Код Гериона: Осиротевшая Земля

Марсоход идёт на автопилоте, поднимая хилые облачка красной пыли. Кэт развлекается с генным модификатором, поместив туда ДНК варана и еще каких-то тварей. Новый питомец – пока только виртуальный – получится белоснежным, с крыльями вместо передних конечностей и длинными шипами на спине – настоящий дракон!

– Устанешь разводить для него мышей! – посмеиваюсь я.

– У нас в лаборатории они в избытке! Другое дело – размах крыльев не для наших дверей!

– Слава тебе, солнце! Здравый смысл возобладал! – говорю я, пытаясь скрыть, насколько мне сейчас не по себе. Через пять километров будет поворот на Новую Гавану, там я надену шлем, возьму рюкзак с запасом воздуха и провизией и в одиночку пойду пешком до городских ворот. Если меня не впустят, Катрина приедет и заберет меня, но это очень плохой поворот, ведь перемещения марсохода отслеживаются круглосуточно. Стоит правде выйти наружу, до Земли мне будет так же далеко, как до Плутона. О репутации уже не говорю…

Марсоход нам был выдан для визита к родителям, которых я навещаю несколько раз в год (поэтому наш выезд не вызвал ни у кого подозрений). Кэт честно отправится в Хокинг- Сити, где скажет отцу и матери, что я приеду их повидать после того, как Совет вынесет окончательное решение насчет полета. Именно так я и собираюсь поступить, если всё получится.

Новая Гавана – самый старый марсианский город, расположенный у подошвы горы Олимп – вернее, внутри этой самой подошвы. Для строительства была использована обширная система пещер, пронизывающая исполинский вулкан. Здесь, вне зависимости от национальности, после революции остались все, кто был не согласен с её итогами, радея за сохранение частной собственности, наёмного труда и товарно-денежной системы. Филиалы земных компаний, существовавших до Блэкаута, действуют в Новой Гаване и по сей день. Есть тут и свой «Наутилус», и свой «Линдон Пауэр», и, насколько мне известно, свой «Омниверс», где обитают копии сознания давно умерших людей, свободно взаимодействуя с живыми. Многих после образования республики, в которой не было места искусственным мирам, поманила в Новую Гавану возможность бессмертия, но лишь редкие счастливчики его обрели: там оно было таким же товаром, как и все остальное.

Политических партий в Новой Гаване нет. Есть Совет директоров, как в любой земной корпорации. Жители города – своего рода акционеры. Но, как и когда-то на Земле, есть мажоритарные акционеры, а есть миноритарные – и способность влиять на то, что происходит в капиталистическом анклаве, у них несоизмерима. Мажоритарные акционеры могут сменять неугодных им директоров большинством голосов, а остальным остается лишь принять решение меньшинства. Но если член совета устраивает всех, то будет в совете, пока не решит уйти сам или не умрёт.

В школе нам говорили, что Новая Гавана, словно консервная банка, хранит в себе все старые пороки, завезённые к нам с Земли. Там любят говорить, что на самом деле подсознание каждого человека таит в себе демонов, и если долго не выпускать их погулять, произойдёт нечто подобное взрыву, последствия которого могут быть ужасны – вплоть до массового убийства. Наше общество стремится к тому, чтобы не давать демонам развиться с самого начала: тогда и слетевшую крышу чинить не придётся. Так мы и сосуществуем – без конфликтов, но в очень холодном мире.

Новая Гавана участвует в общем проекте – разработке урановых шахт, а также продает нам торий в обмен на воду из наших глубинных скважин. Однако электронная связь с «запретным городом» доступна только членам Совета архонтов и их помощникам. Выходец из Новой Гаваны может претендовать на жительство в городах республики, но с обязательным испытательным сроком. Тот, кто ушёл в Новую Гавану от нас, право на возвращение обычно теряет.

Снаружи посыпал мелкий дождь. До моего рождения осадков тут не наблюдали вовсе, но планета с помощью искусственного «добавочного солнца» – аппарата Линдоновской сборки – разогревается всё сильней, а значит, всё больше льда становится водой, и всё больше её в атмосфере. Вот, наконец, показывается Шпиль- гора – острая, суженная кверху, как ракета или кинжал (у курсантов бытует другое название, неприличное). Ходят слухи, что у подножия этой горы можно встретить проводника, который завязывает гостю глаза, сажает в багги и мчит до самых ворот, но с тем же успехом можно нарваться и на бандитов, которые обдерут тебя догола и бросят умирать от удушья и холода в каменистой пустыне.

– Отдохни как следует за нас обоих, – я обнял сестру и на всякий случай напомнил: – Послезавтра в это же время!

– Да помню я! И в таймере стоит! Держи там ухо востро, – Кэт взъерошила мои волосы и поцеловала в лоб, как в далеком детстве.

– Круто я из марсолётчиков да в шахтёры, – усмехнулся я, надевая шлем. Защелкнул его на горловине скафандра, закрыл забрало, проверил подачу воздуха, взвалил за плечи рюкзак и шагнул наружу. Когда марсоход двинулся дальше, ощущения от первого самостоятельного полёта, приправленные щепоткойстраха, вспомнились мне как нельзя острей.

Оказалось, что проводник – не выдумка; он вышел из-за Шпиль-горы, когда я был метрах в двадцати от нее; ростом он был мне по плечо и носил черный скафандр ещё времен колонизации. Как он узнал о приближении гостя, я понял, увидев метрах в тридцати над головой беспилотник. Однако садиться в багги я не спешил, предпочитая договориться о цене «на берегу» (для этого передатчик в шлеме пришлось перевести на другую частоту). Поняв, что я парень бедный и много с меня не возьмешь, проводник согласился отвезти меня за пять белковых кубиков и зерна ночесвета, которые предусмотрительно взяла из дома Катрина. Я всерьез боялся, что на поездку придется потратить дорогую алмазную линзу или фамильную опаловую брошь, пожертвованную Кэт для приключения, но мой новый знакомый, очевидно, не был избалован частыми визитами. Деловито просветив семена прибором для проверки всхожести, он кивнул на место рядом с собой. Глаза, взглянувшие на меня сквозь стекло шлема, были окружены морщинами и почти не имели ресниц.

Стоило мне сесть, как багги «оброс» тонированными стеклами, напрочь скрыв равнину от моих глаз. Широкий ремень безопасности крепко обхватил мой корпус, но заднице вскоре досталось будь здоров: она пересчитала все неровности дороги. Машина то взлетала на крутых склонах, то ныряла в рытвины, то подпрыгивала на дырах и ухабах так, что казалось – вот-вот перевернемся. Спустя пять-семь минут пути я поймал себя на том, что перестал нервничать, накрытый глупым, необъяснимым восторгом, притупившим чувство опасности. Нечто подобное я ощущал, стартуя на «Фермионе» к Деймосу. Удивительно, как я, ещё вчера – добропорядочный и образцовый гражданин республики, без малого «герой-первопроходец» и пример для подражания арконских школьников, добровольно сунулся в непростительную авантюру, имея самые туманные представления о том, что могло там меня ждать. Окончательно решиться меня заставили слова Катрины о том, что Сато, как бы я к нему ни относился, имел право знать подробности смерти отца. Но знал ли он о произошедшем? И была ли судьба Максима сколько-нибудь важна для него?

Впрочем, кого я обманываю… В первую очередь, меня влекла сюда собственная потребность. Внутренний первооткрыватель, зная, что вот-вот потеряет Землю, стремился это компенсировать за счёт другого, более доступного объекта. Наверное, так.

– И часто к вам приезжают из других городов? – поинтересовался я.

– Реже, чем хотелось бы, – пробурчал проводник, не настроенный на праздную беседу.

– Но все же приезжают. Иначе ты не выпускал бы свою «птичку» следить за местностью.

– А что делать? Надо вертеться, парень, надо вертеться…

– Откуда эти люди приходят? – не отставал я.

– Отовсюду, – сухо ответил мужчина. – Из Арконы в том числе. – Ты как узнал, откуда я?

– Ты б нашивку на скафандре спрятал, что ли, – усмехнулся проводник, хлопнув меня по плечу, и мое лицо вспыхнуло от стыда. Какая непростительная беспечность… – Сразу видно, эта вылазка у тебя первая… По делу явился или гульнуть как следует?

– Друга детства найти хочу.

– Не вернувшийся?..

– Ага. Тэцуо Сато. Слыхали, может быть?..

– Не припомню… Чем хоть занимается?

– Наверное, хакерством. По крайней мере, из дома он ушёл ради этого.

– Тогда тебе надо в «Пучину». Эти фрики любят там собираться. Хотя бывают такие, что вообще никуда из дому не выходят… Спросишь, короче.

– А что это такое – «Пучина»?

– Бар, ясное дело! – судя по голосу, мужчину развеселило мое невежество. – Хочешь – обычное бухло, хочешь – что-нибудь для интенсивного мышления, – мужчина выразительно покрутил пальцем у виска.

– Мне бы где-то денег раздобыть, – вздохнул я. Кэт отдала мне для этих целей свою старинную золотую брошь – подарок от мамы на двадцатилетие; украшение прошло через шесть поколений женщин и выглядело весьма не по-марсиански.

– Увеличишь гонорар – покажу, где, – уверенно сказал проводник. – Кстати, я Томми. А ты, Уинстон, можешь не представляться…

И вновь меня пронизало недоброе чувство. Спалиться на такой очевидной мелочи! Cловно прочитав мою мысль, Томми протянул мне пульверизатор с черной жидкостью, обращавшейся при распылении в прочный гель – составом для краткосрочной починки скафандра.

– Отдерёшь на обратном пути.

– Спасибо…

Наконец, багги остановился; я ощутил толчок и движение вниз: машину опускали вниз на лифте. Новая Гавана – первый полноценный марсианский город, пришедший на смену хрупким временным базам – строилась как бункер; расположение подходило для этого как нельзя лучше. Вот, наконец, движение остановилось, ремни безопасности втянулись в кресло, черные стекла тоже убрались, и машина вновь стала открытой. Мы проехали с полсотни метров и остановились перед полукруглым шлюзом, помеченным «-3».

– Можно дышать, – сказал Томми, открывая маску шлема, сошел с багги и знаком велел мне сделать то же самое.

Я сразу заметил разницу в запахе воздуха. У нас он был пронизан вездесущим ароматом влажной почвы, мха и цветов. А здесь – трудно даже сказать, чем. Мы по очереди отсканировали на воротах сетчатку глаза. Из слота на воротах выплыла металлическая «миграционная карта» с моим личным номером. Как объяснил мне Томми, она действительна два дня, и на нее зачисляются спейскойны, если я что- нибудь продаю. Шлюз открылся, и мы поехали дальше – искать так называемую «барахолку».

– И с чем обычно люди сюда приезжают? – спросил я, когда ворота отъехали в сторону, и мы продолжили путь.

– Да у кого что: семена и споры, культуры бактерий, баллоны с дыхательной смесью, детали всевозможные…

От ярости я чуть не скрипнул зубами, но вовремя сдержался. Баллоны с воздухом, детали… Неужели находятся подонки, которые тащат что-то со склада? Если отдают свои, личные, как я сейчас, – ничего хорошего, но не так ужасно. Хорошо бы это дело проведать, чтоб не вышло однажды, как в кузнице, где не было гвоздя; но как теперь при этом себя не выдать?.. Есть о чем подумать на обратном пути…

Вид снаружи тем временем начал меняться. Исчезло бурое однообразие туннельных стен; на смену ему пришла прямая, засаженная теневыносливыми растениями улица, отличавшаяся от наших, арконских, лишь отсутствием неба над головой да еще тем, что жилые и прочие помещения были вырублены в породе или образовались стихийно миллионы лет назад. Мягко светились изысканно украшенные витрины, переливались многоцветными огнями вывески. В Арконе этой красоты было сравнительно мало, зато над нашими головами каждую ночь сверкала россыпь звезд и разливалась лента Млечного пути.

Вот я увидел первых местных жителей – мужчину и женщину; они катили по улице на гироскутерах и весело переговаривались. Опять же – никаких принципиальных отличий от моих сограждан я в них не заметил. Одеты были, правда, помпезно: оранжевый шлейф дамы волочился за ней по дорожке на целый метр, каким-то чудом не попадая под колеса. За ними неспешно катился робот, похожий на гигантское белое яйцо; судя по негромкому жужжанию, он убирал с дорожки грязь, которую я и так не мог разглядеть. А вот, у толстого сталагмита, застыли два дюжих молодца из службы правопорядка, похожие на средневековых рыцарей в черных доспехах, но с пушками. Против кого, интересно, они так вооружились? По поводу моего приезда мобилизовались, что ли?..

– Как их у вас величают? – поинтересовался я.

– Фараонами, – выплюнул Томми.

– Официально?

– Пока нет. Но кличка прижилась: они даже сами себя стали так называть. Знаешь, кто такой фараон?

– Совсем не то, что вижу я. А чем вообще народ у вас тут зарабатывает?

– Большинство гору потрошит. Металлы, кристаллы и прочие сокровища ищет. Прямо как те гномы, за которых в Омниверсе можно играть.