Давай оставим все как есть

Ольга же отпивала понемногу, чем только рассмешила его.

– Да что там цедить-то, – весело подмигнул он ей, – туда его, и все. Пусть работает. Нечего зря в бутылке дурака валять.

Допив, она прикрыла ладошкой рот и отдала ему пустую рюмку. Алекс не спеша тронулся с места. Включил магнитолу. По салону разлилась знакомая мелодия.

Feelings, nothing more than feelings. Trying to forget my feelings of love…

Teardrops rolling down on my face. Trying to forget my feelings of love…

Легко распахивая душу, нежные звуки увлекали в молодость. Почему-то эта песня вызывала в его памяти одну и ту же картину: рассеченная бровь, россыпи звезд над пеленой сигаретного дыма, дурман в голове то ли от дешевого портвейна, то ли от близости прильнувшей к груди любимой девочки. Уже и имени-то ее не помнил…

Коньяк приятным теплом разливался по телу. Но Ольга-то, Ольга?! Сжалась вся. Уснула, что ли? Да и проехали-то всего ничего. Нечего сказать, веселенькая попутчица.

– Соня, сядь поудобнее. Что ты вся съежилась? Границу пересекли. Это тебе сам Штирлиц говорит.

Какое-то время ехали молча, но вдруг ни с того ни с сего, уронив голову на колени, Ольга заплакала. Тихо горестно безысходно.

Алекс съехал на обочину.

– Да что стряслось-то? – он обнял ее за плечи и привлек к себе.

– Не знаю, – прошептала она сквозь всхлипывания. – Брось меня, оставь… Зачем я тебе? Сколько таких? Всех не согреешь,… – вытирая слезы и все еще всхлипывая, она нащупывала ручку двери.

Прижав ее к себе, Алекс молча поглаживал ее по спине.

Хорошо, – думал он, – пусть эта боль выйдет, видно, много ее накопилось.

Этой боли и у него накопилось не меньше. Поднятые коньячными парами, плясали в голове путаные мысли: «Довольно, сорвался с крючка. Я рыбку им ловить не буду… А жить-то на что? Вот в чем вопрос,…» – мысли, кусаясь и споря, теснились в его голове.

Рядом, прижавшись к его груди, выливала слезами свое горе беззащитная женщина. В темноте, подсвечивая фарами, шипящим свистом вспарывая ночную тишину, проносились автомобили. Позади иллюминацией ярких огней сверкал самобытный нестареющий город.

Над необъятным миром, окруженным мириадами звезд, одновременно сверкало яркое Солнце, и сияла золотая Луна, как одновременно в нем рождались и умирали, плакали и смеялись, любили и ненавидели, находили и теряли. Непонятно, зачем неведомая сила, отыскав среди этого непрерывного движения двух одиноких путников, бросила их в объятия друг другу. Как им, простым смертным, было понять логическую силу ее законов? Чтобы хоть как-то удержаться наплаву, они могли лишь ухватиться друг за друга.

Всхлипывания становились все реже, тише и, наконец, стихли.

– Вот и ладненько, – сказал Алекс, поглаживая ее по волосам. – Уйдешь ты, что дальше? Пойми, мы нужны друг другу. Будем как-то жить. Дай время.

Ольга не ответила, глядя на него печальным понимающим взглядом.

4

Сонный поселок встретил их тишиной. Объезжая выбоины, Алекс осторожно вел машину.

Подъехав к дому, он заглушил мотор и взглянул на нее. Дремала.

Неудачно стал. Кое-как перепрыгнул через лужу. Жадно вдыхая прохладный воздух, расправил плечи. Где-то лениво залаял пес, ответил другой. И снова все смолкло.

Открыв дверку, она с тревогой спросила: «Приехали?»

– Приехали, – ответил он, открывая ворота. – Погоди выходить. Сейчас во двор заеду. Чего зря ноги мочить?

Заехав, он вышел из машины и направился к дому. С детских лет он помнил здесь все до мелочей. Хоть идти в такой темноте было, что с завязанными глазами, он похромал по тропинке к дому и, пошарив рукой под лавкой, нащупал ключ.

Окликнув ее, он вставил ключ в замочную скважину и несколько раз повернул.

Выйдя из машины, Ольга поежилась и, прижимая к себе пакет, поспешила под крыльцо.

– Это у нас запасной. Да и замки у нас от честных воров, – вынув ключ, он открыл настежь дверь и нащупал выключатель. – Милости прошу к нашему шалашу.

Одна за другой открывались двери. Комнаты были небольшие, окна были закрыты ставнями.

– Завтра отопру, – сказал Алекс, внимательно осматривая стены и пол. – Что ж, иди, знакомься. Тебе здесь жить.

Ольга переходила из комнаты в комнату, с интересом разглядывая каждую. Всего же их было четыре – по две комнаты справа и слева от коридора. Одна комната за ненадобностью была заперта. Остальные были обставлены непритязательно. Первая большая комната служила одновременно кухней и столовой. Оттесняя газовую плиту с баллоном на задний план, в глаза бросался буфет и стол со стульями, явно из одного (небедного) гарнитура. Кружевные салфетки на кроватных подушках, на тумбочке и даже на крышке швейной машинки свидетельствовали об искусности и щепетильности хозяйки второй комнаты. Лишь приткнутая в углу кровати гитара выделялась из дружного женского ансамбля. Третью комнату тоже можно было бы закрыть за ненадобностью, если бы ее не использовали в качестве склада старых вещей. На столике у окна пустой аквариум соседствовал с клеткой для птиц, рядом подпирал стену велосипед «Орленок». Добрую половину противоположной стены закрывал внушительных размеров старинный платяной шкаф. Рядом с ним втиснулся закрытый старым покрывалом диван «Малютка», на котором громоздились разных размеров коробки.

Алекс поманил Ольгу в коридор и открыл следующую дверь. За ней находилась большая застекленная до половины с трех сторон веранда, где перед диваном стоял длинный стол.

Он уселся на диван и кивком указал на стеклянную дверь.

– Эта дверь выходит в сад. Завтра посмотришь. Здесь красиво. У входа, может, ты не заметила, слева дверь ведет в пристройку. Когда подвели водопровод, загорелся поначалу с ванной. Думал, летом семьей приезжать будем. Не сложилось. Надо будет кабину душевую поставить, пока до ума там все доведу. Вообще-то, соседи за домом присматривают. Бывать здесь, я почти не бываю, но плачу исправно. Мама просила крышу починить, да все руки не доходили, – виновато сказал он и обнял Ольгу за плечо. – Заездила жизнь… Так оно теплее, а?

Поднявшись, он направился на кухню и, слегка наклонив баллон, качнул его.

– Ну, чай-то у нас сегодня будет, – открыв буфет, он осмотрел его содержимое. – И к чаю кое-что найдется. Я маму обычно на лето затариваю. Сейчас принесу воды из колодца. Тебе никуда не надо? Могу показать.

– Нет, – улыбнулась Ольга, до сих пор молча наблюдавшая за ним.

Алекс смерил ее насмешливым взглядом.

– Не радуйся раньше времени. Как бы потом плакать не пришлось. Усну – пушкой не разбудишь. Сама-то, небось, побоишься? – с этими словами он взял ведро, фонарик и вышел во двор.

Видимо, сосед дядя Миша зазнобу свою, городскую соседку, уважал крепко, потому и службу нес исправно. Не успел Алекс подойти к колодцу, как вдруг, откуда ни возьмись, перед глазами его появилась двустволка, а за ней и сам ее хозяин. Алекс-то его сразу узнал, потому и не испугался. А дядя Миша его в темноте не признал. И немудрено. Когда его в последний раз здесь видел?

– Положь ведро, – грозно начал сосед, двинувшись на Алекса, – не то следом за ним отправишься! Вода дурь из башки быстро вышибет!

– Здорово, дядь Миша, – широко улыбнувшись, добродушно ответил Алекс, – богатым буду, раз не узнали.

От слов этих дядя Миша замер, соображая, как ему быть дальше.

– Алеша, ты, что ли?

Пристально вглядывался он в Алекса, смешно вытягивая при этом шею.

– А кому здесь еще быть кроме меня?

Алекс начал набирать воду, понимая, что логичнее было бы объяснить свое появление здесь.

Но дядя Миша и сам из догадливых был, да и память имел неплохую. Пару лет назад Алекс на время приютил на даче своего снабженца, сбежавшего от праведного гнева ревнивой жены. Тот на радостях угостил патрона. Причастился и удачно вписавшийся в их компанию дядя Миша, да так, что потом ему самому невестка выговаривала. Бабьи крики выветрились из головы вместе с похмельем, а приятную компанию разве ж забудешь?