– Сотник! – вскричала королева, отстраняясь. – Что ты делаешь! Перестань, перестань! Неприлично благородному римлянину склоняться у ног пленницы… оставь меня!
– Ты для меня не пленница, – возразил он. – Ты моя радость… свет очей моих… zoe kai psiche![55 - Жизнь и душа – греческий возглас, бывший в моде у римлян, как у нас ma chere.]
– Сотник!
– Я люблю тебя.
– Неприлично тебе любить меня. Я – не маркитантка и не рабыня, я – вдова короля-вергобрета, я игрушкой твоей не буду. Сам Цезарь отнесся ко мне с уважением.
– Ты презираешь меня, Маб! – вскричал Фабий, мгновенно впадая в глубокую скорбь.
– Я не презираю тебя, – возразила пленница, – но ответить тебе любовью не могу.
– А, гордая галлиянка! Ты не можешь любить римлянина. О, Маб, лучше убей меня, растерзай, принеси в жертву твоим лютым богам, только не позволяй видеть или слышать, что ты любишь другого.
– Я никого не люблю.
– О, зачем я не галл! Зачем я не Вирдумар! Цезарь благосклонно смотрит на сватовство этого глупого эдуя, ты его любишь, изменница! А ведь была минута, только одна минута, помнишь?.. В лодке… ты любила меня.
– Это был миг увлечения… ты сам извинялся передо мной на другой день… я тогда простила тебя с условием, что ты это забыл.
– Тогда ты была женой Думнорикса, а теперь свободна. Ты любишь Вирдумара? Говори, Маб! Одно слово – любишь его или нет?
– Нет.
– Клянись!
– Клянусь тебе богами Белизаны.
Никогда не обдумывавший своих поступков, легкомысленный весельчак крепко обнял дикарку и стал шептать ей:
– Если ты не любишь Вирдумара… если ты свободна сердцем… отчего же ты не хочешь быть моей?
– Фабий… ах!..
Фабий целовал ее и продолжал:
– Ты будешь моей женой… законною женой… поедем в Рим! Я брошу, Маб, все для тебя, выйду в отставку… Если бы ты знала, моя несравненная, как хорош наш Рим! Я богат, очень богат, у меня есть мраморный дворец, конюшня, полная отборных рысаков, золоченые колесницы лучше, чем у Цезаря, кладовая одежд и золотой посуды. Мой отец был много раз консулом, а консул у римлян – то же, что здесь вергобрет.
Он беспощадно врал, что ему приходило в голову; его отец никогда не был консулом, а отцовское богатство не было собственностью непокорного сына-мота. Перечислив все свои мнимые сокровища и титулы, он перешел к другому.
– В нашей Италии зима теплее галльского лета; там розы цветут круглый год. Роза – это не виданный тобой цветок, похожий на здешний шиповник, только крупнее и ароматней. Небо там постоянно лазурное, люди вежливые, боги милосердные, не требующие человеческой крови.
Там народ мирно играет на гуслях и поет о любви под сенью лавров и мирт.
Там не бывает войны, мудрые сенаторы заботятся, чтобы всегда был мир. О, Маб, умчимся в Италию! Умчимся, чтобы спокойно наслаждаться нерушимой любовью!
– Фабий, прочно ли твое чувство? Цезарь остерегал меня…
– Остерегал из ревности, потому что сам любит тебя.
Для Фабия ничего не стоило даже очернить императора, лишь бы покорить дикарку.
– Он не ревнив, – возразила она.
– Не верь ему, Маб! Он очень ревнив. Он указал мне, где ты находишься, и тоже остерегал меня, уверяя, что ты будешь женой Вирдумара. Он погубит и этого эдуя, как погубил Думнорикса. Погубит всякого, кто дерзнет поднять очи с любовью на тебя. Не имея надежды быть любимым сам, он решил, чтобы ты не досталась никому.
– Погубит и тебя.
– Мы перехитрим Цезаря… Скроем нашу любовь до времени, а потом бежим… в Риме он нас не достанет… мой отец могущественней его.
Маб отстранила от себя сотника и запела новое причитание:
– Фабий, римлянин жестокий, зачем ты губишь бедную Маб? Чистой взошла я к брачному алтарю… искренне поклялась я делить с мужем радость и горе… поклялась я любить Думнорикса здорового и больного, доброго и злого, живого и мертвого… Честно надела я обручальный браслет над огнем богини Нерты…
Отец мой гельвет Оргеторикс, принужденный самоубийством спастись от мучительной казни, заклинал меня перед кончиной честно исполнить мой долг… и я поклялась ему, поклялась не посрамить его рода и сана. Святые обряды поруганы мной… все клятвы безумно нарушила я… зажглась в моем сердце любовь роковая… мне стыдно… о, Фабий!.. люблю… я твоя…
Она сорвала со своей руки браслет Думнорикса, изломала его и бросила в ручей.
– О, милая, успокойся! – воскликнул Фабий, торжествуя свою победу. – Я надену тебе римское кольцо перед алтарем Венеры… наш сенат даст тебе римское гражданство, чтобы вступить со мной в законный брак.
Напрасно холодная осенняя ночь давала знать о своем наступлении дождем, ветром и непроницаемым мраком. Влюбленные долго сидели на холме, мечтая о будущем счастье.
Глава IV
Сотник и его жена
Фабий поздно вернулся на свою квартиру и с приятным удивлением увидел в ней полный порядок.
– О боги! – невольно воскликнул он. – Какая благодетельная рука убрала здесь так все хорошо?
Он выпил вина и хотел лечь спать, когда неожиданно из-за рогожной двери появилась Адэлла.
– Кто же позаботится о тебе, кроме меня, мой милый?! – сказала она, прыгнув к сотнику на колени. – Без тебя легаты и их друзья распоряжались тут не лучше, чем в завоеванном городе. Я выгнала их без церемоний. Эпоредорикс и Вирдумар разбили часть твоей посуды, но я заставлю их непременно заплатить… заплатят они и за порчу твоей одежды, которую изорвали.
– Здравствуй, Адэлла! – холодно сказал сотник и с гримасой поцеловал маркитантку, давно бывшую его женой втайне от всех.
– Что же ты не зашел ко мне? – с нежным упреком продолжала она. – Где ты пропадал весь день? Хорош муж! Хорош отец! Жену не проведал после целого полугода разлуки и детей не поцеловал.
– Дети здоровы?
– Здоровы. А ты?.. Ты здоров?.. Не ранен?.. Не надо лечить тебя?
– Здоров. Оставь меня, Адэлла… я устал с дороги.
– Устал? Давно ли мой Фабий стал знать усталость?
– Целый день на ветру и стуже – это хоть кого измучит. Даже Британия теплее Галлии.