Хранитель света. Код Фауста. Мифомистика 21-го века

№№№№№№№

И в тот момент в проеме окна, где совсем не было звезд, он увидел Феликса во всей зловещей красе Тот стоял, заполнив мощным телом все пространство так, что больше не было видно черного неба и звезд.

И засуетились бесы вокруг – они тоже его увидели. Он пришел за ним на этот раз. Феликс и живой и мертвый – это точно знак беды. Он будет страшнее Демона смерти.

А потом Фауст перевел дыхание и усмехнулся облегченно, он знал, что на этом свете ему никакой палач не страшен. Он просто не успеет за ним прийти, и потом будет досадовать, что арестованный умер, когда Председатель был еще в дороге.

И Арес должен знать, что забирать надо здоровых, чтобы они хоть немного еще пожили в их объятиях, а не помирали сразу, не испускали дух еще до их вторжения

Надо будет переписать главу, где пытаются арестовать ни в чем не повинного поэта. Теперь он понимал, как она должна быть написана, чтобы врезалась в память навсегда. Никто так не сможет больше написать, а он станет адвокатом поэта, Марта говорит, что хорошего поэта.

И в тот миг, когда он это понял, и бесы и призраки исчезли, остались только люди. Хотя были ли они реальны, не те ли самые это бесы и призраки, которые почему-то воплотились, обрели свои тела, взяли в руки револьверы, но рядом с этими, его герои кажутся если не ангелами, это, пожалуй, перебор, то забавными шутами, кого же могут они испугать.

Уж точно не тех, кто видел настоящих бесов.

Глава 7 Гости разошлись

Гости, наконец, разошлись, он сел к столу, пока еще не было нового приступа, попросил Марго принести альбом Рубенса. Она удивилась и ничего не сказала.

– Пауль Питер Рубенс, король художников, художник королей.

Тайно, а порой и явно он жил в душе Фауста. И волновали и тревожили даже не столько его полотна – это немного иной стиль, но оставалась надежда на то, что художник может быть успешным, богатым, и счастливым, он может путешествовать и разговаривать с королями на равных. Именно он доказал это всему миру и оставил надежду в душах остальных.

Вероятно, это значительно труднее, чем быть нищим, несчастным и убогим, но где все те гении, а к нему Фауст снова и снова возвращался в самые тяжкие часы и минуты реальности своей.

Дипломат, занимавшийся живописью, живописец, увлекавшийся дипломатией – королевский художник, король художников – какие понятия, какие эпитеты были органичны для Рубенса.

И совсем молодой человек, улыбаясь, взирал на него с автопортрета, и рядом счастливая и светящаяся, сидела его Маргарита.

И вдруг и яркие краски, и счастливые лица померкли, Рубенс куда-то исчез в тот же миг. Пол покачнулся под ногами, страшная гостья опять ввалилась в его комнату.

Не раздеваясь, Фауст лег на постель, едва перебравшись из мягкого кресла. Сколько времени он так лежал, сказать невозможно, там время больше не текло. Она вошла незаметно и села на краешек кровати, взглянула на открытый альбом – автопортрет счастливого художника.

– Люцифер мучился вечность, и его спасла Маргарита, моя Маргарита, а она умерла раньше и оставила художника, впрочем, появилась Елена, и он снова был счастлив, – бормотал он

«№№№№№

Марго прислушивалась к его голосу. Если бы не раскрытая книга, она не поняла бы, о чем он говорит, и решила бы, что бредит. Но он размышлял о Рубенсе, о варианте счастливой судьбы мастера.

– Елена пережила его надолго, и сохранила все, что он завещал ей, -продолжал между тем Фауст. Ей показалось, что не о далеких событиях и людях говорит он, а о них, об общей их судьбе в реальности и вечности.

И такая боль, такая тоска была в его голосе, что она обняла его и прижалась к его груди, и он обнимал ее, улыбаясь. Он успокоился, и спал до утра в ее объятиях. Сколько веков он мечтал о том, чтобы в самые трудные минуты она была рядом, она не оставляла его и не пряталась от него в замке или тюрьме, не хотела лучше умеретт, чем быть с ним.

И перепутались времена. В ту ночь она поверила в то, что времени не существует. Неведомый гений, который когда-то разговаривал с королями, и они покорно слушали его и гордились такими встречами, облегчил их страдания в 20 веке. Кто она была там Изабелла или Елена? Он внезапно шагнул в ХХ век в полутемную комнату, где с ним говорил, лучший из писателей, Данте —не меньше, успевший заглянуть в вечность и находившийся на той лунной дорожке между мирами, которая неизменно уводила его от земли, позволяла подняться в небеса.

А она, его Изабелла, его Маргарита, боялась пошевелиться и не сомкнула глаз в ту странную ночь. Она думала о том, как была счастлива в такие дни и ночи, когда он был с ней рядом. Но как потом ей придется оставаться без него?

Глава 8 Умерли в один день

Как хорошо было бы уйти в один день, выпив до дна бокал с отравленным вином. Но она знала, что должна позаботиться о его комедии, в котором останется все, чем она дорожила в этом мире. Если она проявит малодушие, и книга не увидит свет, то потом, в вечности она никогда не простит себе минутной слабости, и он не простит ей этого никогда. Такой роскоши она позволить себе не могла, значит, должна

была остаться вопреки всем стремлением умчаться туда вместе с ним, не расставаться и на минуту.

Так уже было в других жизнях, тюрьма или вино или чтио там еще и им пришлось снова возвращаться, снова проживать эти жизни, больше она не могла себе такого позводить, хотя это было очень заманчиво, конечно, снова уйти добровольно, чтобы наверняка вернуться назад.

№№№№№№

Эту ночь Маргарита помнила до последней минуты своей жизни, а она длилась еще три десятка лет – мгновение в контексте вечности, но бесконечно долго в реальности. И все время она всей душой стремилась туда, и вынуждена была оставаться здесь изо дня в день, из года в год, разрываясь между двумя мирами.

Лекарство пока утихомирило боль, но завтра она вернется, и с новой силой начнет терзать Фауста. На рассвете он возвращался к комедии, понимая, что далеко не все успеет сделать. Но будет делать столько, сколько успеет, у него нет выбора, никогда не было и не будет.

Он допишет свое полотно. Совсем не такое счастье и буйство красок, как у Рубенса, но это его полотно. Другого в этой жизни уже не будет. И его Марго тоже сохранит и подарит миру его главное творение. Хотелось посмотреть как было все у Данте, ведь с ним не было Беатриче, но комедия все равно сохранилась. Ему легче, он побродит пока с Вергилием и подождет ее появления, чтобы вместе потом подняться на небеса. А пока им будет что посмотреть, о чем поговорить с Вергилием, о том, как вывести из девятого круга Люцифера, например..

Они обе – жена художника и его жена, должны будут служить оправданием для дочери Зевса, из-за которой была объявлена война Трое и погибли все герои и цари.

Каждый из нас, возвращаясь в этот мир, служит оправданием для какого-нибудь древнего героя, пытается в новой жизни исправить то, что тот так и не смог изменить, уходя.

Не потому ли нам всем снова и снова приходится возвращаться.

– Я ухожу, но я вернусь, чтобы закончить комедию об Аде и Рае и как-то искупить все, что было сотворено не так, на это обычной ни у кого одной жизни не хватает, а может быть, не хватит и нескольких жизней, чтобы все изменить и исправить. Но в ту ночь и Фаусту и Маргарите казалось, что они прошли этот путь и оказались почти у цели, на этот раз они смогут сделать это.

Глава 9 Призрак

В ту ночь, когда Фауст обнимал Марго и наслаждался сном – и это стало его редким поводом для наслаждения, появился внезапно третий из замученных поэтов.

Странный это был призрак. Сбиваясь и путаясь, словно за ним гнались, он говорил о том, что пережил в те годы, о пытках, издевательствах, о том, как палачи окончательно свели его с ума.

– Ты пытаешься с ними о чем-то договориться, ты все еще веришь во что-то, несчастный. Люцифер останется Князем тьмы, ты не сможешь вывести его на свет, никогда не сможешь, даже не мечтай об этом.

Как яростно, как горестно твердил он в тот момент о невозможности что-то изменить в безумном мире.

И тут он увидел вино и ощутил запах еды. И ярость, как молния внезапно вспыхнула в его душе.

– Ты слишком хорошо устроился, болезнь недаром тебя поразила. Нельзя пировать, пока другие загибаются в гнилых бараках и дохнут как собаки.

Молча смотрел на Поэта Фауст. Он почему-то и на самом деле ощутил себя виноватым. Хотя не понимал, в чем именно его обвиняет этот несчастный. Но он в те часы уяснил, почему не любил поэтов почти всю свою жизнь, да и не только эту жизнь, но и другие тоже. Есть в них что-то такое темное, необъяснимое, жалкое, что сродни алкоголизму. Вот и рифмованные строки, это какая-то тайная игра. Они выдают их миру, как высшее откровение. Но какими порой слабыми, беззащитными и несчастными на самом деле остаются. Прозаикам такое и не снилось вовсе.

– Смерть там благо, и чем скорее она за тобой явится, тем лучше и проще жить, – говорил между тем поэт.

И странно сверкали глаза его в полумраке. А сам он озирался по сторонам, словно уже видел ее, пытался отыскать и ухватиться за полу ее звездного плаща.

Фауст молчал, он чувствовал, что лучше ничего не говорить вовсе, пусть говорит он сам, это для него важно, раз пришел.

№№№№№№

В комнате повеяло могильным холодом, и это не могло его удивить, ведь покойник, а он явно уже погиб, хотя даже Марта не знала пока о том точно, не могла с полной уверенностью сказать, что это так.

– В аду, в огне, куда бы ни пошел я, мне так и не удается согреться, – снова и снова говорил Поэт о том, что было теперь для него самым главным.