– А я б пошла, – отзывается Вера.
– Хочешь, так и сходи. Заместо меня, – предлагает Люба равнодушно.
– Может, правда… – неуверенно говорит Вера.
– Да сходи, если хочешь… Он на день рождения звал. К Куцему… Он и не заметит, – советует Люба.
…Лохматый парень с мордой дурацкой, но не злой, зажимает Веру между двумя дверьми парадного.
– Пошли, Люб, там компания… Пошли, – просит он. – Серега музыку приволокёт… – Расстегивает на Вере пальто, влезает под кофточку… Вера мелко хихикает.
– Пусти, чёрт, щекотно…
– Тебе же нравилось, ну… – идет в атаку Генка. – Пошли, что ли… – Потянул ее за руку, вывел из парадного. Темная, почти ночная улица.
…На двуспальной кровати с гнутым изголовьем спит Люба. Вольготно разлеглась посреди кровати между двух подушек.
В дверь стучат. Встрепенулась, выскочила из-под одеяла. Она в толстых штанах до колен, в коротенькой рубашке и кофточке поверх.
– Сейчас! – натягивает байковый халат. В голове надо лбом бигуди. – Подождите!
Открывает дверь. И обмирает. За дверью – высоченный человек с прекрасно-восточным лицом, длинными волосами, собранными в хвост, бородатый, вальяжный.
– Доброе утро! Вы Вера? – спрашивает приветливо; голос богатый, бархатный.
– Ну Вера, – поджимает губы девочка, словно заранее ожидая чего-то неприятного для себя в столь раннем посетителе.
– Мне Тамара Васильевна дала ваш адрес. Сказала, что вы можете сшить рубашку.
– Ну можем, – уже не напряженно, повеселее отвечает она.
А посетитель тем временем вынимает из забавной кожаной сумки, похожей на патронташ, сверток ткани и расправляет его на столе. Отодвинув грязные чашки, он кладет на стол старенькую рубашку-образчик.
– Вот видите, любимая рубашка была. Старая американка. Батничек. Пуговки на воротнике…
Он прост и обаятелен, но глаз – зоркий, охотничий.
– Точно такую, один в один, и швы, и расстояние между пуговицами, можете? – со вниманием спросил он.
Девчонка кивнула.
– Славная, славная у вас кроватка. – Остановился глазами на гнутой спинке. – Тоннет, отличный мастер.
– Старье, – презрительно говорит девочка, – от соседки досталась.
Посетитель ласково гладит большими породистыми пальцами изголовье кровати. И тут открылась дверь и вошла Вера в коротком пальтишке, с батоном в сетке. Вошла, удивленно остановилась у двери.
– Вер, от Тамары Васильевны заказ, – объяснила Люба.
Посетитель засмеялся:
– Два экземпляра?.. Кто же из вас Вера?
– Вообще-то Вера я, да нас все путают, так что не важно, – сказала вошедшая.
Посетитель сел на стул, сплел свои пальцы, выставив вперед большой мрачный перстень, закусил слегка ус, помолчал, пристально и тяжело разглядывая девочек, и спросил:
– Вы учитесь, работаете?
– В ПТУ, швея-мотористка специальность, – ответила Вера.
– Знаете, девочки, когда сошьете рубашку, приходите ко мне в мастерскую. В любой день, до девяти вечера. Я думаю, что я вам сделаю одно интересное предложение, – сказал он и положил на стол визитную карточку. Потом встал, кивнул приветливо и ушел.
– Ну ты даешь… – с раздражением обращается Люба к сестре. – И ночевать не пришла. Я без тебя знаешь как замерзла…
Вера хихикает:
– Люб, а этот твой, он ничего… Очень даже ничего…
– Не догадался? – поинтересовалась Люба.
– Не-а, – покачала головой Вера. Взяла со стола визитную карточку, рассматривает.
– Ну и бери его совсем, – засмеялась Люба.
– Серде… Серже… не по-русски, не по-английски… по-французски, наверно, – замечает Вера.
– Если по-французски, то Серж. Овца ты, Вера, – поправляет сестру Люба. Переворачивает карточку: – Вот, по-русски написано: Сергей Оганов, фотоживопись, фотографика, дизайн.
– А дизайн – это что? – спрашивает Вера.
– А кто его знает, – пожимает плечами Люба.
– Да, дядечка. Пень с горы… с кольцом, – неодобрительно оценивает его Вера.
– А мне понравился, не старый еще, – отозвалась Люба.
– Шикарный. Интересно, что предложит?
– Что, что? Полы помыть или портки починить. Разбежалась! Любовь крутить… – довольно зло сказала Вера.
– Да ну тебя, Вер. Чайник лучше поставь, – советует Люба, отламывая от батона большой кусок и засовывая его в рот.
Вера берет чайник и выходит.
…Сестрички стоят у двери небольшого дома старой постройки в не вполне еще разрушенном московском переулке. Парадное выходит на улицу. Входная дверь заперта. Звонок выведен на улицу.
– Чудно как-то, – говорит одна.