Долг старших

Трава доходила едва ли не до колен рыжей целительнице, в мантии шагать совершенно неудобно.

Аркалан наблюдала за коллегами-претендентами в Испытании. Еще не все прибыли, время оставалось, но почти каждый сторонился остальных, ощущая напряженное ожидание и волнение. Служка провожал участников ближе к экзаменаторам, ожидавшим у приметных молодых елей с раздвоенным стволом. Архиведун, главный лекарь королевства, Грувед, рядом его первый заместитель Ведун Эссад и более десяти помощников – ведущих целителей. Корона бдительно отслеживала посвящение лекарей в Ведуны, на это событие-Испытание обязательно прибывали лучшие знатоки. Не просто знатоки, а практикующие. Экзаменаторы не навязывались претендентам, ограничиваясь краткими приветствиями и пожеланиями. А кандидаты и сами не стремились общаться, исподлобья косились на тех, кто станет их Испытанием. Аркалан тоже перевела взгляд на эйдосов, кого между собой лекари именовали «жертвами». Их насчитывалось ровно столько, сколько собралось целителей для Испытания. Разные черты и расы, происхождение и история, разный мир и мысли. Один итог.

Вот умиротворенное лицо очень пожилой дамы расы людей в аккуратной кремовой, как и у остальных «жертв» тонкой мантии с длинными расклешенными рукавами. Женщина-человек что-то говорила себе под нос и хмурилась. Она не обращала внимания на стражу, тихо дежурившую подле, призванную следить за проведением Испытания. Дама продолжала убеждать в чем-то невидимого собеседника. Умалишенная. Распространенный недуг стариков.

Вон мужчина – темный эльф, мрачно взирающий на каждого приближающегося. Неприязненно косился на приставленную стражу. Мужчина не прожил даже третью половину столетия, довольно молодой. Он осматривался, стоя со скрещенными руками, пальцы с силой впивались в предплечья. Преступник.

Еще более юная, чем темный эльф по соседству, оркша, бледнеющая то ли от страха, то ли от решительности, отчего ее кожа становилась ярко-зеленой. Не похожа на преступницу, у тех взвешенный, острый либо совсем отрешенный взгляд. Доброволец?

Уходили к Богам в их мире всегда одинаково: лет под триста – триста пятьдесят и позднее, по собственному желанию, когда понимание прожитых веков начинало преобладать в мыслях, затмевая даже усталость. Разум не выдерживал бремени возраста. Реже Уходили более молодые эйдосы, едва перемахнувшие за полтораста лет. Ритуал Ухода выполнялся в любом Храме, при искреннем и добровольном молитве-обращении желающего Уйти к Богам. И Боги принимали просьбу, мирно усыпляя просящих. Ритуал проводился самостоятельно, лекари не требовались. Но Уйти самому можно лишь в Храме и только с искренним добровольным прошением. Тогда никакие целители уже не могли переродить Ушедшего эйдоса.

Повезло воинам.

Воин получал серьгу и звание Мэтра при владении тремя видами оружия на уровне золота. Аркалан так и не добилась успехов в бою, хотя и честно пробовала заниматься с оружием.

Повезло магам.

Давалось боевому магу звание Магистра при установлении использования им высшего заклинания, разрушительной силой соизмеримого с единовременным обстрелом блока катапульт.

Лекарям не повезло. Чтобы получить серьгу и связанные с ней полномочия и обязательства, целитель должен был уметь отправлять живого эйдоса к Богам. Навсегда. Без права перерождения.

Те, кто лишался рассудка ввиду разных обстоятельств (пытки, старость, душевные расстройства), к Богам отправиться самостоятельно не могли из-за отсутствия осознания происходящего. Тогда им помогали целители-Ведуны, носители серьги. Ведуны просили Богов за тех, кто не имел возможности обратиться самостоятельно, им не нужно было при этом находиться в Храме.

С преступниками, приговоренными к Уходу, процесс протекал несколько иначе. Никто, включая целителя-Ведуна, не мог насильно отправить хранящего разум эйдоса к Богам. Только лишенных рассудка. Никто не мог навязать другому такую волю. Но преступники должны были быть казнены.

Многих просто-напросто отправляли в Храмы, где дозволяли мирно отойти к Богам, но в отношении более серьезных преступлений закон Короля Кайдена Церано предусматривал только казнь через лекарей, что было гораздо страшнее, дольше, тяжелее морально. Тех, кто отказывался быть казненным Ведуном, принуждали, жестоко пытая. И это действовало. Так что осужденному приходилось выбирать: либо тихо завершить свое существование, либо подвергаться мучениям до такой степени, пока он не лишится рассудка.

Случалось, что преступников и сумасшедших было меньше, чем кандидатов в Ведуны (что, по правде, происходило весьма и весьма редко), тогда бросался клич среди добровольцев. Тем предлагалась плата за Уход. Далеко не такая высокая, как можно было подумать: Король опасался пропаганды подобного вида заработка. Его Величество пристально отслеживал каждого лекаря, приблизившегося к Испытанию, и еще более пристально тех, кто Испытание прошел, пусть даже и давно не подтверждал статус, лишившись серьги.

Что говорить: свободная практика помощи лекарей Уходящим без ведома Храмов и Короны (неважно, что кроме как с умалишенными, это было невозможно провести) не поощрялась, а, наоборот, каралась суровым отлучением от целительства на последующие полсотни лет, а то и ссылкой на рудники.

– Госпожа Аркалан, прошу, – Ведун Эссад, правая рука Архиведуна Груведа, – Мы начинаем, госпожи и господа лекари.

Аркалан глубоко вдохнула. Кем она сегодня отсюда уйдет? Госпожой Аркалан, лекарем при золотых заслуженных нашивках? Или ей достанется серьга и обращение Ведунья?

– Начинаем, прошу выбрать места чуть подальше друг от друга, дабы не мешать коллегам. Помощники, приведите готовящихся Уйти. Экзаменаторы, Ведуны, пожалуйста, займите места напротив кандидатов.

Все просто. Никаких громких слов, никаких торжеств. Все знают, зачем сюда пришли.

Восемь претендентов-целителей молча образовали шеренгу, напротив выстроили их будущих «жертв». Каждому целителю достанется один эйдос, которого лекарь запомнит навсегда. Аркалан знала, что сейчас крутится в головах ее коллег: «Умалишенный? Преступник? Доброволец?»

Помощники подводили и усаживали «жертв» на подготовленные жесткие стулья перед целителями. Две четкие шеренги, одна напротив другой. За спинами стража. Экзаменаторы медленно выстраивались в третью произвольную колонну, за «жертвами», лицом к лекарям.

Послышалась ругань со стороны пары преступников, готовящихся Уйти. Однако никто не противостоял страже, помогавшей «жертвам» занять места. За сопротивление или отказ преступникам грозили пытки и сведение с ума без второго шанса на мирный Уход.

Умалишенные послушно усаживались, продолжая видеть и думать что-то свое. Доброволец-оркша решительно опустилась в кресло. Она могла отказаться в любой момент, правда, тогда ее кандидатура навсегда вычеркивалась из списка «жертв».

И что вело эйдосов к подобному заработку? Потребность содержания семьи? Да, выход, не самый большой доход, но единоразовый и все же довольно внушительный и выплачиваемый в любом случае: даже если лекарь, слепым жребием выбранный в пару «жертве»-добровольцу, отказывался в итоге выполнять Уход. Второму Испытанию доброволец не подвергался, в отличие от сумасшедших и преступников.

Рыжеволосая заглянула в лицо экзаменатора: человек-Ведун Эссад, заместитель Архиведуна королевства. Аркалан повернула голову в сторону других целителей. Поймала пару ответных взглядов. Сосредоточенных и серьезных. Кто-то кивнул ей. Рыжеволосая обернулась к Ведуну Эссаду, казавшемуся спокойным и уверенным. Лишь плотно сомкнутые губы выдавали напряжение лечащего мага. Неудивительно: обычно Испытание выдерживают трое-четверо претендентов из десяти. Остальные отказывались.

«Жертвой» Аркалан стал темный эльф-преступник. Костяшки его пальцев побелели, вцепились в деревянные подлокотники кресла, глаза опущены.

Аркалан несколько раз глубоко вдохнула, настраиваясь на рабочий лад, стараясь воспринять все как обычный будничный момент. Заглянуть чуть глубже, чем доступно на поверхности. Так, как делают лекари, когда лечат, когда нужно выявить, что болит и где.

Ненависть. Отголоски злости и скорби. Все целители – латентные эмпаты, чувствующие наиболее явные всплески эмоций. У эйдоса напротив Аркалан эмоции били через край. Страх и безысходность, как привкус гнили. У преступника не было выхода. И он это знал, цеплялся за это знание. Стоило ему воспротивиться – его будут пытать до тех пор, пока он не утратит рассудок.

Аркалан взглянула на него чуть иначе. Глубже. Чувствуя энергию, свою и его.

Темный эльф боялся, очень. Конечно, это не привычный Уход ритуалом обращения в Храме. Это казнь, на которую его вынудили. Что же он совершил? Ей не дано узнать: такая информация редко раскрывалась целителям. Аркалан не узнает даже его имени. И к лучшему, она предпочла бы не видеть и лицо.

Дальше.

– Это больно? Уходить к Богам? – сквозь зубы спросил вдруг темный эльф, отрывая взгляд от луговой травы.

Аркалан могла не отвечать, не была обязана. Но тон вопроса не вязался с позой и жесткими чертами лица вопрошающего, звучал жалко.

– Нет, не больно, – мягко ответила.

– Да откуда тебе знать, – огрызнулся преступник, делая попытку привстать, но так и не довел ее до конца.

– Знаю, поверь, – Аркалан встретилась взглядом с темным эльфом, с «жертвой». Нет, с Уходящим. Тот враз сник, плечи опустились.

Глубже. Дальше.

Боги как будто приоткрывали на мгновение завесу. Аркалан узнала это чувство. Ей приходилось лечить тяжелые болезни тем, кто не желал пользоваться перерождением, отдавая предпочтение куда более дорогому способу исцеления. Кончики пальцев рук и ног мгновенно онемели. Холод, будто предшествующий обмороку, окутал девушку. Лекарь сосредоточилась, не отвлекаясь на побочные ощущения: привычные за многие годы практики. Цвета… словно выгоревшие, сухие, обнажающие разницу между белым и черным. Еще дальше. Вот оно.

Аркалан видела происходящее вокруг, но в то же время была здесь. С этим эйдосом наедине, с его внутренним естеством. Она видела удерживающий сущность еще живого узел. Чувствовала. Чувствовала то, чему обучалась, к чему шла, чем жила. Она жаждала стать Ведуньей, дойти до понимания сути. И вот ступень, к которой долго поднималась. Там, где оказываются единицы.

Все просто. Стоит потянуться к узлу и развязать. Только и всего. И жизнь темного эльфа завершится. Он Уйдет к Богам. Мирно и спокойно, как говорят. Мгновенно.

Аркалан не слышала происходящего вокруг. Но знала, что прошло довольно много времени, как она застыла напротив Уходящего.

Страх внезапной тугой лентой свился вокруг рыжеволосой. Преступник перед ней заведомо согласен умереть. Ей стоит лишь… Но жутко, аж пальцы леденеют. Отправить эйдоса к Богам, навсегда. Ей, Аркалан, словно Богине, решившей, что все дозволено.

– Давай быстрее, – затравленно вымолвил темный эльф-преступник, не осмеливаясь поднять голову. – Паршиво ждать, – совсем тихо добавил.

Неожиданное признание будто встряхнуло целительницу. Аркалан чувствовала ужас темного эльфа, сковывающий, переходящий в озноб. Она слишком медлит.

Волнение и сомнения исчезли так же внезапно, как и появились. Аркалан мысленно направила руку к узлу напротив, отчетливо различимому. Тронула за выступающий конец, аккуратно, нежно. Потянула.

Девушка пошатнулась, ощущая тяжесть в теле, но не выпустила видимого лишь ей узла. Потянула сильнее, до конца, плавно.

Вокруг мир вздохнул, тихо, совсем тихо. Аркалан смотрела на расслабившееся лицо сползшего с кресла темного эльфа. Преступника. Ушедшего. Затем потрясенно поднесла руки к лицу, взглянула на ладони. Словно надеясь увидеть концы распутанного узла.

– Все, Аркалан. Все, Ведунья, – сказал Ведун Эссад, укрывая Ушедшего темного эльфа тканью. – Теперь терпи.

Ох! Боль в ухе резкая и неприятная. Холод капли вирнового яда на рану: теперь прокол не заживет даже после перерождения. И…