Код Гериона: Осиротевшая Земля

Словно в подтверждение его слов «фараон» извлек из кейса маленькую кольцевую пилу для резки металла и включил её, в то время как его напарник перетягивал руку модификанта зловещего вида шнуром. Я готов был молиться, чтобы они просто припугнули парня, чтобы он послушался и отдал им то, что они искали, и вся эта средневековая дичь закончилась.

– Мразь!.. – оглушительно взвыл Вайолет, когда жужжащий инструмент на бешеных оборотах впился ему в руку. Я видел, как брызнула кровь: в тусклом свете пустого бара она выглядела черной. Затем посыпались искры. Меня затошнило от ярости и омерзения. Рука сама нашла отвергнутое зелье и машинально залила его в губы. Оно разлилось внутри жидким сладковатым льдом – холодней любого другого напитка на земле, холодней моих стиснутых кулаков.

Происходящее казалось плохим искусственным сном, который придумал режиссёр- садист. Я здесь чужой, не имею ни каких-либо прав, ни оружия. Вайолета потрошат двое – в доспехах, скорее всего – огнеупорных. У одного на поясе то ли пистолет, то ли скорчер. Второй – должно быть, киборг – орудует шаровыми молниями. Против них я даже со своей подготовкой «архангела» беспомощен, как дитя; не стаканами же в них пулять! А, впрочем…

– Жан-Жак, то, что они делают… Оно здесь вообще законно?

Прежде, чем он мне ответил, прошло секунды три, и все это время пила продолжала визгливо скрежетать. Вайолет больше не издавал ни звука, и это было еще страшней.

– Нет!.. – уверенно сказал Жан-Жак. – Но вероятность того, что начальство их остановит, не превышает пяти процентов. Я бы рассчитывать на это не стал.

Мысли метались в голове как кометы по бескрайнему комсу. Нужно было немедленно что-то придумать. Не знаю почему, но взгляд упал на ноги гованских полицейских и, возможная, идея спасения молниеносно возникла у меня в голове.

– А обувь, по-твоему, у них из чего? – я понял, что робот посылает запросы в базы данных, а не высказывает собственное мнение.

– Кевларовые и графеновые волокна.

Хорошо, что не мицелиумный каучук, из которого делают обувь у нас. Чертовски хорошо!

– Антиграв имеется?

Вместо ответа робот протянул устройство мне. Сразу бы так, железяка! Антиграв «Илмаринен» надевался на предплечье, как средневековый наруч, и весил немало, зато уравнивал силы в бою. Уровень заряда был двадцать процентов, но что есть, то есть, эту проблему решать некогда. Зафиксировав устройство, я с расстояния трёх метров захватил им ближайший стол и что было сил метнул в того подонка, что орудовал пилой; на счастье, напарник, наслаждавшийся созерцанием процесса, моего движения не заметил. С непривычки я промазал, но заставил фараона выронить орудие пытки, перекатиться по полу вправо и спрятаться за другим столом. Второй сделал то же самое, но укрылся, наоборот, слева. С обеих сторон будут нападать, сволочи.

Новая шаровая молния взвилась в воздух, направляясь к нам. Плевок плазмы из пистолета едва не стоил жизни андроиду, но его внешняя несуразность оказалась обманчивой. Позволив заряду обуглить стену, он безо всякого «Илмаринена» швырнул противнику в башку бутылку черной дряни – вязкой, словно клей – которая замарала весь визор. Что только люди внутрь себя не заливают, и в кои веки это, холод и мрак, прекрасно!..

Каким-то чудом я поймал антигравом молнию и перекинул отправителю: шар грохнул так, что с потолка посыпалась мелкая пыль, но не успел поразить врага напрямую. Второй противник все еще что-то видел сквозь черную массу, залеплявшую шлем: он выстрелил снова, заставив меня нырнуть под стойку. Меткость снижена – и то ладно! Еще одна бутылка, пущенная барменом, пронеслась со скоростью пули, разбившись о стену и облив врага содержимым. Поймав очередной опасный «мячик», я просто ударил им сверху, помня, что эти жидкости должны хорошо гореть. И точно: «фараона» охватило синее пламя. Не опасно, но неприятно.

Тем временем заряд антиграва упал аж до восьми процентов. Обрушив на «шарометателя» сразу два барных стула и вновь укрывшись за стойкой, я спросил Жан-Жака:

– Беспроводная передача электричества?..

– От аккумулятора передать могу, – ответил андроид, швырнув две бутыли с интервалом в четверть секунды.

– Где этот чертов аккумулятор? – я всерьёз боялся, что робота сейчас размажут плазмой.

– Внутри меня. Куда передать энергию?

Бутылка, бутылка и шикарный бочонок! Что бочонок сотворил с «фараоном», засевшим слева, я не разглядел, но плазмомёт резко перестал нас беспокоить. Еще одну бочку бросил я. Столкнувшись с новой молнией, она испарилась: «шарики», видать, имели разную поражающую силу – от парализующей до летальной.

– Как куда? В этих двух… – я не мог подобрать правильного слова. Надо было спросить у Томми, как здесь величают настолько ужасных людей.

– Операция невозможна. Должно быть разрешение на доступ с той стороны.

– Ох ты ж пропасть! К ним наверняка мчится подкрепление!

– Я заблокировал дверь. И звукоизоляция стопроцентная!

Сквозь подступившую панику я разглядел на потолке водопроводную трубу, достаточно хлипкую, чтобы уже садящийся антиграв смог ее разломать. Вода хлынула фонтаном, щедро заливая разгромленный, обожжённый зал.

– Ты балбес! – заверещал Жан-Жак.

– Сняв голову, по волосам не плачут! Крышки столов из чего сделаны?

– Из стекла.

«Илмаринен» издал предсмертный писк и часто замигал красной лампочкой. Пожалуйста, нет… И эта чертова молния, как назло, мчится мне в голову. Сила поражения – летальная. Пожалуйста, нет…

Блок антигравом поставил за меня инстинкт самосохранения. Последняя доза энергии направила смертоносный шар в залившую бар воду. «Фараон» хоть и не сгорел, но умер почти мгновенно. Меня и Жан-Жака спасло то, что стойка находилась на возвышении, и пол под нами намокнуть не успел. Перемахнув через стойку, я проверил второго врага. Бочонок врезался в него с такой силой, что сломал шею, несмотря на защиту. Скорее всего, у робота-бармена стояли боевые программы, и я догадывался, кто над этим потрудился. Но какую программу закачали мне, если я не уступал ему в реакции? Волшебный эффект ледяной «Астии» или?..

Я кинулся к Вайолету, лежавшему на залитых кровью столешницах: его несчастная рука – сложный гибрид искусственных и биологических тканей – была отрезана и, обугленная, валялась на полу. Теперь ни змеистые фиолетовые дреды, ни татуировки, ни пугающая чернота застывших глаз не мешали мне видеть прежнего Тэцуо, возлюбленного Кэт, сына Юрковского, бывшего курсанта, которого я недолюбливал – потому что так было принято. Ни отца, ни сына я, напыщенный дурак, спасти не сумел. Не мстит ли прошлое тем, кто нахально его ворошит?..