Заложники Кремля

Один из выпускников Московского института железнодорожного транспорта рассказывал: «Нас, студентов II-го курса, направили на помощь приемной комиссии. Однажды в помещение вошел среднего роста худощавый, очень застенчивый юноша (Якову было тогда 23 года, однако на всех он производил впечатление юноши. – Авт.) в сером костюме. Попросил меня пояснить, как правильно заполнять бланки. Рассказав, я отошел. Но один из членов комиссии отругал меня за то, что я не выяснил, кто родители товарища. В то время двери институтов были открыты преимущественно для рабочих и крестьян. Пришлось спросить юношу о родителях. «Отец – служащий» – был ответ. Это сильно осложняло дело. А тут в приемную заскочил еще один наш студент. Заслышав разговор, заглянул в заполненную анкету и отозвал меня в сторону: может, это родственник Сталина? Тот ведь раньше тоже был Джугашвили. Пусть он напишет, кем работает его отец. На бланке появились слова: «Секретарь ЦК ВКП (б)».

Некоторые, напротив, утверждают, что в приемной комиссии никто не обратил внимания на фамилию смуглого абитуриента. Близко к концу приемных экзаменов ни о чем не подозревавшему ректору МИИТа сообщили по телефону, что с ним будет говорить товарищ Сталин. Директор трясущейся рукой держал трубку, а знакомый глуховатый голос поинтересовался, принят ли во вверенный товарищу ректору институт Яков Джугашвили? Не в состоянии ничего понять, ректор на всякий случай доложил:

– Да, товарищ Сталин!

Яков учился на первом курсе, когда у них с Зоей родилась дочка. Жить на стипендию было неимоверно трудно. Малышка болела, требовались все новые и новые лекарства. Но ничто уже не могло ей помочь. Девочка умерла.

Отчаяние охватило Якова. Беспомощность перед смертью. Вечная холодность и насмешливая грубость недосягаемого отца, которого все же хотелось любить. Невозможность жить по своей воле, как хочется…

Он решил покончить с собой. Стрелял в сердце, но пуля прошла рядом навылет. Рассказывают, увидев раненого сына, Сталин нашел для него только такие слова:

– Ты, волчонок, и стрелять-то не умеешь.

Три месяца выхаживали Якова в больнице. Его навещали Надежда Аллилуева, Киров, Орджоникидзе, сестры Ленина, жена Молотова. Только Сталина у постели сына не видели ни разу.

Яков вышел из болезни надломленным. В непрекращающейся дуэли этих двоих перевес надолго оказался на стороне отца. Сталин потребовал развода с Зоей – и развод состоялся. А скоро Якова ждала еще одна тяжелая потеря. В 1932 году ушла из жизни Надежда Аллилуева.

Лев Разгон описал в книге «Непридуманное» ее состояние в последний год жизни:

«Это была скромная, добрая и глубоко несчастная женщина. Несколько раз, когда я приходил в Кремль к Свердловым, я заставал у Клавдии Тимофеевны (жены Свердлова. – Авт.) заплаканную Аллилуеву. После ее ухода Клавдия Тимофеевна говорила: «Бедная, ох бедная женщина!»

Многие говорили тогда, что Надежда Сергеевна вынуждена сносить тяжелый характер мужа. И про то, что он бьет детей – Свету и Васю. И про то, как хамски обращается со своей женой. А еще про то, что в последнее время Коба стал принимать участие в «забавах Авеля».

Какие это были забавы? Сталин объявил однажды, что «веселее» должны жить не только его подданные, но и он сам (помните незабвенное «жить стало лучше, жить стало веселее»)? И начал участвовать в той веселой и вольной жизни, которую организовал самый близкий его друг с юности Авель Енукидзе[1 -

А.С.Енукидзе – активный участник Октябрьской революции. С 1934 года – член Центрального комитета партии. Закат его начался вскоре после смерти Надежды Аллилуевой, когда был собран пленум ЦК, обвинивший Енукидзе в моральном разложении. Так Сталин пытался отмежеваться от постоянного спутника в разгульных похождениях. В 1937-м году Енукидзе был расстрелян.]. Пошли слухи, что железный Коба размягчился… Сталин и Авель участвовали в гульбищах.

Надежда Аллилуева жаловалась на это Якову. Кроме того, ее тревожило, что Сталин приблизил к себе Лаврентия Берию – самую зловещую фигуру из тех, кто окружал вождя всех народов. Светлана Аллилуева писала о тех годах:

«Все чаще поблескивало в кабинете отца пенсне Лаврентия Берия, тогда еще весьма «скромненького и тихонького». «Он приезжал временами из Грузии «припасть к стопам»… Все, кто тогда близок был нашему дому, ненавидели его.Отвращение к этому человеку и смутный страх перед ним были единодушными у нас в кругу близких».

Иногда жена отваживалась спорить со Сталиным из-за Берии:

– Он же негодяй, я не сяду с ним за один стол!

Сталин в дискуссии не вступал:

– Ну, убирайся вон, это мой товарищ, он хороший чекист… я ему верю.

Слишком ко многому эти супруги относились по-разному. Финал затянувшейся драмы наступил 8 ноября 1932 года.

Никита Хрущев рассказывал своему зятю Алексею Аджубею, что 7 ноября 1932 года во время демонстрации на Красной площади он оказался на одной из нижних трибун рядом с Надеждой Аллилуевой. Погода выдалась ветреная, дождливая. Жена Сталина все время с беспокойством посматривала вверх, на Мавзолей, где стоял ее муж.

– Мерзнет ведь! Просила одеться потеплее, а он, как всегда, буркнул что-то грубое и ушел.

День, начавшийся с ссоры, тем же и закончился. Вечером по случаю пятнадцатилетия Октябрьской революции был устроен прием. Среди приглашенных был маршал Егоров со своей женой, красавицей актрисой Галиной Цешковской. Сталин скатывал хлебные шарики и бросал в Цешковскую, метясь, на что обратили особое внимание, в ее декольте. (Интерес Сталина не оградил жену Егорова от репрессий: в 1938 году она была арестована, маршал арестован и расстрелян в 1939).

Надежда сидела мрачная. Сталин знал, что жена не может пить ни вина, ни коньяка – от любого алкоголя ей становилось дурно. Первый тост, естественно, был за верного последователя дела Ленина – товарища Сталина. Все выпили. Надежда, как обычно, поставила бокал на стол нетронутым. Сталин нарочито громко, на всю компанию, сказал:

– Эй ты, пей!

– Я тебе не «эй, ты»!

Николай Бухарин, бывший в числе гостей, рассказывал своей юной жене Анне Лариной, что Сталин бросил в жену окурки и апельсиновые корки.

Надежда выбежала из зала. В своих «Воспоминаниях» Н. С. Хрущев написал о том, что случилось дальше:

«Все разъехались с приема в Кремле. Уехал и Сталин. Уехал, но домой не приехал. Было уже поздно. Надежда Сергеевна стала беспокоиться, где же Сталин, и стала его по телефону искать. Прежде всего она позвонила на дачу. Они жили тогда в Зубалове. (Дача находилась в поселке Усово, зубаловской ее называли по имени дореволюционного владельца. – Авт.)

На звонок ответил дежурный. Надежда Сергеевна спросила:

– Где товарищ Сталин?

– Товарищ Сталин здесь.

– Кто с ним?

Дежурный назвал:

– С ним жена Гусева.

Гусев – это был военный, и он тоже был на обеде. Когда Сталин уезжал, он взял жену Гусева с собой. Я Гусеву не видел никогда, но Микоян говорил, что она была очень красивая женщина.

Когда Власик (начальник охраны Сталина. – Авт.) рассказал эту историю, он комментировал:

– Черт его знает. Дурак неопытный этот дежурный: она спросила, а он так прямо и сказал… Утром, когда Сталин приехал, Надежда Сергеевна была уже мертва».

Светлана Аллилуева вспоминала, как о трагедии узнали в доме: «Каролина Васильевна Тиль, наша экономка, утром всегда будила маму, спавшую в своей комнате. Отец ложился у себя в кабинете или в маленькой комнате с телефоном, возле столовой… Каролина Васильевна рано утром, как всегда, приготовила завтрак в кухне и пошла будить маму. Трясясь от страха, она прибежала к нам в детскую и позвала няню – она ничего не могла говорить. Обе пошли. Мама лежала в крови возле своей кровати, в руке был маленький пистолет «вальтер».

Пистолет ей подарил брат Павлуша, работавший в Торгпредстве СССР в Берлине. Надежда Сергеевна умела обращаться с оружием – тренировалась в тире и поражала всех меткостью стрельбы.

Ее детям было тогда: Васе – одиннадцать лет, Светлане – шесть.

Аллилуева оставила письмо, которое поспешили уничтожить, но содержание его все же стало известно окружению Сталина. Надежда Сергеевна будто бы писала, что не может видеть, как вождь партии катится по наклонной плоскости и роняет свой авторитет, что она не видит другого способа удержать его от морального падения.

Этот уход, считает Светлана, был и способом защитить себя от еще больших потрясений:

«Я часто думаю: какая судьба ждала ее дальше, если бы она не умерла? Ничего хорошего ее не ждало. Рано или поздно она оказалась бы среди противников отца. Невозможно представить себе, чтобы она молчала, видя, как гибнут лучшие, старые друзья – Н.И.Бухарин, А.С.Енукидзе, С. Реденс, оба Сванидзе, – она не пережила бы этого никогда… Ведь она, „трепетная лань“, не могла бы предотвратить все эти несчастья или остановить их… И как смогла бы она бороться с ненавистным ей Берией?»

Обе жены Сталина ушли из жизни внезапно. Смерть первой он оплакал; гроб второй, придя с ней проститься, вдруг с внезапной яростью оттолкнул. В семье Аллилуевых из поколения в поколение передается фраза, сказанная при этом Сталиным:

– Ты ушла, как враг.

Тело Надежды было предано земле без него, в траурной церемонии участия он не принял.

После самоубийства Надежды Сергеевны Сталин не смог жить в стенах, где прозвучал роковой выстрел. Не мог он не вспоминать и того, что именно здесь пытался свести счеты с жизнью его старший сын.

Коба попросил Бухарина, также жившего в Кремле, поменяться с ним квартирами. Вряд ли его другу хотелось переселяться туда, где дважды пролилась кровь. Однако согласие было получено. В 1932 году Бухарин занял квартиру Сталина, где и прожил вплоть до своего ареста в 1937 году. На несколько лет сталинской опале подвергся и зубаловский дом, ставший как бы соучастником трагедии. По приказу вождя начали строить новую дачу – в Кунцево.