Жизнь и её винтики. Рассказы

Был у неё и другой герой «видений» собственной режиссуры – Сашка Лазарев, белобрысый симпатичный мальчик с особенной улыбкой. Больше всего ей нравился эпизод, когда они вместе шли из школы. Им было по пути, только её дом находился намного дальше. Они шагали, не торопясь, и болтали о всяких пустяках. Поравнявшись со своим домом, он приостанавливался было, но потом вдруг махал рукой:

– Не хочу домой. Лучше прогуляюсь.

На этом месте у неё всегда начинало трепетать сердце.

Они шли дальше, и чем ближе становилось окончание их совместной прогулки, тем молчаливее и скованней становился он.

– Скажи, а у тебя есть кто-нибудь? – решался он наконец на самый важный вопрос.

– Нет, – отвечала она, а сердце уже тарабанило, как обезумевшее.

– Тогда… давай встречаться.

Что означает слово «встречаться», Наташа толком не знала, но встречаться с Сашкой ей очень хотелось, поэтому она, специально помедлив, будто обдумывает его предложение, отвечала смущённо:

– Ну… давай.

…В сенях скрипнула дверь. Это пришла мама. Она впустила в дом дымчатое холодное облако, по-кошачьи дожидавшееся за дверью. Устало сняла и повесила на гвоздь рабочую куртку, насквозь пропахшую коровами и фермой. Наташа обожала этот запах – запах маминого возвращения.

– Ты ела? – осведомилась мама первым делом. И вторым: – Уроки выучила?

И сразу же занялась печкой.

Наташа наблюдала за мамиными суетливо-сердитыми движениями с нарастающим в груди волнением. Собиралась с духом, чтобы рассказать ей про дефиле шляпок. Впрочем, пока печь не растопится, начинать такой важный разговор не стоило. Обычно мама не могла растопить её ни с первого, ни со второго раза и из-за этого злилась на всё вокруг.

Когда печь обрадовано загудела, защёлкала от удовольствия, как проголодавшийся зверь, которого наконец-то накормили, Наташа решилась:

– Мама, у нас на восьмое марта будет дефиле шляпок…

Мама вопросительно подняла на неё устало-отрешённые глаза.

– Мне нужно платье, – посмотрев в эти глаза и догадавшись, каким будет ответ, всё же договорила девочка. – И шляпка. Светлана Михайловна сказала, что шляпку можно сделать самим…

– Вот и пусть делает, если она такая умная! – отрезала мама. Но, видимо, тут же пожалев о своей резкости, умоляюще стала взывать к разуму дочери: – Ну ты же понимаешь, что у нас нет сейчас денег. Я же не сделаю тебе шляпку из воздуха, для этого тоже нужно купить какой-то материал. Не говоря уже о платье. Просто не ходи на это дефиле и всё.

«Почему у нас никогда нет денег? – хотела взбунтоваться Наташа. – У всех есть, а у нас нет?» – но не успела.

У мамы пиликнул телефон, оповещая о том, что пришло сообщение. Мама тут же кинулась к нему, как будто от этого сообщения зависела вся её жизнь, лицо мгновенно загорелось интересом.

– На эсэмэски у тебя почему-то всегда есть деньги, – буркнула Наташа.

– Что? – быстро-быстро тыкая пальцем в телефонные кнопки, рассеянно переспросила мама.

Девочка не ответила. Усилием воли она подавила в себе это глупое восстание. Подхватив на руки кота, который, выпрашивая внимания, тёрся у её ног, ушла в комнату с неработающим телевизором и расправила себе кровать. Спать ей ещё не хотелось, но и с мамой разговаривать тоже.

Ну почему жизнь так несправедлива? Почему Светлана Михайловна придумала это дурацкое дефиле? Как будто нельзя было придумать что-то другое! Почему у мамы вечно ни на что нет денег? Почему папа не приезжает? Ну допустим, поссорились они когда-то с мамой. Так поссорились, что на всю жизнь. Но она-то, Наташа, разве в чём-то виновата перед ним? Мог бы хоть письмо написать… И в конце концов, почему Сашка Лазарев не обращает на неё никакого внимания? Ну хоть бы… ну хоть бы ручку попросил на уроке. Или карандаш…

Накрывшись одеялом с головой и свернувшись калачиком на холодной простыне, Наташа притянула к себе тёплого кота. Кот прижался к её животу, замурчал от удовольствия. Как, должно быть, ему хорошо живётся! Никаких проблем.

На следующий день в школе, не успела она зайти в класс, к ней подступили Дашка Сорокина и Лизка Пирогова и потребовали объяснений:

– Колесникова, ты почему вчера не пришла на репетицию?

– Я… забыла, – пролепетала Наташа первое, что пришло в голову.

– Забыла она! Значит, на лбу себе записывай: завтра в четыре! Поняла?

– А вы ей сами на лбу напишите, чтобы точно не забыла, – хохотнул пробегавший мимо Ванька Пашков. За ним пробежал Сашка Лазарев и тоже засмеялся.

– В следующий раз так и сделаем, – наставительно произнесла Дашка.

Наташу всегда злил этот её тон: возомнила себя самой главной в классе! Но сейчас куда сильнее задел Сашкин смех. Получается, Сашка был как бы заодно с ними, по другую сторону от неё.

На уроке, а это был урок истории, она присутствовала только физически, мысли снова унесли её в спасительный мир мечтаний.

На этот раз она тяжело заболела, и её увезли на скорой в город. Оказалось, что у неё больное сердце, ей сделали операцию и кое-как спасли. Когда вернулась домой, похудевшая, осунувшаяся, одноклассники стали относиться к ней с некоторой опаской и уважением. Никто не обзывался и не толкался. Дашка с Лизкой вообще обходили за три метра. Сашка тоже долго не знал, как к ней подойти. Наконец, решился. Подошёл, когда она одиноко стояла у окна в школьном коридоре, рисуя на запотевшем стекле ромбики и кружочки. Он виновато склонил свою белобрысую голову и сказал:

– Ты это… извини меня, что я тогда над тобой смеялся. Я же не знал, что у тебя сердце больное…

– Да ладно, – великодушно ответила ему Наташа. Но простив на словах, в душе всё равно не простила. Стерев ладошкой свои «художества» с окна, она отвернулась и пошла по коридору, гордая и независимая…

Мечты утешают, но, к сожалению, не решают проблем. Платья у неё не было и не будет, как и шляпки тоже. Наташа могла бы признаться в этом Светлане Михайловне один на один, но сделать это перед всем классом было неимоверно стыдно и унизительно. Как назло, Дашка с Лизкой постоянно крутились рядом с учительницей. Оставалось два варианта: либо пропускать репетиции и каждый раз придумывать в оправдание уважительные причины, либо ходить на них, но потом пропустить сам праздник. Она промучилась все шесть уроков и половину дороги домой, не зная, какой из вариантов выбрать. Ни тот, ни другой не подходил ей. Она и сама толком не понимала почему, но подсознательно чувствовала, что вряд ли у неё хватит душевных сил на такое длительное враньё.

Решение пришло неожиданно, как будто кто-то невидимый, не вытерпев её мучений, шепнул на ухо: «Нужно на самом деле заболеть! Например, ангиной!»

«Точно!» – обрадовалась Наташа подсказке этого невидимого. Ей тут же вспомнилось, как в первом классе она однажды наелась сосулек, чтобы проверить, действительно ли от них можно заболеть. Эксперимент оказался удачным: на следующий же день у неё подскочила температура под сорок, и её положили в больницу. В больнице Наташе не понравилось, поэтому подобных экспериментов она больше не повторяла. Но сейчас это было необходимо сделать, чтобы спастись от ненавистного дефиле.

Девочка остановилась у первого же сугроба. Солнце уже оплавило его, покрыло ломкой, хрустящей корочкой. Она аккуратно отломила причудливый многоугольник и стала откусывать от него маленькие кусочки. Один за одним она проглатывала и проглатывала их, не обращая внимания на разболевшиеся от холодного зубы. Для пущего эффекта развязала шарф и расстегнула молнию на куртке до груди, чтобы ветер получше продул шею. До дома она успела съесть около десятка таких ледяных корочек. Последнюю доедала, уже стоя на крыльце.

Вдруг дверь распахнулась, и из сеней вышла мама в старой замусоленной куртке, в которой обычно ходила за дровами. Застав дочь за её занятием, она сначала даже растерялась, а потом зло и одновременно испугано закричала:

– Ты что делаешь?! Заболеть хочешь?!

Наташа сжалась от страха на какую-то долю секунды, но потом на неё нахлынула непонятно откуда взявшая смелость, и она с вызовом ответила:

– Да, хочу!

Мама непонимающе округлила глаза:

– Ты что, чокнулась что ли?

– А что мне остаётся делать? У всех есть и платья, и шляпки, только у меня одной вечно ничего нет! Со мной и так уже никто общаться не хочет, потому что мы бедные! – выбросив недоеденную ледышку, Наташа прошмыгнула в дом, злорадно подумав, что до самого девятого марта не будет ходить в школу, неважно, заболеет или нет.

Мама не разговаривала с ней до вечера, и сначала Наташе казалось, она сердится, но потом стало ясно, что она просто погружена в себя и о чём-то думает.

Вечером после работы, переделав все незамысловатые дела по хозяйству, мама достала из шкафа старую, ещё прабабушкину, швейную машинку, тяжело взгромоздила её на обеденный стол и тщательно протерла от пыли. Затем извлекла из недр шифоньера своё единственное бирюзовое платье, которое надевала очень редко, может быть, раз в год, а то и реже. Платье было совсем простенькое, прямого покроя, с бело-голубым колье на вырезе. Положив на стол, она задумчиво и нежно разгладила его руками, словно оно было живое, и подозвала к себе дочь.

– Ну-ка, надень.