– Боритесь за свою власть! Обратитесь хотя бы к королю Пруссии Фридриху! – нервно уговаривал Воронцов Петра третьего.
– Как я это сделаю? Я пытался уплыть из России, но мне не разрешили: матросы Кронштадта за Екатерину. Я никогда не считал себя смиренным человеком, но в этот раз мне поможет только смирение…
Так и произошло: Екатерина, сослав неугодного супруга в одно из дальних поместий, приняла власть. О, что чувствовала она во время миропомазания, возлагая на себя корону Российской империи! Она ощущала небывалую ответственность и даже немного страх перед такой тяжёлой ношей: она, немка, отнявшая власть у законного правителя, не передавшая эту власть наследнику, сыну, приняла русский престол и должна была доказать, что достойна этого…
Первое, что сделала новая императрица, это совершила вояж к своему семилетнему сыну, Павлу. Сказать, что она расстроилась, не сказать ничего: мальчик был копией глупого отца!
– Сынок, я привезла тебе красивый синий мундир, лошадь на полозьях и солдатиков… – хотела порадовать сына Екатерина, но услышала в ответ:
– А у меня уже есть лошадь на полозьях и солдатики, их подарил мне папа, а мундир зелёного цвета, как был у папы, красивее синего!
Екатерина задумалась: действительно, этому ребёнку, как и большинству детей, нужно внимание, а не подарки…
Неудавшаяся мать занялась политикой, она делала всё, чтобы ещё государство было просвещённым,( даже первая сделала прививку от оспы)сильным и внушающим уважение(провела реформу в сенате, и в губерниях), больше всего Екатерина хотела усилить Россию, узнав мнения всех сословий. Для этого она создала Уложенную комиссию.
Впервые за стол переговоров сели и дворяне, и казаки, и духовенство, и горожане, и крестьяне. Екатерина написала им «Наказ», некое наставление, как нужно изменить законы Российской империи, и с большими надеждами слушала заседателей. Надежды рухнули, как вавилонская башня, ведь за год работы заседатели приняли только решение дать Екатерине титулы «Великой», «Мудрой» и «Матери отечества». Распуская эту комиссию, Екатерина возмущалась Григорию Орлову:
– Да что это такое, право! Всем нужны только деньги и крестьяне, а страна никого не интересует! Что за люди?!
Григорий Орлов задумчиво слушал Екатерину, думая совершенно о своём: как сказать, что он не выполнил одно обещание.
– Дорогая, я понимаю, что тебя занимает политика сейчас, но я хочу с прискорбием сообщить, что муж твой погиб при случайном падении люстры…
Екатерина с недоверием посмотрела на друга сердца и, сдвинув брови, уточнила:
– Григорий, прямо-таки случайно?!
– Совершенно случайно!
– Что ж, мне ничего не остаётся, как сделать вид, что я поверила тебе! – закончила Екатерина.
Вскоре началась русско-турецкая война, и все силы страны будут брошены для победы, прославятся адмирал Ушаков, генерал Суворов, Михаил Кутузов, Панин. Был пышный бал в честь победы, Екатерина всех щедро награждала, говорила торжественные речи, но осталась недовольна одеждой дворян:
– Слишком много денег уходит на такие мероприятия, надо бы унять немного гонор дворянства! – заявила Екатерина и добилась своего: вскоре цвета мужского костюма, ширина кружев, количество драгоценных камней и высота дамских причёсок были регламентированы.
Скоро дело Екатерины пошло в гору не только в моде: она приказывала строить новые города, мануфактуры, выпускать бумажные деньги, ей казалось, что удача повернулась к ней, но не тут-то было: началось самое кровавое и глупое восстание: бунт Емельяна Пугачёва.
Сначала Екатерина думала, что это не серьёзно и не надолго: грубый, неграмотный, и неотесанный яицкий казак, который всю жизнь занимался воровством, вдруг объявил себя чудом спасшимся Петром третьим, собрал шайку разбойников и башкир, и начал бой ( войной это назвать трудно)против регулярных войск императрицы. Екатерина откровенно смеялась над происходящим.
Но скоро к Пугачёву присоединились крепостные крестьяне, ожесточённые бесчинствами своих хозяев, повстанцы дошли до Оренбурга, и Екатерине стало не до смеха, даже жутко: она судорожно стала думать, что делать, в чём она не права, стала анализировать свои ошибки, но всё равно не могла придумать, как исправить положение. Наконец, поняв, что это серьёзно и надолго, она решилась обратиться к Григорию Орлову:
– Гришенька, я хочу посмотреть на этого Пугачёва. Я переоденусь в солдатскую форму, а ты отвезёшь меня в Оренбург!
Сердечный друг императрицы от одной мысли поперхнулся, но, взяв себя в руки, поправил бант парика и тихо ответил:
– Если в этом есть необходимость, я всячески буду помогать тебе в этом, но только этот план должен быть тайной…
Скоро Екатерина была в Оренбургской крепости. В руки ей попал манифест, яко бы написанный Пугачёвым, в документах самозванец объявлял себя помазанником Божьим, и что он, как русский царь, хочет наказать помещиков-дворян за притеснение простого народа, называя высшие классы злодеями. Так же Пугачёв обещал в своих манифестах отдать народу пахотные земли, леса, покосы, воды, рыбные ловли, соляные источники, обещал уничтожить тяжёлый подушный налог. Крестьянам он обещал возвратить вольность.
С одной стороны, обещания были хорошими, и Екатерина понимала проблему крепостничества и признавала его правоту. Но тут перед Екатериной раскинулась такая ужасная панорама, то которой у женщины руки задрожали: перед Емельяном, которого Екатерина узнала по важной походке и казацкой шапке-кубанке, стоял солдат в зелёной форме.
– Будешь служить мне, настоящему царю, который радеет за народ?! – громко спросил Пугачёв.
– Нет, – не раздумывая, ответил солдат, – я дал присягу служить матушке-императрице Екатерине!
Самозванец махнул рукой, татарин дёрнул верёвку…
… Дальше Екатерина не видела из-за слёз. Екатерина была убеждена, что жестокостью не добиться пользы, а это была настоящая жестокость. Она так и не разгадала Пугачёва, но ей показалось, что ничего хорошего стране он не хочет, а лишь обещает. Так и не приняв важных решений, Екатерина попросила Орлова увезти её во дворец.
Скоро Пугачёв опозорил себя окончательно, став сожительствовать с казачкой. Эту безнравственность осудили все, и новую «императрицу» невзлюбили даже соратники Пугачёва, наблюдая его несхожесть с царём. В, общем, выдали Пугачёва свои же, а суд приговорил его к казни.
Екатерина пыталась «начертать» на литке бумаги какое-то философское стихотворение, когда в бархатную залу зашёл гренадёр и протараторил:
– Ваше императорское величество, к вам просится казачка София, говорит, что настоящая жена самозванца!
Екатерина задумалась, стоит ли проводить эту встречу, а потом ответила:
– Ладно, пусть заходит…
Перед Екатериной предстала казачка в кике, душегрее и синем сарафанчике. Будучи эталоном скромности и женственности, казачка сразу же расположила Екатерину.
– Ну, здравствуй, казачка София, с какой просьбой ты ко мне? – спросила приветливо Екатерина.
Казачка со слезами упала на колени и стала плакать и умолять, так, что душа перевернулась у Екатерины. Сквозь слёзы императрица услышала:
– Матушка-царица, смилуйся над семьёй нашей: велела ты мужа моего казнить, а меня с детками в крепость отправить! Прояви милосердие христианское над детками моими: они же умницы такие: и набожные, и умные, и по хозяйству расторопные, и книги духовные любят, хоть отец их дурень! А они не такие, как он – любят меня. Пожалей, дай волю детям, да сиротами не оставь!
У Екатерины было далеко не железное сердце, хоть она и позавидовала Софии: казачке повезло с детьми намного больше, чем императрице: Павел-то на мать обиду каменную затаил давно.
– Ступай, София, я подумаю, что можно сделать…
Молодая женщина поклонилась, пробормотала сквозь слёзы, уходя:
– Спасибо, матушка-царица, надежда наша!
А Екатерина села в карету и помчалась к митрополиту Московскому, потому что он мог смягчить приговор Пугачёву и его семье. Сомнения точили императрицу: с одной стороны был закон, по которому Пугачёв и его семья были виновны, государственный порядок, уважение к войскам, которые без передышки после русско-турецкой войны сражались с Пугачёвым, с другой стороны было христианское милосердие.
Наконец, Екатерина повернула карету во дворец: ей было нелегко, совесть витала над ней с хлыстиком, но в этом случае она не могла проявить милосердие.
Екатерина занималась и политикой, и личной жизнью, но не находила счастья. Дело в том, что её сын Павел рос, и пропасть между матерью и сыном увеличивалась каждую секунду. Они только упрекали друг друга, Павел любил отца и, как отец, Пруссию, был очень нервный и чрезмерно рассеянный. Екатерина женила его на прекрасной девушке, воспитанной в лучших традициях аккуратистов Германцев и доброте русского народа, Марии Фёдоровне. У Екатерины появились внуки, Александр и Николай.
– Пусть старшего зовут Александр, в честь… святого Александра Невского… – предложила Екатерина, надеясь, что её внук унаследует не только достоинства святого князя, но и славу, подобную славе величайшего царя и война Александра Македонского.
Мальчики росли, и Екатерина позаботилась об их образовании, Николай полюбил военное дело, а вот Александр успевал везде, что радовала Екатерину.
– Павел, – однажды обратилась Екатерина к сыну – может, сделать наследником Александра?
Павел, с грохотом уронив стул вышел из комнаты грубыми шагами и крикнул: