Внеклассное чтение про Черного лорда

– Это правда, что им совсем не нужны женщины? – с интересом осведомилась белая магиня, с удовольствием переключаясь на другую тему со своих скорбных воспоминаний.

– Я не знаю. Лилайт мало рассказывает о своей жизни, а когда ты с ним общаешься, даже в голову не приходит спрашивать – он говорит с людьми только о них самих.

– Говорят, просветление – это абсолютное счастье, может, поэтому больше ничего не нужно?

– В трактате Просветленного Мануэля есть ответ на этот вопрос, – улыбнулась Интента. – Он пишет, что счастье в понимании обычного человека – это такое же эмоциональное искривление, как несчастье. А в состоянии просветления оно перестает быть нужным. Как и все на свете, впрочем.

Округлив глаза, Амалия вздохнула:

– Пожалуй, это пока слишком сложно для меня.

Но тут же девушка прыснула и засмеялась, словно внезапно вспомнив что-то. И покрутила головой под вопросительным взглядом Интенты:

– Я не над созерцающими смеюсь. Это Черный лорд… Он однажды сцепился с каким-то эльфом-учителем с факультета иномирных наук. Тот проспал собственную лекцию, и вместо того, чтобы извиниться, придумал, будто созерцал у себя в комнате и погрузился в слишком глубокий транс, из которого не мог выйти. А ректор ему и говорит так серьезно: какой ты молодец, мол, что так далеко зашел по пути созерцания. А что тебе важнее, спрашивает: просветление или работа? Парень возьми да и скажи: «Работа важна, да после просветления, ваша светлость, ничего уже не нужно». Тогда его светлость кивнул, подозвал слуг и велел все его вещи вышвырнуть из окна – и бьющиеся, и не бьющиеся. Слуги тут же убежали, эльф остолбенел, а ректор и говорит ему: «Поздравляю с просветлением, вот тебе от меня по случаю уборка комнаты бесплатно. Хорошо, что тебе больше ничего уже не нужно».

Губы Интенты дрогнули, она покачала головой, но потом все-таки засмеялась вместе с веселящейся Амалией, живо представляя всю сцену благодаря эмоциональному рассказу.

– Он уволился? – спросила она с любопытством.

– Кто?

– Эльф этот.

– Да вот еще! – фыркнула магиня. – Отсюда почти никто не увольняется – зарплаты слишком высоки, такого больше нигде не найдешь, тем более этакому-то бездельнику. Ходил потом, объяснительные писал, штаны свои с трусами собирал с деревьев. Только его студенты высмеивали на каждом шагу, и Черный лорд его сам уволил в конце года – иди, говорит, просветляйся скорее, чего уж тут у нас время тратить впустую.

– Ты так и называешь ректора все время – Черный лорд? – недоумевающе спросила созерцающая у подруги.

– Все его так называют, а что? Слышится глупо, да?

– Честно говоря, да, – призналась Интента.

– Привыкнешь, – засмеялась Амалия. – Ты ведь его не встречала еще?

– Нет пока. Какой он?

– Спокойный такой. Местами резкий, но он не похож на лорда Кетима, если ты об этом. Хотя тоже тот еще ходок по студенткам.

– Тебя он не привлекает? – догадалась Интента.

– Не мой тип. Но Кетим, правда, тоже мне не нравился, пока не начал ухаживать, так что я не знаю, – вздохнула Амалия. – Одно могу сказать: надеюсь, Черный лорд никогда мной не заинтересуется. Я чувствую себя руиной, и больше сама себе не доверяю.

На темных ресницах девушки блеснули слезы, и обычно не эмоциональная Интента, повинуясь порыву, крепко обняла новую подругу:

– Послушай, не казни ты себя так сильно. Да, ты оказалась не на высоте, этот опыт надо учесть и идти дальше. Никто не застрахован от такого.

– Я была полной дурой, – расплакалась девушка. – Я и не знала, понимаешь, не знала, что во мне столько чванства, тщеславия и глупости – он ведь за все дурное зацепил, за хорошее-то никого не зацепишь. Как будто он все ужасное из меня вытащил и потом в него носом ткнул у всех на виду. А теперь я еще без конца себя жалею, и сама себе противна… и тебе, наверное, тоже.

– Да нет же. Просто ты рассказывала историю, все так ярко вспомнилось и накатило. Ничего мне не противно – я сама не идеал, и никто не идеал. Тебе просто надо перестать предъявлять к себе такие высокие требования, и тогда не придется никакую дурь вглубь закапывать, чтобы тебя за это потом темные цепляли. Ну, будет тебе…

– Извини, – Амалия довольно быстро успокоилась и вытерла слезы. – Пожалуй, надо попросить еще чаю у горничных. Или сходим в учительскую столовую?

– Лучше здесь посидим, у тебя уютно. Расскажи еще немного о ректоре, – попросила Интента, вновь занимая руки нитками. – Почему принц Маркал вдруг превратился в Черного лорда? Это же книжный персонаж, верно?

– Ну… я сама читала пару романов этой Пестрой, но давно, девчонкой еще. Не знаю, может, и правда они встречались.

Интента недоверчиво посмотрела на подругу, отвела взгляд в сторону, мысленно что-то подсчитывая, а потом пожала плечами и улыбнулась:

– Думаешь, он действительно оборотень?

– Нет, конечно, – Амалия вздохнула. – Но мало ли у кого какие прозвища бывают? Что-то из этого всего должно же быть правдой, иначе откуда все это взялось?

– Да, действительно, откуда? – неопределенно ответила Интента, внезапно глубоко погрузившись в свои мысли. А потом фыркнула и рассмеялась едва ли не до слез.

– Ты что?

– Так, ничего. Ничего, – махнула головой она. – Глупость в голову пришла. Не обращай внимания.

Глава 6

Интересная штука – память: ты сам выбираешь, что вспоминать. Захочешь выбрать плохое, какую-нибудь гадость про человека, который тебя обидел – и только гадостное и вспоминается. А на хорошее настроишься – придут самые замечательные моменты, которых только что будто и не было в голове – целый ассортимент счастливых мгновений вылезает из прошлого, как в магазине. Но вот что интересно: если думать о плохом, то кажется, что и не было ничего хорошего. А если о хорошем припоминаешь, то плохого – как не бывало.

И в результате выходит, что ты не можешь вспомнить все сразу: и хорошее, и плохое, и то, что было между этим. Самое-то главное: то, как было на самом деле, вспомнить нельзя.

Примерно такими философскими размышлениями внезапно накрыло лорда Мерсье, когда он получил письмо от прежней возлюбленной. Перечитав его трижды, скомкав бумагу в ладони, он глубоко вздохнул, плотно закрыл глаза и откинулся в кресле, размышляя. Если бы эта весточка пришла к нему три года назад, она сделала бы его счастливейшим из людей. Даже два года назад он, наверное, прыгал бы от радости и дрожащими руками схватился бы за перо, чтобы немедленно ответить – и мчаться к ней, мчаться без минуты промедления.

Даже в прошлом году он еще, бывало, вспоминал свою фею, и его сердце слегка кровоточило. Случись письму застать его в такой день – он среагировал бы инстинктивно, без оглядки, подумал бы, что судьба.

Но вышло так, что послание чересчур припозднилось. Теперь, когда все его раны затянулись, внезапная мольба о помощи от этой феи оставила его равнодушным. И все, о чем он размышлял, – это послать ей вежливый отказ или оставить письмо вовсе без ответа. И выбор хотелось сделать не в пользу вежливости, а, наоборот, в сторону такого варианта, который уязвил бы ее сильнее.

Из письма Делии следовало, что с ней случилось то, чего и стоило ожидать – удивительно, что так поздно. Вампир, конечно же, попытался выпить красотку, так и не женившись. Она едва не пала жертвой своего стремления к романтике, как и десятки других вампирских невест. Вся привлекательность помолвок с охотниками за кровью заключалась в том, что такие браки были невероятно романтичны и гремели на все королевство, а затем прославлялись литераторами в веках.

Но особую романтичность таким союзам как раз то и придавало, что случались они до невероятности редко. Ибо согласиться всю жизнь терпеть рядом с собой полнокровное живое создание и при этом не выпить его однажды до смерти вампир мог только из фантастической, жертвенной, самоотверженной любви, какой с обычным кровопийцей приключиться не могло.

Именно поэтому длительные помолвки с вампирами всех, кроме вампирш, гораздо чаще заканчивались похоронной церемонией, чем свадебной. И ответственности за такой исход жених не нес, поскольку уже пять столетий как научно доказано: вампир не может полностью себя контролировать рядом с полнокровным до тех пор, пока добровольно не примет брачное заклятие. Это волшебство – единственное, которое может помешать ему выпить любимую, даже в приступе жесточайшего зова крови.

За Делию, впрочем, Маркал почти не волновался все эти годы – он знал, самый опасный момент фея всегда почувствует и вовремя удерет – интуиция у них была самая тонкая среди всех волшебных существ. Так и случилось. Но теперь она, разумеется, была в беде, поскольку осталась без покровителя и без средств к существованию. А за последние три года, что провела в вампирской глуши, к тому же слегка утратила ориентацию и, возможно, не понимала, как ей снова устроиться фрейлиной ко двору.

О том, как сильно Делия дезориентирована и растеряна, свидетельствовало даже то, что письмо было адресовано в королевский дворец – выходило, что она вообще не знала о переменах его жизни. Очевидно, девушка полагала, что как ни в чем не бывало может вернуться к прежнему принцу, каким оставила его при побеге – искреннему, ранимому, безобидному, отягощенному лишним весом и пылкой влюбленностью в нее.

Поразмыслив и предавшись паре приятных воспоминаний, в которых фигурировала полностью обнаженная фея в его постели, Маркал вызвал в свой кабинет Афрона и протянул ему скомканный пергамент:

– Пошли ей тысячу золотых. Напиши от моего имени, что я благодарю за оказанные три года назад услуги и полагаю, что на том мы в расчете. Записку подпиши у секретаря.

– Да, ваше высоч… ваша светлость, – поправился камердинер, так и не привыкший за три года к тому, что принц отказался от своих королевских регалий и присоединился к когорте лордов-землевладельцев.

Проследив глазами за Афроном, спешно отправившимся исполнять поручение, Маркал снова погрузился в свои мысли. Но на этот раз он размышлял лишь об объеме эля и пива, который в этом году произведет его завод – и о том, что пришла пора ввести пару новых сортов и начать широкую рекламную кампанию. Захваченный этой внезапной идеей, он взял пергамент и написал огромное письмо своему главному маркетологу с указаниями.

А затем подвинул к себе ворох академических документов от Кетима, которые ждали его одобрения и подписи. Быстро прибавив свой кургузый росчерк к учебным планам на магическом факультете Ульриса, в которые не считал нужным даже вникать, Маркал чуть более внимательно просмотрел бумаги по хозяйственной части и, наконец, взялся за подробное чтение приказов о приеме и увольнении сотрудников.