Оценить:
 Рейтинг: 0

Запретные воспоминания

Год написания книги
2022
Теги
1 2 3 4 5 ... 10 >>
На страницу:
1 из 10
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Запретные воспоминания
Людмила Мартова

Желание женщины
Смерть пожилой пациентки с хроническим заболеванием сердца в краевой больнице становится настоящим ЧП, ведь старушка была задушена! Главврач клиники Владимир Радецкий волей-неволей вынужден участвовать в процессе расследования. Открывающиеся ему факты указывают на то, что у этой трагической истории очень глубокие корни. Вместе со старой знакомой, журналисткой, и новой подругой Радецкий выясняет подробности грандиозной аферы. Ее участники уже ушли в мир иной, а вот приобретенный ими капитал по-прежнему цел и при этом соблазнительно велик…

Людмила Мартова – мастер увлекательной детективной мелодрамы, автор захватывающих остросюжетных историй. Их отличают закрученная детективная интрига, лихой финал с неожиданной развязкой и, конечно же, яркая любовная линия. Героини романов Людмилы Мартовой – современные молодые женщины, которые точно знают, чего хотят от жизни.

Людмила Мартова

Запретные воспоминания

© Мартова Л., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

А то, что шло, уже настало
И так над нами и застыло.
И закипает, и вскипает,
И жжет, и лишь бы не остыло.
На перекошенных пуантах
Сама судьба заходит с тыла.
И по ее горчащей милости
За все грехи и невиновности
Мне из души твоей не вылезти.
Такие новости.

    Анна Озар

А.К. с благодарностью

Все события вымышлены, любые совпадения случайны.

* * *

Зарево заливало небо там, где и положено было начинаться зимнему восходу, – на юго-востоке. Оно было необычайно ярким: оранжевым с малиновыми всполохами, расцвечивающими темное, словно предгрозовое небо. Хотя какая может быть гроза в январе. Да и восход – Радецкий скосил глаза на стоящие на тумбочке электронные часы – в половине четвертого утра в январе невозможен, а значит, зарево означало что-то совсем другое. Тревожное.

Он проснулся от всполохов, потому что терпеть не мог штор и никогда их не закрывал, предпочитая смотреть на небо и на бьющие в стекло ветви яблонь, а не на кусок пыльной ткани. Он вообще не терпел никаких ограничений своей свободы, будь то введенные запреты, какие-то нелепые женские требования, задраенные люки, закрытые двери или задернутые шторы. И, несмотря на любые посягательства, всю жизнь оставался ничей.

Полыхало довольно далеко. Точно не в его поселке, расположенном в тридцати километрах от города. Фантазия построить здесь дом, чтобы переехать жить «на природу» на постоянной основе, пришла ему в голову семь лет назад, и года три ушло на то, чтобы воплотить ее в жизнь до мельчайших деталей, которые Радецкий продумывал тщательно и с искренним азартом. Именно так он делал все, за что брался.

Он был уверен, что жизнь дана для того, чтобы получать от нее удовольствие, и черпал его большой ложкой отовсюду – из скрипящего под ногами свежевыпавшего снега во дворе, хорошего фильма, удачной книги, порции суши в любимом японском ресторанчике, скорости, на которой привык гонять по трассе, фитнеса и даже легкого скепсиса, с которым он относился к этим занятиям и к самому себе.

И от дома своего – добротного, основательного, комфортного, отделенного от соседей надежным забором, за который никто даже и не думал соваться, ибо все в поселке знали, что Владимир Радецкий – человек крайне замкнутый, практически нелюдимый, – он тоже получал искреннее удовольствие, пусть с недавних пор и жил здесь один. Точнее, вдвоем с собакой.

Собаку купили дочке на день рождения, когда та училась в одиннадцатом классе. Радецкий, разумеется, был против, потому что знал жизнь. Для того чтобы предсказать, что будет дальше, не надо быть провидцем. Спустя полгода дочка уехала в Санкт-Петербург поступать в университет, откуда в их областной центр уже не вернулась, а невероятно породистая псина с красивым именем Сильва Фелисия осталась в безраздельной собственности Радецкого, которого почитала за бога. Он звал ее Фасолькой и просто обожал.

Сейчас Фасолька сидела рядом с кроватью и глядела на хозяина с вопросом: волноваться уже или пока не стоит?

– Не стоит, – вслух заверил ее Радецкий, слез с кровати, подошел к незашторенному окну.

Разбудившее его зарево становилось все ярче, занимая собой уже примерно с половину видневшегося в окне неба. Пожар, а это был именно он, полыхал с такой силой, что сомневаться в его гибельности не приходилось. Судя по направлению, откуда доносились всполохи, и легкому, но отчетливому запаху гари, горело на территории небольшого дачного товарищества, расположенного километрах в трех от его поселка.

Дачи там были старые, еще советских времен, с участками в три-пять соток и небольшими щитовыми постройками, огонь мог легко перекидываться с одной на другую и мгновенно распространяться, неся беду. Конечно, зимних домов там не было, по осени дачники консервировали свои жилища, увозя из них все мало-мальски ценное, что могло вызвать интерес граждан без определенного места жительства, но эти самые бомжи все равно забирались внутрь в призрачной надежде поживиться хотя бы оставленными запасами круп, а также немного погреться. Скорее всего, огонь, разведенный с этой целью, как уже не раз бывало, и стал причиной пожара.

Вернувшись в кровать, Радецкий позвонил в спасательную службу, а потом, немного подумав, набрал номер врача, дежурившего сегодня в Центре катастроф. Он всегда знал, кто именно сегодня дежурит во всех отделениях областной больницы, которой руководил. Это было давно взятое за основу правило, потому что оно позволяло в нужные моменты существенно экономить время.

Трубку взяли только с пятого гудка, из чего следовал вывод, что ночь сегодня проходит спокойно.

– Да, Владимир Николаевич, – услышал он голос в трубке и улыбнулся краешком губ от сквозившей в голосе покорности злодейке-судьбе, в очередной, который уже раз, не давшей возможности выспаться на дежурстве.

– Илья Сергеевич, простите, что разбудил, но недалеко от Покровки сильный пожар. Спасатели выехали, так что, возможно, вам сейчас пострадавших привезут. Будьте готовы.

– Принял, – голос в трубке стал сосредоточенным. – Пострадавших-то много?

– Понятия не имею, – признался Радецкий, – но, судя по тому, как полыхает, могут быть. Хотя… Если честно, при такой силе огня, скорее всего, не будет.

– Будем готовы на всякий случай, – спокойно сказала трубка.

Цинизм начальника никого удивить не мог, ибо к этой форме защитной реакции – бесконечной циничности – все они приходили рано или поздно, и была она таким же обязательным атрибутом профессии, как когда-то белый халат, а сейчас цветной костюм. Любой врач постоянно ощущает всю меру колоссальной ответственности за принятые им решения. Излишняя чувствительность же – главный враг четкой работы мысли, и тратить время на эмоции, когда каждый день видишь, насколько тонка грань, отделяющая жизнь от смерти, ей-богу, непозволительная роскошь.

Радецкий и не испытывал сейчас никаких эмоций. Бушевавший по соседству пожар не мог иметь к нему никакого отношения, поэтому, сделав все, что возможно в подобной ситуации, он снова лег в постель и тут же уснул. До звонка будильника, который каждое утро раздавался ровно в шесть, оставалось два часа.

* * *

Влада ненавидела рано вставать, причем к понятию «рано» относилось любое время до девяти утра. Проснувшись, она не спеша пила кофе, бездумно глядя в окно, потом шла в душ, контрастный, чтобы окончательно прогнать сонную одурь, затем делала обязательные упражнения на растяжку, готовила какой-нибудь полезный и, что важно, красиво сервированный завтрак, потом гуляла с собакой – одышливым мопсом Беней, которого она забрала себе после того, как его подбросили в ветеринарную клинику.

Влада тогда заехала за работавшей там подругой, потому что у них был запланирован девичник, и обнаружила ту в ярости из-за найденного под дверью клиники пса. Его поводок просто привязали к дверной ручке и ушли, несмотря на двадцатипятиградусный мороз. Хорошо еще, что заметили мопса довольно быстро, минут через двадцать, и лапы он отморозить не успел, как и простудиться, но все равно с найденышем нужно было что-то делать. Они и сделали – Влада забрала пса, которому на тот момент, судя по состоянию зубов, было около трех лет, домой, и вот уже шесть лет он жил с ней, превратившись в немолодого, но пока еще не дряхлого степенного господина, довольно привередливого, как и положено избалованному донельзя существу.

После прогулки с Беней следовало вымыть собачьи лапы, насыпать в миску корм, придирчиво подобрать себе наряд, соответствующий задачам сегодняшнего дня, соорудить на голове приличную прическу, накраситься и поехать наконец в офис. Как правило, Влада появлялась там в районе одиннадцати утра, хотя весь коллектив работал с девяти. Будучи единоличной владелицей фирмы и директором в одном лице, Влада Громова вполне могла позволить себе подобную роскошь.

Она была классической «совой» и пика работоспособности достигала часам к двум, а потому все важные переговоры назначала на вторую половину дня, зато и работать могла до восьми-девяти часов вечера, задерживаясь в офисе позже всех и оставляя под конец дня работу с документами, бухгалтерскими проводками, деловыми письмами и анализом отчетов сотрудников.

Ей нравилось, что в эти минуты она остается одна и ее никто не отвлекает сторонними разговорами, неминуемыми в любом достаточно дружном коллективе. Нет, она ценила и уважала своих подчиненных, которых вдумчиво собирала много лет, отслеживая и оценивая сильные стороны, переманивая у конкурентов и покупая по цене гораздо выше рынка, но лучше всего ей работалось в тишине.

Днем она была «зажигалкой», стимулятором, мотиватором, «жилеткой», «мамой» и старшим товарищем, удачливой бизнесвумен, не боящейся риска и готовой на самые неожиданные финансовые схемы, а вечером становилась вдумчивым и осторожным контролером. В первую очередь для себя самой.

К счастью, работать в этом крайне удобном для себя режиме, выработанном и отточенном за много лет до мелочей, она вполне могла себе позволить, поскольку дома ее никто, кроме Бени, не ждал. Взрослый сын как уехал учиться на факультет фундаментальной медицины в МГУ, так по его окончании там и остался, поступив теперь в аспирантуру. Сыном Влада гордилась и из-за его отсутствия не скучала: во-первых, ее род деятельности подразумевал частые командировки в столицу, а во-вторых, современные технологии позволяли постоянно оставаться на связи, даже находясь в разных городах.

Беню днем выгуливала домработница, она же закупала продукты и готовила нехитрый ужин, так что в позднем возвращении домой не было ничего некомфортного. Загнав машину за ворота элитного дома, в который она переехала год назад, Влада заходила в квартиру, переодевалась в спортивный костюм, собирала волосы в хвостик, цепляла на поводок сопящего Беню, выходила на берег реки, окна на которую были решающим фактором при выборе новой квартиры, полчаса неспешно гуляла, вдыхая речной воздух и проветривая голову от всех проблем дня, после чего возвращалась домой уже насовсем, быстро ужинала, наливала чашку чаю и залезала с ногами на диван перед телевизором, где ее ждал очередной эпизод какого-нибудь сериала.

Беня укладывался в ногах и уютно похрапывал, иногда открывая один глаз, чтобы убедиться, что хозяйка никуда не делась. Это был ее способ отдыха, проверенный и любимый, и во сколько начинался вечерний релакс – в десять или в половину одиннадцатого, – не имело никакого значения. Перед сном Влада еще читала книгу и пролистывала ленту соцсетей, выключая свет в спальне в час, а то и в два ночи, и прекрасно высыпалась до звонка будильника, установленного на девять утра. Это был удобный для нее распорядок дня, который никому не мешал и никого не касался.

Но только не сегодня. Нынче в девять утра ей уже надлежало явиться на деловую встречу к главному врачу областной больницы Владимиру Радецкому. Фирма Владиславы Громовой выиграла тендер на поставку и оснащение под ключ новой гибридной операционной. Для того чтобы уложиться в сроки контракта, который Влада подписала пятнадцатого января, начинать нужно было немедленно, и если все предварительные раунды переговоров она проводила с руководителем контрактной службы, то непосредственно ход работ собирался курировать лично главный врач.

Влада его, разумеется, знала, но не любила: эстет и сноб, он всегда смотрел свысока, что, впрочем, с разницей в их росте было вполне объяснимо, и с каким-то странным выражением в серых глазах. Однозначно назвать его презрением Влада бы не решилась, но смутное сходство было, и, будучи женщиной гордой, она всякий раз испытывала какой-то внутренний протест, заставляющий ее, нет, не избегать главврача областной больницы, но общаться с ним как можно меньше.

Его заместители, с которыми она обычно работала, знали об особенностях ее биоритмов и относились к ним с пониманием. На все деловые встречи Влада обычно приезжала в больницу к двум часам дня, но от Владимира Радецкого снисхождения к ее слабостям ждать не приходилось – встречу он назначил на девять утра, и тон его голоса в телефонной трубке почему-то совершенно отбивал желание спорить.
1 2 3 4 5 ... 10 >>
На страницу:
1 из 10