Миражи, мечты и реальность

Доярка за словом в карман не лезла:

– Без дела жить – только небо коптить!

Каждый прожитый день она, мысленно оглаживая, отправляла в копилку своих богатств. Это её усилиями наполненная флягами с молоком телега ежевечерне проделывала привычный путь от коровника к Репешкам. Сельчане любили молчаливую работящую Марусю и награждали грамотами на праздники.

Но главного её секрета не знали – жила она спокойно, в радости. Животные давали ей то, что не могли дать люди. Часто она подолгу глядела в большие влажные коровьи глаза и даже немножко пугалась осмысленного выражения во взгляде.

За коровами смотрела не хуже, чем за отцом с матерью. Родителей до последнего часа обихаживала так старательно – только что на руках не носила. Похоронила как полагается, по обряду. Спустя время, оградку поставила. В аккуратности содержит. А коровы чем они людей хуже? Трудятся изо дня в день. Им помогать надо.

Изо дня в день делала то, что другим и в голову не приходило – жёсткой щёткой чистила прилипший навоз, да сухой тряпкой брюхо обтирала, чтобы не болели. Строго следила за скотником – без корма молока не дождёшься. Забот много у добросовестной доярки. Так и прожила при коровах – ни мужа, ни детей.

И что ей жалеть в большом мире, она его не знала. А её мир – тёмная от времени бревенчатая хатка да яблоня, обсыпанная румяными яблоками. Он уйдет с ней. Как? Да с последним взглядом. Она давно уже решила, что заберёт домишко свой, яблоньку и имя. Маруся с измальства знала – имя надо беречь в чистоте до самого последнего вздоха. Если уж там такие строгости, что хату и яблоньку нельзя взять, то имя при ней останется.

В момент, когда боль довела её до стона, кто-то коснулся плеча. Тётя Маруся! Это я, Шура!

– А, – хрипло отозвалась Маруся, – к матери приехала? Опоздала маленько. Неделю назад проводили.

– А вы не схо?дите со мной на могилку, я боюсь одна. – Ну пожалуйста!

Маруся посмотрела на Шуру. Трясётся бедная. А я дойду ли?  Да что гадать, не мне выбирать, где умирать.

– Шура, зайди в дом, возьми в шкафу беленькую початую, два стаканчика и две горбушки хлеба. Да не мешкая пойдём, пока я жива. Бархатцев срежь, мы с твоей матерью надышаться ими не могли. А ещё яблочек набери, на могилку положим.

Маруся стала подниматься, держась за перильце, но, сраженная болью, осела. Рассердилась на себя. Шура издалека приехала, на тебя надеется, а ты?!

Вышла Шура с пакетом, крепко подхватила Марусю под локоть, и они пошли. Трудный это был путь, Марусе не раз кричать хотелось и упасть хотелось… да зачем же девоньку пугать, ей и так несладко. Шура взглянула на Марусю.

– Тётя, а ты-то как?

– Как? Как? Меня тоже там ждут.

– Ты серая стала…Может посидим?

– Ну уж нет, пошли – надо дойти.

Шумно дыша, Маруся заторопилась.

– Вот могилка матушки твоей. Подошли вплотную, Шура встала на колени, а Маруся осела как куль. Почувствовав тепло, прижалась к глиняной горке и заплакала. Утёрла себя платком, попросила:

– Налей, Александра, помянем, хлебушко не забудь. И матушке под фотокарточку поставь.

Выпили, заели хлебушком, яблоком. Шура, проливая тихие слезы, раскладывала бархатцы и яблоки. Принялась обихаживать могилку, отбрасывая грубые камни.

Маруся в это время, глядя на заросшие возвышения, увидела, как от рябины отделилась женская фигура – ладная с пригожим лицом. Она тихо двигалась среди трав, почти сливаясь с ними, в руках у ней были лилии. Остановившись рядом с Марусей, она спросила:

– Тебя как звать?

– Маруся я, доярка…

– Это тебе за добрые дела…, – и протянула букет белоснежных благоухающих цветов. – Не бойся, Маруся, боли теперь не будет.

Шура обернулась, уловив шёпот.  Маруся поманила её взглядом.

Виновато шепнула склонившейся Шуре:

– Не пугайся, я умираю тут. А ты беги к Савельичу – скажи ему.

– Маруся, мол, отходит. Оформить надо… Он знает…

Маруся улыбнулась легко так, внутреннему, своему. Не по-нашему, ласково улыбнулась и прикрыла глаза.

Под пёстрым зонтиком чудес.

Наши встречи, – только ими дышим все мы,

Их предчувствие лелея в каждом миге, –

Вы узнаете, разрезав наши книги.

Всё, что любим мы и верим – только темы.

Сновидение друг другу подарив, мы

Расстаёмся, в жажде новых сновидений,

Для себя и для другого – только тени,

Для читающих об этом – только рифмы.

М. Цветаева.

В последнее время всё чаще жизнь мне казалось однообразной и предсказуемой. Зима в России – не лубочная картинка. Если что-то случается в природе – это демонстрация силы стихий. Кроме напряжения да преодоления трудностей – ждать нечего.

Хотелось чуда. Ну, понятно, если ты о нём не будешь мечтать, не продумаешь в деталях… – чудо надо представить свершившимся.   И ни в коем случае не торопить его. Чудеса, они как кошки, появляются где и когда хотят.

Накануне Рождества я гуляла в заснеженном лесу. Деревья обросли пушистыми наростами всевозможных конфигураций.  Затейливо наверченные метелью, мягкие комки снега напоминали земных зверушек, иногда театральных персонажей.

Через некоторое время глаза стали различать таинственные образы – причудливые и забавные.  Казалось – или происходило: они медленно двигались в танце, где каждый к тому же солировал. Хотелось забрать их с собой, пусть только в памяти смартфона. Наблюдение так увлекло меня, что я на своих снегоступах углубилась в лес довольно далеко.

Снег после метели ещё не слежался, и лыжи утопали глубже обычного. В одном месте наткнулась на цепочку лисьих следов, что вели к ручью. И что бы мне не пойти по ней! Лисы всегда ходят надёжными тропами. Верно говорят: охота пуще неволи! Манили меня необычные фигуры, я делала всё новые и новые снимки.

В тот момент, когда решила идти домой, почувствовала, что проваливаюсь в яму.  От движения снег сорвался, словно живой, с большой площади конуса, и я вмиг оказалась под тяжёлым бременем. Удар сбил с ног и оглушил. Вернувшееся сознание помогло понять, что снежный пласт давит на меня всё сильнее.  Торопясь снять снегоступы, ненужные здесь, стала задыхаться.

Пока шевелилась, освобождая ноги, снег проник под одежду и начал таять. Дышать становилось всё труднее. Паника, как живое существо, то наваливалась на меня со всех сторон, то откуда-то изнутри тихо поскуливала. Кожа на лице онемела. Руки плохо подчинялись. Прошло немного времени, я уже шумно, прерывисто дышала, слышала громкое частое сердцебиение. Тем временем холод в буквальном смысле сковывал движения.  Пытаясь орудовать снегоступом, я только вызывала новые обвалы снега.

Молитва пришла сама собой!   Она тихо шелестела внутри. Меня обеспокоило отсутствие Творца. Всегда незримо бывший во мне, Он не отзывался… Я просила его вернуться. Настойчиво. Горячо. Звала как Отца.

В очередной раз двинув лыжей, я наткнулась на что-то вроде дерева. Кажется стало в этот момент чуть теплее. С большими усилиями я подобралась к нему и наощупь определила, что за ствол можно уцепиться. Выдюжит. Так я и сделала – обхватила его скрюченными пальцами по-обезьяньи.