Хранитель света. Код Фауста. Мифомистика 21-го века

В мученичестве есть своя прелесть. Жаль только, что жизнь у человека одна, и она слишком коротка, чтобы так бездумно и бездарно тратить ее. Даже если у тебя их несколько, и ты обречен возвращаться, этого все равно странно мало, и каждая следующая проходит еще быстрее.

Фауст вспомнил 21 год. Август. Страшные слухи о гибели сразу двух поэтов в Петербурге. Они были первыми, и соперничество, казалось тогда бесконечным, а как быстро все завершилось, глазом моргнуть не успели. В те дни как раз он и прибыл сюда, и сразу такой кошмар оказался рядом с ним, словно черная отметина и для него самого.

Но он никогда не любил поэтов, даже первых. Особенно первых. Но факт этой расправы потряс его до глубины души. Что можно творить с остальными, если с ними так расправились эти Феликсы? А ведь они считают себя героями, наверняка.

А потом пришло известие о том, что и третий из них где-то затерялся в лагерях. Маленький, не от мира сего гений. Так он говорил сам, так считала Марта. Он чувствовал себя свободным, и считал, что может говорить все, что вздумается. Теперь на небесах он и на самом деле может говорить все. Только не видно и не слышно его оттуда.

Доносчик найдется всегда и везде. А как просто было свести его с ума в тех застенках – смешно даже представить себе такое.

Господину Мольеру, общавшемуся с благородными королями и страдавшему от их произвола, подобное и в жутком сне присниться не могло, а им кажется почти нормой жизни.

№№№№№

Марта ворвалась к нему в один из таких вечеров и подтвердила с ироничной улыбкой самые чудовищные слухи о том, что тогда с ним происходило.

– Бог любит троицу, но в этом мире больше не осталось настоящих поэтов, только их покорные рабы. И дернул меня Мефистофель стать поэтом именно в этом времени, куда это вообще годится? Хотя может в таком времени только поэтами и становятся.

Но почему она улыбалась. Это особенно потрясло Фауста. Если бы плакала, молчала, кричала, тогда все понятно, а она улыбалась. Неужели волна безумия охватила и ее душу, кто же тогда останется, когда он уйдет? Ему хотелось, чтобы она не бросала Марго одну, чтобы они как можно дольше оставались вместе, ведь ей нужна была поддержка и опора. Хоть один близкий человек в чужом мире быть должен.

Фауст подумал о том, что без поэтов они, конечно, смогут обойтись, что могут изменить их стихотворения. Но по какому праву они так над людьми глумятся, во что превратился этот мир, почему его невозможно узнать, понять, принять? Его тяжелая хворь – это благо? Кто-то в раю или в аду сжалился над ним?

Глава 3 Пирушка Демонов

Марго слышала все, что говорила Марта, слышала и запомнила каждое слово. Вольно или невольно они становились заговорщиками. Она знала, что один из поэтов был ее мужем, второй вечным возлюбленным. Но как у нее хватало сил хоронить самых близких людей, и при этом не сойти с ума, ходить, что-то делать, за кого-то просить, даже писать стихотворения? А может только деятельность и позволяет не сойти с ума?

Фауст не обратил внимания на эти строки, произнесенные скороговоркой, а она запомнила их сразу, хотя память у нее была и не особенно хорошей в последнее время, после всего пережитого Марго многое старалась забыть еще до того, когда услышит и осмыслит.

Но разве не она разговаривала с Богом или с Люцифером, разница не так велика, как кажется, когда записала черным по белому:

– Отыми и ребенка, и друга,

И божественный песенный дар

Нет, у нее не так, но он не помнил как именно, он вообще безбожно перевирал стихи, которых никогда не запоминал. Но что-то подобное в юности своей она все-таки написала, теперь за это и расплачивается всю оставшуюся жизнь.

– Им страшны поэты? Какая глупость, они просто уничтожают всех подряд, философов и прозаиков у нас вообще вроде и нет давно, а этих просто так много развелось, наших певчих птиц, вот охота и продолжается.

Они больше никогда вслух не говорили о том вечере. Словно это был только жуткий сон, о котором следовало забыть как можно скорее.

– Они не трогают меня, обходят стороной, – говорил Фауст сердито, думая о чем-то своем.

– Но они и ее не трогают, – напомнила ему Марго.

Она хорошо понимала, о чем он в те минуты думал.

Каким алым был этот закат. И каким мрачным и отрешенным казалось его лицо.

– У них есть ее сын. Этого больше, чем достаточно. Пока он в тюрьме, они могут делать с ней, что вздумается.

Он неожиданно снова заговорил о Марте, хотя ей казалось, что давно о том позабыл. Это напомнило Марго о том самом страшном преступлении в другом мире. Но Фауст, давно то забыв, не думал о том вовсе.

– Я им просто не нужен, шут гороховый, сумевший угодить Феликсу. Сам не знаю почему, что там так понравилось, хотя он наверное тоже думает об Аде и Рае.. Как легко и просто они все извращают, даже глазом моргнуть не успеешь, а все перевернуто с ног на голову.

Марго подошла сзади, обняла его шею, прижавшись к креслу, где он сидел, и поцеловала в висок.

Он смотрел во тьму, в глубину старинного зеркала так долго, что казалось со стороны, что это само зеркало уже смотрит в него. Но ни одного слова не прозвучало больше в тот странный вечер. Каким суровым, мрачным и чужим он ей показался. Словно пришел из мифического времени, где они еще не встречались.

Фауст не любил стихотворений, но откуда звучали эти строки?

Нас трое в заброшенном доме осталось,
И ночь нависала, как плащ чародея,
И где-то звезда в полумраке металась,
И пламя в печи загорелось яснее.

О чем говорили, не помню, не знаю,
Мы в сказочный мир открывали дорогу,
И там, в зазеркалье старуха седая,
Смотрела на эту пирушку нестрого.

А Фауст шутил, но о чем, непонятно,
Он зеркала суть нам хотел передать,
Но мрак был зловещим, и звезды, как пятна,
На черном плаще проступали опять.

И словно бы время имело значенье,
И слово казалось, чарует внезапно,
И только у зеркала больше прозренья —
Ответа не ждем, я нема и азартна.

Огонь синеватый, его откровенья,
Мое пониманье, романа начала,
Но что это снова? Мираж и прозренье —
Нас трое в заброшенном доме. Звучала

Минорная, знаю «Баллада» Шопена.
Да только закончили пир мы в мажоре.
Рассвет, он врывается в жизнь постепенно,
На радость на нашу, кому – то на горе.

И белая стая, небесная стража,
Нам свет возвращает легко, но сурово.
Дожили, допели, и что еще надо?
Огонь отразится в том зеркале снова

Глава 4 Марго и Марта через много лет

Как же давно все это было, еще до войны, вероятно только наступила предвоенная пора. Но путались имена и даты

Марго перелистывала рукопись «Божественной комедии нового времени», сравнивала одни варианты с другими, первые правки с последними.