скользившая за своей госпожой.

– Нужно тут все хорошенько отмыть. Для этого необходимы слуги.

Она оглядела помещение и добавила:

– Много слуг, госпожа.

– Позови девушек, которых привезли готовить праздничный ужин, – попросила Сора.

Аюми была права – следовало избавиться от хлама и пыли, что копилась тут, похоже, столетиями.

Служанка умчалась, оставив Сору в одиночестве. В комнате, где она находилась, почти отсутствовала мебель, не считая изящного комода у стены со множеством шкафчиков. Подойдя к нему, Сора провела пальцем по лакированной поверхности, снимая толстый слой пыль, аккуратно потянула за верхний ящик – с протяжным скрипом тот неохотно поддался.

Внутри обнаружились свернутые письмена – пожелтевшая ветхая бумага, тонкая, как крыло бабочки, темные чернила. Поверх лежало массивное кольцо с круглым зеленым камнем. Сора взяла украшение, повертела в руках – похоже на серебро, почерневшее от времени.

Она хотела достать и письма, но за спиной раздались шаги Аюми. Закрыв ящик, Сора обернулась с виноватым видом, точно они поменялись местами: Аюми была госпожой, а Сора – любопытной служанкой. Кольцо, спрятанное в ладони, жгло кожу.

– Госпожа, – последовал поклон, – девушек рано утром отослали в деревни.