Хранитель света. Код Фауста. Мифомистика 21-го века

Они еще немного постояли друг перед другом, а как только художник на миг отвернулся, незнакомец исчез. Не ушел, а именно исчез.

№№№№№№

Сон, видение, призрак. Судя по всему, пришел он из грядущего. Какие странные вещи порой происходят в этом мире.

Художник видел человека, который в своем времени, взглянув на полотно, узнает себя, и, наверное, будет удивлен еще больше, чем он теперь.

Мы привыкли верить в неповторимость человеческой личности и жизни. Но все в этом прекрасном мире повторяется снова и снова, и он только что получил животе подтверждение тому.

Под луной нет, и не было ничего нового. И он готов был многое отдать, даже свой невероятный талант за то, чтобы заглянуть в грядущее, узнать, что же и как там с ним будет.

– Знания умножают печали, – прозвучало у него перед самым ухом, хотя в мастерской больше никого не было.

Или нам только кажется, что никого нет, а то время как незримые духи, пришельцы из прошлого и грядущего все время где-то рядом.

– Там все так страшно? – спросил художник, – что лучше не видеть и не знать.

– Еще хуже, чем кажется, – послышалось рядом.

– Пусть так, но я хочу видеть и знать, как это будет потом.

Послышался странный низкий смех, заставивший его поежиться, но Мастер был страшно упрям, он никогда не отступался от желаемого. Это было его радостью и его бедой.

Глава 18 На том и этом свете

Они собрались на этом клочке земли в Гефсиманском саду. Демон мгновенной смерти, бывший когда-то богом войн Аресом, Демон печального образа —несомненно Дионис в прошлом, и Демон обольститель, ну конечно дреной Адонис, не могла не появиться и Афродита в облике Марии Магдалины

Последним появился наш старый знакомый Мефистофель, но не один, он привел с собой Архангела Михаила, надо же было показать им нового героя, он тоже наверняка был кем-то там, в античном мире, хотя кем именно они пока не выяснили.

Все они говорили и думали об одном и том же – о повелении бродяги – пророка, одного из десятков, который выдавал себя за миссию, за нового бога, родившегося на земле, чтобы спасти мир от уничтожения.

Сколько уже таких появлялось в Иерусалиме, сколько еще будет приходить. Как найти среди всех самозванцев настоящего пророка. Да и есть ли настоящий? Если верить Иоанну Крестителю – есть, только тот самый Иоанн уже лишился головы, а чудотворец и не подумал его спасти, и как же можно верить Иоанну?

Это потом, когда все совершится, им легко будет говорить о том, кто прав, кто виноват, кто палач, а кто жертва? А когда ничего не известно, что же сделать, что предпринять, чтобы найти одного единственного?

Они видели, что их лишали покоя, снова толкали куда-то, ничего не объясняя: пойди туда не знаю куда, принеси то, не знаю что. Вот и в тот день они оказались рядом и с тревогой смотрели друг на друга. Каждый из них ощущал беду, нависшую над ними и над миром. И кто-то ярился от того, что все они были бессмертны, им не удастся улизнуть так просто, придется оставаться тут, чтобы не случилось, какие бы испытания не выпали, они будут Князя Тьмы превращать в Хранителя света и все расставлять по своим местам.

Сильные, властные, дерзкие, они понимали, что настоящую беду им принесет невзрачный и слабый телом человек, который будет самым незаметным среди прочих. Но он умеет задурить им головы и показать все прелести той новой веры, которую он и принесет с собой.

Но сами виноваты, раз не смогли сохранить свою дивную веру, то должны бороться с чужой.

Единственный из всех собравшихся, Демон смерти не особенно волновался. Он вообще никогда и ни о чем не переживал, закалился как сталь, а может таким и уродился с самого начала. Бог войны всегда в любом мире востребован, Арес в том не сомневался.

О чем волноваться, если смерть несет душе покой. Он только отправлял ее по адресу, не беспокоился, когда все было заранее решено и предусмотрено, никогда не ошибался, приходил за теми, за кем и следует приходить. Арес освоился в новой роли лучше своих собратьев, это надо было признать.

Глава 19 Заговор отверженных

Заговорщики смотрели настороженно, понимая, что на этот раз он пришел за кем-то из них. И надо было прощаться не только с властью, но и с жизнью самой.

Но почему он медлит, зачем загадывает им такие загадки? Тут любой может от неопределенности руки на себя наложить. Но никто из них не решился его торопить, смерть может оказаться невероятным благом для них. А что, если потом, когда все свершится, живые позавидуют мертвым?

А может быть, он явился за всеми сразу, потому и не называет никого по имени. От неизбежности и обреченности у Архангела мурашки побежали по телу. Он вдруг понял, ощутил каждой клеткой, насколько ему хочется жить, как горько и больно уходить сейчас, еще ничего существенного не успев сделать, замереть где-то на середине и растворится в этом пространстве – все, что угодно, только не это. Разве не ясно, что ему рано уходить, что он должен остаться.

И невольно приходилось думать о том, каким он предстанет в вечности, на том суде, где нет, и не может быть адвокатов и никто не станет защищать. Тогда черное окажется черным, а белое белым, и судей не убедить в обратном. А хотелось там выглядеть как можно лучше. Но возможно ли такое?

Чтобы немного оживить их всех, всколыхнуть, Мефистофель стал рассказывать о знаменитом ученом, который как Сизиф решил не уходить в назначенный час, захотел остаться и пережить все. что проворонил в свое время снова и снова.

Они вдруг подумали о Фаусте, который через несколько веков, в своих творениях воскресит их, и вернет к жизни далекое прошлое. Но, вероятно, он не просто воскресит всю эту картину, но и постарается сделать каждого из них как можно ярче, обнажит лучшие их черты. Он покажет те причины и те обстоятельства, которые побудили каждого из них действовать так, а не иначе. Ведь и бродячий философ покажет, как мало зависит от самого человека, как много от небес и от того мира и времени в которое забросила их судьба.

А каждому роль досталась еще та. Это все они прекрасно понимали. Потому и становилось порой особенно больно и грустно. Но никто не смог бы уйти от предначертанного.

Они и предположить не могли, когда и где появится этот Фауст, сколько им еще ждать этого прихода. На Евангелистов рассчитывать не приходилось, они такое напишут, непонятно, что и откуда взять могли. Здесь нужен был совсем другой персонаж, другой мир и другое время, потому что большое видится на расстоянии, а великое на очень большом расстоянии.

И самое смешное, что Фауст из грядущего их интересовал больше, ч ем пророк, казнь которого не за горами.

№№№№№№№

Сколько времени пройдет, прежде чем на обезумевшей, исковерканной земле появится Фауст. И он будет стремиться к тому, чтобы в мире, обезумевшем от атеизма, сохранилась хоть какая-то вера. И надо было дождаться того времени, когда в мире победит Дьявол. Он останется единственным повелителем, потому больше некому. И в бессмертной драме он станет главным героем, но без Демонов-помощников не сможет обойтись. И всем демонам и героям в этом мире найдется место. Но сколько же времени еще придется ждать всего этого? Выживет ли мир, будет ли он существовать тогда в привычном виде?

Они жили в разных временах и ждали Фауста, чтобы быть запечатленными, увековеченными. Они вспоминали о пережитом, оправдывали себя и обвиняли других. Все это было очень важно для Демонов, под масками которых скрывались древние боги.

Но пока не было Фауста, никто и ничто не могло изменить существующий порядок. Они ждали возвращения из небытия Фауста, как когда-то Спасителя. Он не мог не оправдать их ожиданий.

Фауст должен был вернуться, потому что на протяжении многих веков он обречен был уходить и возвращался, совсем как славянские волхвы, не покидание нас никогда.

Глава 20 Что дальше?

Фауст должен был стать их прокурором, их адвокатом, их Евангелистом и судией. Князь Тьмы говорил, что появится он только в веке 17 или 18, а потом в 20, в первой его половине, а точнее даты они и не знали. И он будет знать, так, как знают они, что без них бы не существовало Христа.

Мальчик построил странный мир, в котором не было ни бога, ни дьявола. Он родился в семье священника, все его дяди и дедушки были богословами и служителями церкви с незапамятных времен. Но ко времени его появления на свет, а потом взросления с миром что-то случилось. И богословы, жрецы, религиозные философы – все исчезли даже из душ их, из памяти, не только из видимого мира.

Долгими вечерами, еще совсем маленьким слушал он истории и философские беседы, где ему почти ничего не было понятно, но он не уходил от них, а они не прогоняли его. Но взрослые и подумать, и представить не могли, как через четверть века они отразятся в его творчестве. Его и тогда интересовали те персонажи, о которых они не говорили, а если и говорили, то не называли их имен. Он задавал каверзные вопросы о вечном противнике бога, желая вывести их из себя, узнать что-то новое в пылу споров.

Отец был удивительно терпелив, никогда не раздражался. Он только ясно чувствовал смуту в душе того, которого в честь воинственного героя, отвергшего смерть, назвали Фаустом. И эти вопросы (и это было видно) задевали его за живое. Его словно бы испытывал на прочность вечный противник в лице сына. Но он не знал, что же сделать такого, чтобы мальчик не оказался в их власти.

Странные тени и видения во снах его становились все яснее. Фауст смутно догадывался о том, кто они такие. И он перелистывал старинные книги, желая узнать о них как можно больше. По крохам вырисовывались портреты этих персонажей, они оживали в его воображении. Пока он не звали своих Демонов, не поминал имени Мефистофеля, но все это только вопрос времени, скоро они прорисуются и явятся, обязательно явятся к нему.

Он знал, какую важную роль тайно или явно они станут играть в его «Божественной комедии». Но образы их все время ускользали, растворялись где-то во мраке. Он не мог больше увидеть и услышать их. Они жили своей жизнью, короткие обрывки которой запечатлелись в писании. И никогда не сомневался Фауст, что пришел он в этот мир отнюдь не в первый раз.

№№№№№№№

Мальчику совсем не хотелось, чтобы его главное повествование увидел Отец. Он смутно догадывался о том, что это не только ему не понравится, но оно может убить его. А этого совсем ему не хотелось в те дни. Он сознавал, что его «Божественная комедия» была значительно страшнее той, итальянской. Вряд ли что-то подобное мог пережить, а потом и написать Данте.

Отец и не мог этого увидеть и узнать, он вскоре умер. Хотя, если поверить в то, что на небесах все известно (а как не верить этому), знать, что близкие и после ухода из этого мира внимательно за нами следят, тогда он должен был читать эти строки. Но и помня о том, он никак не мог отказаться от того, что было создано им в те дни.

Фауст всегда понимал и знал, что главным его героем станет Люцифер, Тот самый бог Утренней звезды, хранитель света, который в средневековье, где досталось всем солнечным богам, стал Князем Тьмы. Все его беды начались только потому, что его угораздило жить в смутные времена, когда люди перестали ценить свет, и снова решили вернуться во тьму

Ведь не виноват Фауст, что солнечный бог, ставший повелителем Ада, являлся ему в видениях и казался самой трагической в мире фигурой. Конечно, кто-то посылал ему эти сны, кому —то нужно было стерпеть верхний слой в великой картине, чтобы открылся тот, другой, настоящий шедевр, на время спрятанный от глаз.