Тайны сетевой литературы. Записки кота Тимофея

Здравствуйте, Любовь!

Дело в том, что моего согласия на подобные акции никто не спрашивает. Мы теперь живем в такую эпоху, когда согласие человека, вообще, мало что значит, а значат лишь продажи, цифры рейтингов, бокс-офисы и доли показов. Поэтому настроение мне Ваше понятно и разделить его я могу, однако, скорее всего, не стану, потому что раздражение «контрпродуктивно», как любят теперь выражаться политики.

Как Вы, кстати, относитесь к таким кульбитам в современном языке? Я бы предложил развить этот способ словообразования и внедрить, например, вот таких монстров: «контрвесело» (предположим, о скучной вечеринке) или «контризящно» (о неловком поступке или высказывании). Мне кажется, тут могут мелькнуть забавные варианты.

Андрей Геласимов 18.08.2015 21:36 Заявить о нарушении / Удалить

Это только подтверждение того, что нигде и ничего они не решают, и делается то, что делается. С именем на обложке или без имени, они те же самые литературные негры. В чем разница-то между тем и этими?

Но у меня лично предвзятое отношение к книге, которая представлена в рубрике «Чтиво», какой бы распрекрасной она не оказалась.

Могут ли что-то сделать писатели для того, чтобы положение хоть как-то изменилось? Не знаю, но делать все равно что-то надо. Знаю, как ведут себя наши ястребы и тренерский штаб, и люди, которые отвечают за то, чтобы стадионы были полные.

Это целая программа работы – автограф – сессии, благотворительные акции, пикники перед началом сезона, где обязаны быть все хоккеисты и самые звездные в первую очередь. Уж когда был Яромир Ягр у нас, наверное, самый титулованный хоккеист в мире, он не только не мог отмахнуться от этих мероприятий, но был везде первым. А разве должно быть по-другому, если мы хотим быть все вместе.

– Мы работаем для вас, болельщики -самое дорогое, что у нас есть, -повторял Раймо Сумманен и президент клуба В. Шалев. А уж их заслуги не сравнятся ни с одним писателем. И если бы кто-то из них сказал, что мне деньги платят, а там хоть трава не расти, они были бы там же, где сегодня находятся наши писатели, увы, все примерно одинаково везде…

А что наши издаванты, они и говорить с нами не собираются, стоит только куда-то (непонятно куда) выдвинуться, уже заявление, что на равных он общаться не станет, никакого спасибо в ответ на рецензию не дождетесь, не читаете меня – ну и ладно, это ваши проблемы, как ляпнул тупенький Аршавин, за что тут же был распят журналистами и болельщиками… Но это в спорте, а творцам все можно. Вот и получили то, что получили, и могло ли быть по-другому?

Мы, конечно, патриоты своей литературы, но мне значительно приятнее общаться с теми же англичанами, поляками, у которых подход к читателю совсем другой. А если бы не трудности перевода, тем более.

Но почему тот же британский классик рад мне больше даже чем я ему, а наш спрашивает,

– А тебя издали столько сколько меня? Вот тогда и приходи, когда издадут, я может быть с тобой и пообщаюсь.

При этом о собеседнике он никакого понятия не имеет, да и иметь не собирается. Никогда не думала, что доживу до тех времен, когда бывшая всем литература станет ничем, поводом для того, чтобы сроду не читавшие произведения, заполнили колонку «Чтиво», чем-то и кем-то награжденным. И при всем при том сами изданные авторы раздувались до огромных размеров от сознания собственной значимости и полной никчемности остальных.

То ли еще будет. Но неужели это только цветочки, а каким же будут ягодки, волчьи ягодки, конечно. До чего мы доживем и допишем интересно? Мне на самом деле это интересно.

Прогулки по Венеции в дождь. Две тени

Когда и мне придется переступить черту, а жизнь она такая, от нее умирают все без исключения, там надеюсь отыскать две прекрасные тени, чтобы продолжить разговор, и чем черт не шутит, услышать новые стихотворения одного и размышления другого самого любимого мужчины…

И пусть каке Вергилий Данте он ведет меня по своей Венеции

В городке, окутанном туманом,
В мороси внезапного дождя,
Я бреду за тенью, за обманом,
Понимая, что спасти нельзя.
Кто-то там за призрачной чертою,
Вдруг окликнет, позовет во мрак,
И когда душа кричит: – Не стоит,
Мало в этой жизни будет драм?

Я ее не слушаю как прежде,
И иду отчаянно на зов,
В городе, на мысе грез, надежде
Мы значенья много придаем,
Там поэт свой зонт в кусты забросил,
И танцует, радуясь дождю,
Не пугает призрачная осень,
Я его потом вдруг полюблю.

А пока я слушаю как снова
На исходе рокового дня,
Просит он забыть, и из былого
Вытащит, упрямую меня.
Это над Венецией тревожно,
Никого, и ничего вокруг,
Он шагает зло и осторожно,
В окруженье призрачных подруг.

Что-то из Ремарка, только что же,
Мне понять, я знаю, не дано,
И мороз проносится по коже,
И старуха, распахнув окно,
Что-то говорит ему и верит,
Что он на свидание придет.
Странный город помнит все потери
И к себе поэта заберет.

Вырваться б из пелены тумана,
И остаться снова за чертой,
Но поэмы странной и желанной
Не услышу в стороне иной.
Потому я под зонтом спасаюсь,
И хочу догнать его опять,
Среди звезд, туманов и красавиц,
Как мне этот странный мир понять.

И когда не в силах дотянуться,
Не желая отпустить к другим,
Я хочу, чтоб он не оглянулся,
Вывел к свету, сквозь тоску и дым…
Я бреду за тенью, за обманом,
Понимая, что спасти нельзя.
В городке, окутанном туманом,
В мороси внезапного дождя.

Всем писателям… Каждый пишет, как он слышит?

Весна, грандиозные изменения в природе и жизни человека.

Авторы сайта задумываются о теории литературы, о нашем творчестве, что это такое, с чем его едят.

Что-то мне крышу сносит, да?

Ребята, вы, правда прежде, чем писать, составляете план?