Самые темные дороги

Взгляд Ноя пригвождает его к месту. Внезапно старик становится почти трезвым и даже напористым. У Эша зарождается смутное беспокойство.

«Это важно», – говорит Ной.

Внутри веет теплом от разгоревшегося камина, и Эш вешает свою теплую куртку на крючок за кухонной дверью, рядом с оливково-зеленым оружейным сейфом Ноя. Он замечает, что ключ от сейфа торчит в замке.

Эш следует за Ноем в гостиную.

Ной положил архивную папку на кофейный столик рядом с очагом. Сейчас старик тяжело опускается в кресло-качалку; при этом часть жидкости из стакана выплескивается ему на руку. Керосиновые лампы наполняют комнату неровным оранжевым светом. Ной слизывает пролитую брагу с тыльной части большого пальца, – похоже, на этой стадии опьянения он утратил многие признаки цивилизованности. Но даже после огромного количества спиртного, употребленного за сегодняшний день, старый коп остается в ясном уме и твердой памяти.

Эш устраивается на карнизе каменного очага, лицом к Ною.

«Ты солгал, Хоген».

«Прошу прощения?»

Ной сохраняет удивительную неподвижность, когда его взгляд снова пригвождает Эша к месту. Ной как будто что-то прикидывает про себя. Беспокойство еще сильнее проникает в мысли Эша. Это нехорошее предчувствие. Он наклоняется и чешет шею своему псу в ожидании, пока Ной не объяснит свои слова.

Ной указывает стаканом в сторону папки на кофейном столике.

«Открой и посмотри».

Эш хмурится.

«Давай же».

Он открывает папку. На стопке бумаг внутри лежит фотокопия декабрьского выпуска «Clinton Sentinel» двадцатилетней давности. Заголовок гласит: «Мать пропавшей дочери опасается худшего».

Под заголовком находится фотография Уитни Ганьон. Темные воспоминания словно чернила просачиваются в мозг Эша. Он сглатывает, медленно поднимает голову и встречается взглядом с Ноем.

«Что это значит?»

«Как ты на самом деле заработал тот шрам на лице?»

«Ты знаешь как. – Эш отодвигает фотокопию в сторону. Под ней находится его собственная фотография, сделанная вскоре после получения раны. Он держит под уздцы кобылу на аукционной распродаже скота. Тоже газетный снимок.

Следующей идет фотография, где они с Беккой стоят рядом со старым пикапом, которым он пользовался для работы более двадцати лет назад. Его настигает еще одно воспоминание, – о том, как он бросил чемодан Уитни на заднее сиденье этого пыльного и ржавого автомобиля, о гневе и ярости, владевшими им в тот день. Образы начинают темнеть, звон в голове становится сильнее.

«Ты расскажешь мне, в чем тут дело, Ной?» – спрашивает он.

«Ты солгал, Хоген, – повторяет старик. – Солгал о своей ране».

На какой-то момент Эш испытывает крайнее смятение. Что-то темное скрыто глубоко под сводом его черепа, как сейф в подвале старого дома, и если он откроет его, то не сможет жить. Эш давно узнал, что единственный способ выжить – это выбросить ключ от подвала и от сейфа.

«Мать твою, Хоген, ты солгал! И Бекка тоже солгала. Теперь я хочу знать почему».

«Не знаю, о чем ты говоришь, – тихо отвечает Эш. Но он чувствует, как подспудная ярость закипает при малейшем намеке на запретное воспоминание. – Зачем тебе все это?»

«Я сплоховал с этими детишками. – Ной указывает стаканом на раскрытую папку и едва не проливает брагу. – С Уитни и Тревором. Я подвел их, потому что местные жители, особенно ты, что-то скрывали от меня. Я относился к тебе как к родному сыну. Хотел, чтобы ты женился на моей дочери. Но ты солгал мне, Хоген. И тогда я закрыл дело. Но теперь… теперь я в долгу у этих детей. По справедливости, я до сих пор у них в долгу».

«Ной, – спокойным тоном произносит Эш, поднимаясь на ноги. – У меня сегодня еще полно дел. Я ухожу. Увидимся, когда ты протрезвеешь и будешь соображать получше, чем сейчас».

«Почему не поехал в больницу?»

Эш щелкает пальцами, чтобы подозвать собаку, и выходит на кухню за своей курткой. Голос Ноя, преследующий его, становится громче:

«Эш, ты входил в мой дом, пока меня здесь не было? Ты брал бумаги из моих записок по этому делу?»

Эш сердито надевает куртку.

«Кое-кто видел тебя, Хоген! На автобусной остановке «Ренегейт-лейн». С Уитни и Тревором. Он видел твою поножовщину с Тревором».

Эш испытывает настоящее потрясение. Прямо в куртке он возвращается в гостиную.

– Кто видел? – очень тихо спрашивает он. – Кто видел меня в тот день?

– Убирайся отсюда, поганый Иуда. Давай, выметайся отсюда. Вернешься, когда будешь готов сказать правду, мальчик. Ты и Бекка, чтоб я сдох.

Глава 15

Сердце Ребекки дало сбой. На мгновение ей показалось, что в нее попала пуля.

Ребекка стояла в напряженной позе, направив ствол на зверя в снегу, и обливалась потом, несмотря на холод. Эхо выстрела отдавалось в ее ушах.

Стрелок всадил пулю в сугроб прямо перед ее левым сапогом, и ледяная шрапнель полетела ей в лицо, укрытое полумаской из шарфа. Пес лежал на брюхе в нескольких шагах от нее и глухо рычал, скаля клыки со стекающей слюной. Прямо как бешеный волк.

Свет надствольного фонарика уперся в ее грудь, когда стрелок начал осторожно спускаться по обледенелому склону, по-прежнему целясь в нее.

– Положи ружье, – приказал стрелок. – Немедленно.

Ребекка не могла пошевелиться. Звон в ушах по-прежнему дезориентировал ее и выводил из равновесия, и она была убеждена в том, что если посмеет сдвинуться хотя бы на дюйм, то собака тут же бросится вперед и вцепится ей в горло. Ребекка продолжала направлять ствол точно между глаз животного.

– Опусти ружье. Положи его на землю, – прорычал стрелок примерно так же, как его пес. – Если ты застрелишь мою собаку, я убью тебя.

– Убери от меня эту чертову собаку, – хрипло прошептала она из-под шарфа. – Тогда я смогу положить оружие.

Стрелок резко свистнул: два коротких свистка, один длинный. Собака медленно поднялась и попятилась на несколько дюймов, по-прежнему рыча и капая слюной.

– Дальше, Кибу! Еще дальше!

Пес снова отступил назад.

– Теперь медленно положи ружье и оставь его на снегу. Потом отойди в сторону.

Ребекка колебалась. Ее внимание все еще было приковано к рычащей собаке.

– Сделай это, иначе я выстрелю. Ты нарушила границу с оружием в руках. Это частная территория.

Ребекка сглотнула. Она медленно наклонилась и аккуратно положила отцовское ружье на спрессованный снег. Потом осторожно двинулась в сторону, стараясь не упасть. Она была уверена, что если упадет в снег, ее движение заставит пса сразу же наброситься и она не сможет защитить лицо и горло, растянувшись на обледенелом снегу.