Хранитель света. Код Фауста. Мифомистика 21-го века

Но кто поверит, что это было только его желание, стремление и воля. Нет, он только еще одна жертва, брошенная на алтарь нового бога. А сколько их было, именитых и безымянных? Кто считал их за все эти века. Их никто не воскрешал и никогда не воскресит, воскрес только один – единственный. И он остался в объятиях единственной своей возлюбленной, имя которой Власть. А вокруг него уже теснились другие персонажи этой удивительной истории, у которой было начало, но еще не было финала.

Глава 21 Дойти до 9 круга

В свое время Данте дошел до того самого 9 круга, но наверное было еще не время, потому Вергилий и увел его прочь. Для Фауста такое время настало. Он понимал, что они должны были либо все вернуть на свои места. Либо погибнуть окончательно, как погиб когда-то древний Рим.

Фауст немного удивился, когда увидел всех Демонов сначала во сне, а потом и наяву. И за их масками явно скрывались древние боги, он даже знал, кто есть кто, ведь в свое время он был прекрасным ученым. Вглядываясь в их лица, понимая, что они не очень ладили между собой, он пытался угадать, кто из них друг, кто враг, но понял, что праздное это занятие, тут без Мефистофеля точно не обойтись, только он что-то знает наверняка и может быть даже захочет сказать, открыть великую тайну.

Но перед каждым из Демонов он испытывал вину, старался каждому отдать должное в своем творении. Но что за странные мысли теснились в сознании мальчика?

Комедия увлекал его с невероятной силой. Казалось, что он охватит всю его жизнь, станет жизнью самой, ему не будет конца и края.

– Для этой книги и целый жизни мало, – размышлял он, листая все новые и новые книги. И хватит ли у него времени, чтобы написать свой ад и свой рай.

Фауст ликовал, ощущая себя гением и единственным в мире творцом. Он чувствовал, что так же должен был думать и весь оставшийся мир. И странно, если все они этого не понимали. Но они еще не могли знать, какое творение он им готовил. Оно должно было потрясти устои нового века, и поведать о том, другом мире, где прошлое соединяется с грядущим. А главное, в мире этом он оставит Хранителя света. Догадывается ли о том Мефистофель, как знать, но он будет плясать под дудку творца, у него просто не останется никакого выбора

№№№№№

Бывают времена, когда лучше забыть о реальности, и погрузиться в свои творения, и там обрести реальную жизнь, а потом спасти и тонущий мир.

А настоящий мир стервенел на глазах. Он существовал где-то совсем в другом измерении. И этому миру не было дела не только до Хранителя света, но и до распятия Христа, того, которого он отправил на казнь, постарался забыть о его существовании.

Вспыхнул бунт бессмысленный и беспощадный, самой горячей точкой на планете стали наши земли. Сколько жертв, сколько пострадавших в бессмысленных схватках.

Священники вообще были расстреляны первыми, и кровавый их вождь заявлял, что чем больше их будет уничтожено, тем лучше для их эфемерного счастья.

Хорошо, что отец не дожил до тех времен, и умирал в мирном и тихом году, не зная, каким кошмаром все для него обернется.

Если кто-то и торжествовал в их мире, так это председатель ЧК, как же его звали – Феликс кажется, вот кому в этом мире было настоящее раздолье, когда мир, словно камень Сизифа неизменно катился в пропасть.

Феликс всем миру грозил расстрелом, даже под пытками и казнью, не вырвет он от них признания и любви, спесивый поляк, их всех люто ненавидевший, сделал только одно доброе дело, он рано убрался из этого мира – вот в каком мире все они вдруг в одночасье оказались.

Комиссары не образованы, глупы, вечно пьяны, потому что на трезвую голову вершить такого невозможно, и особенно жестоки ночью во тьме. При свете такие бесчинства никто не смог бы творить. Все Калигулы и Нероны кажутся ангелами рядом с этими, но самое главное – они все ничтожны, вот что угнетает теперь больше всего, а еще то, что те, кто по определению был ничем, теперь хотят стать всем, схватив в руки наган или прировняв к штыку перо.

Нет для них никаких запретов, и заповедей у них нет никаких, да и не может быть. Он никогда не станет о них писать, даже если будет умирать от голода. Потому и возник Люцифер, и все молодые боги, ставшие в один миг Демонами, все, кто были с ним. Когда наступает конец света на земле, проще сбежать в другой мир, спрятаться в другом времени, это дает хоть какой-то шанс на то, чтобы выжить и уцелеть, если не в реальности, то на страницах своих книг.

Часть 2 Иллюзии и заблуждения

Глава 1 Середина 20 века

В тихой комнате Фауст листал журналы. А потом снял с книжной полки два альбома – Рубенс и Рембрандт – король художников и художник королей – так они называли первого и нищий темный гений, его прямая противоположность во всем.

Он и сам не понимал, почему его ухоженные красивые руки потянулись именно к этим альбомам.

Фауст разглядывал темные старинные портреты, словно хотел там что-то такое отыскать, думал о течении времени, и о мире, который ушел и был потерян навсегда. Он думал о тех людях, которые жили тогда, любили и страдали, ушли и никогда больше не вернутся. Он не сможет с ними никогда встретиться в том пространстве, которое называется реальностью, но ведь существуют и совсем иные миры, где это возможно.

Сила воображения и писательского таланта способна была многое изменить и невозможное сделать возможным. Фауст чувствовал всей кожей, что может заставить их встретиться, свести в одно место. В первый раз он понял, как много от него зависит.

Но кто и когда подбросил Фаусту этот свиток с жизнеописанием, или вольным повествованием о жизни двух художников, ведь из-за него он начал листать эти альбомы живописи и переноситься мысленно (а порой казалось не только мысленно) в другие эпохи.

Это было необходимо, чтобы почувствовать себя Художником – Мастером, чтобы хоть немного отвлечься от реальности.

Фауст снова перечитывал это странное повествование, и оно почему-то влекло и не отпускало, словно там была его собственная судьба, а вернее, два возможных варианта судьбы. Ему нужно выбрать что-то одно из двух, или кто-то уже сделал за него этот выбор? А почему бы и нет, но кто из Моцарт, а кто Сальери. Ведь не бывает света без тьмы и гения без злодея.

Но у него возникло странное подозрение, что перед ним два гения и злодея в привычном понимании этого слова там нет, может ли быть такое? Надо было погрузиться в контекст и убедиться в том, что он был прав. Живопись – чужое искусство, но какое притягательное, смыслы его протянулись сквозь время и пространство. Они помогут разгадать многие тайны, он в том не сомневался.

Глава 2 Совмещение времен. Король художников

Волна стремительно понеслась к берегу. Юноша рисовал на песке великолепные полотна, которые были тут же безжалостно смыты. Но он не печалился, а смеялся, потому что знал, что создаст творения еще лучше. В том, что эти картины были так хрупки, была какая-то своя несказанная прелесть, и некому было сожалеть о том, что творения бесследно исчезали. Их пока еще никто кроме самого творца не видел.

Ему необходимо было совершенствоваться, потому что он надеялся достичь высшего мастерства, а оно достигается только после невероятных усилий.

Сколько уникальных полотен растворилось в бескрайних морских просторах, этого никто никогда не узнает.

Потом Пауль возвращался домой усталый, но почти счастливый и переносил лучшие рисунки на бумагу. Возможно, потому они и казались такими завершенными, такими великолепными с самого начала, и поведавшим о том титаническом труде, в постижении мастерства. Ведь со стороны казалось, что ему все слишком легко дается. В этом был уверен даже самый строгий из его критиков – старший брат Филипп.

Больше всего он волновался и опасался за судьбу Питера. Он всегда общался с людьми искусства и мог себе представить, что за судьба ждет его младшего брата. И когда волнения эти вырывались наружу, Питер говорил:

– Я буду королем художников.

Но говорил он это не потому, что так безоговорочно верил в собственный гений, а подчеркивал, что никогда не позволит слабостям торжествовать, никогда не подчинится страстям, которые легко губят любого, а человека творческого в первую очередь. Невероятная сила и воля проступала в его сознании с самого начала.

Никогда Питер Пауль не обещал, что он откажется от живописи, потому что знал точно, что не сможет исполнить такого обещания. Живопись была смыслом его жизни, его верой и надеждой, без нее жизнь теряла цвета, запахи, вкус.

Но Филипп никогда и не требовал от него таких обещаний. Он знал, что был Тициан, тот, кто беседовал с королями и кардиналами, и они нуждались в нем, хотя его судьба для живописцев была скорее исключением из правил. Но этот великий итальянец оставлял надежду и для его брата. Он обещал себе, что сделает все возможное и невозможное, чтобы Питер не уподобился тем несчастным, которые ходят с протянутой рукой, остаются вечно грязными и пьяными и рисуют таких же нищих и убогих, как и они сами. Потом раздают бесплатно свои творения тем, кто никогда не сможет оценить их, и все время жалуются на судьбу и проклинают мир.

Не бывать этому, только самое лучшее, только портреты королей, и станет он не только королем художников, как сам заявляет, но и художником королей, а без этой цели не стоит брать в руки кисть и тратить деньги на холсты и краски.

– Ты будешь художником королей, – пообещал ему Филипп.

Порывисто взглянул на него юноша, но ничего не ответил.

Он знал, что в жизни можно добиться многого, если точно знаешь, чего тебе хочется.

№№№№

Когда Филипп знакомил его с учеными, философами и писателями, то он не говорил о талантах брата своего. И когда тот начинал рисовать собеседников, да так, что любой из них торопел, бросив взгляд на рисунки, они приходили в восторг и неизменно уносили рисунки с собой. Они говорили, что наступят те времена, когда, когда они и приблизиться к нему не смогут.

Он только улыбался. Его не волновал собственный триумф, он знал, что так будет. Он был уверен, что пришел в этот мир, чтобы запечатлеть его на своих полотнах.

Трудно было вспомнить, кто первый сказал о том, что юноша так дивно талантлив, но портреты вельмож красовались во всех домах знати, и не сегодня, так завтра их увидит король, и вот тогда…

С легкой руки этих людей он отправился в первое путешествие и оказался при дворе английского короля. Это было только начало, потом король испанский, и французский с великой радостью принимали молодого художника, и везде он был дорогим гостем. Теперь уж и сам Тициан, будь он жив, позавидовал бы молодому художнику, его уму и невероятному обаянию, его громкой и всеобщей славе. Он стремительно взлетел и стал художником королей, но не просто стал, он им оставался всегда.

Глава 3 Друг другу мы тайно враждебны

Говорят, что если бог что-то одно дает, то забирает другое. Обласканный всей Европой, Питер, вероятно, должен быть несчастен в любви.

Но кто сказал вам такое? Как только он вернулся домой, так и встретил свою Изабеллу. И влюбился, да так, что все 17 лет их совместной жизни только ее и боготворил, и изобразил с такой любовью и восхищением, что даже у скептиков, никому и никогда не веривших, не возникало никакого сомнения, что она единственная и любимая женщина в его жизни. И в этом живописец противостоял распущенности всей богемы и был слишком высок и горд для того, чтобы пускаться во все тяжкие, передвигаясь от одной юбки к другой, заводить целый гарем натурщиц, прикрываясь любимой живописью.