Гвианские робинзоны

– Так хорошо, – похвалил его Казимир, подав новый клубень, который только что очистил своим ножом.

Подмастерье, обладавший одновременно огромной силой и таким же желанием научиться, за несколько минут добился значительных успехов. Он тер не покладая рук, и вскоре у его ног вырос приличных размеров холмик.

Казимиру даже пришлось время от времени просить его умерить пыл из опасения, что Робен неловким движением может скользнуть рукой по зубцам гража. В этом случае он бы непременно поранился, в рану мгновенно попал бы беловатый сок мякоти маниока, а это уже грозило серьезными неприятностями.

– Можно умирай, если сок попадай в рана.

– Не беспокойся, старина, – ответил инженер и подумал: «Если в практике я новичок, то теория хорошо мне известна. Я знаю, что свежий маниок содержит весьма летучий и очень ядовитый сок. Химики сумели выделить из него яд, несколько капель которого убивают собаку за три минуты. Если я не ошибаюсь, Бутрон и Анри утверждают, что это синильная кислота. Впрочем, это не важно, мне интересно, как ты собираешься избавить нашу муку от этой неприятности».

И снова все оказалось очень просто и довольно быстро. С одной из потолочных балок хижины свисало странного вида приспособление, открытое с одной стороны и закрытое с другой, похожее на толстую змею или, скорее, на снятую со змеи кожу.

Это устройство, искусно сплетенное из древесных волокон растения арума (Maranta arundinacea), было не меньше двух метров в длину и превосходно пропускало влагу.

Робен много раз спрашивал у Казимира, что это такое, и всякий раз хозяин отвечал:

– Эта зверюшка – змея для маниока.

За этим следовали такие путаные объяснения, что Робен неизменно не мог ничего понять. И вот пришло время посмотреть, что делает «зверюшка».

– Брать мука, класть ее сюда, в глотку.

Француз повиновался и плотно набил «змею» влажной мякотью до самого верха. Казалось, она вот-вот лопнет, это было похоже на объевшегося удава, повисшего на собственных зубах во время переваривания пищи.

В нижней части приспособления имелась петля, похожая на ручку корзины, также сплетенная из арумы, и инженер сразу же догадался о ее предназначении.

Не спрашивая мнения учителя, он продел в петлю длинный и прочный деревянный брус, упер его одним концом в столб хижины, навалился на другой всем весом, создав рычаг, и как следует закрепил всю конструкцию.

Под таким мощным давлением ядовитая жидкость выступила каплями по всей поверхности «змеи» и вскоре стала стекать с нее непрерывной струйкой. Казимир был совершенно счастлив.

– О, друг мой, компе… так хорошо, да… Теперь ты стать настоящий негр.

Робен, польщенный похвалой, представлявшей высшую степень одобрения, на какую может рассчитывать белый, схватил граж и удвоил усилия.

Вскоре из «змеи» перестала сочиться жидкость, и старик, который тоже не сидел без дела, вынул оттуда муку. От давления она спрессовалась в цельный блок.

Прокаженный разложил на солнцепеке эту прекрасную муку, такую же белую, как пшеничная, но крупную, как древесные опилки.

После двух часов на солнце она стала сухой, как трут. Пока его младший товарищ продолжал упорно натирать маниоковые клубни, Казимир взял средней величины сито, которое в Гвиане называется «манаре», тоже сплетенное из арумы, и пропустил через него высушенную муку, чтобы отсеять крупные частицы отвердевшей мякоти.

Таким образом начав работу и распределив роли, компаньоны продолжали трудиться следующие несколько дней с некоторыми вариациями, поскольку приготовление тропической манны требовало и других манипуляций.

Робен продолжал тереть и выжимать из муки ядовитую жидкость, а Казимир, высушив и просеяв муку, раскладывал ее на большом железном листе, подогреваемом снизу слабым огнем небольшого костра, и перемешивал ее деревянной лопаткой. Таким образом из муки не только улетучивались последние молекулы ядовитого сока, но и испарялись остатки влаги. Совершенно чистая питательная субстанция приобретала состояние неоднородной формы гранул, твердых, сухих и неподвластных какому бы то ни было воздействию при условии хранения в тщательно закрытой посуде.

Этот продукт и называется «куак». Наряду с кассавой он составляет основу питания всех народов американской тропической зоны. Его едят вместо хлеба. Достаточно развести его водой в чашке из тыквы, и вот вам желтоватая густая каша, вкусная и очень питательная. Европейцы быстро к ней привыкают.

Кассава отличается от куака как внешне, так и по способу приготовления. Вместо того чтобы перемешивать муку лопаткой, на железный лист кладут кольцо, называемое диском, с бортом высотой в три сантиметра. Этот «диск» заполняют мукой, которая схватывается в нем как лепешка. После этого форму убирают, а лепешку без конца переворачивают, перемещают по листу, не давая ей подгореть или прилипнуть. Когда она как следует подсушится с обеих сторон, ее снимают с листа и выставляют на солнце. По готовности лепешки складывают одну на другую стопками в пять или шесть дюжин.

Эта работа, несомненно, является самой важной из всех и, возможно, единственной, от которой добрые дикари, обычно склонные к безделью, не могут уклониться. Поэтому в частых и необъяснимых перемещениях в лесной глуши поклажа аборигенов в основном состоит из терки-гража, плетеной «змеи» и, самое главное, листа железа, привезенного из Европы в незапамятные времена. Такой лист представляет собой ценнейший предмет для обмена и передается в семьях из поколения в поколение.

Тот, у кого есть лист железа, – богач по местным меркам, а утрата листа сравнима со стихийным бедствием. В некоторых поселениях, где живет тридцать-сорок человек, на всех приходится один лист; как тут не вспомнить об общественных печах Средневековья.

Компаньоны отнеслись к заготовке съестных припасов с таким же рвением, как к изготовлению лодки, ясно понимая, насколько это важно. В самом деле, куак был незаменим. Известно, что рожь на экваторе не растет, или, точнее, ее рост под воздействием солнца происходит настолько быстро, что колос не успевает сформироваться. Зерновая культура становится бесплодным пыреем.

Дневной рацион здорового человека составляет примерно семьсот пятьдесят граммов куака, то есть на двоих требуется полтора килограмма. Путешествие, по расчетам отшельников, должно было занять около трех месяцев. Стало быть, по самым скромным подсчетам, им требовалось сто тридцать пять килограммов. Осторожность подсказывала им, что заготовить на всякий случай следует не меньше ста шестидесяти килограммов.

И это была очень тяжелая работа, которая отняла у них, несмотря на неутомимое упорство Робена, без малого две недели. Они переработали почти все, что росло на небольшой плантации прокаженного. Случись что с этими запасами, им неминуемо придется голодать.

Тем временем куак, надежно запечатанный в больших глиняных горшках, которые старик когда-то выменял у индейцев, ждал лишь погрузки в пирогу. Прекрасно высушенные лепешки кассавы были надежно завернуты в непромокаемые листья, обеспечивающие им полную сохранность.

Оставалось лишь запастись копченой рыбой, но это было куда проще и быстрее, чем с маниоком.

Гонде ни разу не появился с тех пор, как компаньоны занялись заготовкой провизии. Его отсутствие беспокоило Робена. Должно быть, бедняга заболел. Или даже умер. В Гвиане можно было ожидать чего угодно.

Удалось ли ему убедить начальство перенести разработки в другое место и освободить от стражи и каторжников устье ручья?

На следующий день после того, как с приготовлением маниока было покончено, Робен решил проверить пирогу, которая была спрятана в маленькой заводи, укрытая в зарослях лиан и листьев.

Это место находилось в трех часах ходьбы: обычная прогулка по гвианским меркам. Беглец взял немного еды, мачете, вооружился крепкой палкой и вышел на рассвете в сопровождении верного Казимира, радостного, как школьник в первый день каникул.

Друзья шагали вперед, переговариваясь почти что весело, обсуждая будущее и строя планы, до осуществления которых оставалось совсем немного. Вскоре они добрались до тайника, где была спрятана пирога, подальше от любопытных глаз.

Казимир предложил выйти на лодке на воду, и Робен не смог ему отказать, не желая лишать старика этого невинного удовольствия.

Они не просто укрыли пирогу в густом переплетении вьющихся растений и листвы, но и надежно закрепили ее прочной лианой.

Инженер нашел импровизированный швартов, привязанный к корню дерева, и потянул за него, чтобы вывести лодку из зарослей. Лиана подалась слишком легко, без малейшего сопротивления. Когда он увидел, что другой конец лианы явно обрезан ножом, его прошиб холодный пот.

Предчувствуя непоправимую катастрофу, Робен бросился в заросли и начал яростно рубить их наугад.

Вскоре он расчистил широкую прогалину. По-прежнему никаких следов лодки. Возможно, во время дождей лодка наполнилась водой и затонула, а теперь лежит на дне ручья? Так даже лучше, она могла не выдержать чередования дождя и солнечной погоды и растрескаться.

Робен нырнул, пытаясь на ощупь отыскать пирогу на дне ручья, открыл глаза, вынырнул и снова погрузился под воду. Ничего! Несколько маленьких кайманов испуганно брызнули в разные стороны. Негр оглашал воздух криками отчаяния; он ходил туда-сюда по берегу, раздвигал лианы, заглядывал под низко растущие ветви деревьев и не находил никаких следов.

Не осталось никаких сомнений: пирогу украли, изгнанники были твердо уверены в этом.

– Мужайся, друг мой, – сказал старику Робен. – Не падай духом, мы сделаем новую лодку. Подумаешь, три недели задержки. К счастью, провиант уже готов и в безопасности.

Возвращение было печальным. Обратный путь занял гораздо меньше времени. Сами не зная почему, оба хотели как можно скорее оказаться дома. И вот они уже в нескольких минутах от хижины.

Какой же новый ужасный сюрприз уготовила им судьба? Какая непоправимая катастрофа их ждет?

Над расчищенной поляной плыл едкий дым, горло разъедало от невыносимого запаха гари…

Робен устремился к хижине, скрытой за банановыми деревьями.

Ее больше не было!.. От нее осталась лишь дымящаяся горстка пепла. Инструменты, снаряжение, бережно сложенная провизия – все исчезло… Огонь уничтожил все.

Несколько часов назад, когда Робен убедился в том, что лодка исчезла, он произнес: «К счастью, провиант уже готов и в безопасности!»