Гвианские робинзоны

И честный парень впился в плод всеми зубами, рассчитывая, несомненно, разделаться с ним одним укусом.

– Ай, – воскликнул он, скорчив рожу, – там внутри цыпленок!

– Как – цыпленок!?

– Это я образно. Птенец этой тридцатиметровой наседки – косточка, и претвердая, доложу я вам. Я уж было подумал, что останусь без зубов. Смотрите, как интересно: у этой косточки разная поверхность. С одной стороны она гладкая, как слоновая кость, и вся блестит, а с другой – шершавая, вся в рытвинах, будто бы ее обработали вручную.

– Но мякоть хотя бы съедобна?

– Не хуже, чем давешнее молоко. Слегка суховато, рассыпчато, но все же вкусно. Честное слово, если это и не настоящий яичный желток, мой желудок воспринял его спокойно. А впрочем, вы можете сами попробовать, – закончил он, спасаясь из-под града плодов, сброшенных бони с дерева.

Яичный желток (именно так называют этот плод в Гвиане) был объявлен превосходным всеми членами маленькой колонии, которые вскоре уснули – мы, конечно, говорим о детях – безмятежным сном.

Робен, почти восстановивший силы этой необыкновенной трапезой, с тревогой думал о завтрашнем дне. Он хорошо знал, что такая пища была хороша, чтобы утолить первое чувство голода, но вскоре ее будет недостаточно. Дети и их мать нуждаются в основательном питании, особенно в этих широтах, где анемия не щадит никого.

Ангоссо, добрый гений этого дня, вывел его из раздумий.

– Я буду делай ручей пьяный, – сказал он без обиняков.

– Как ты сказал? – спросил инженер, думая, что не расслышал.

– Делай ручей пьяный, потом бери рыба. Делай пьяный с нику, она тут много везде.

– Оно так, – подхватил Казимир. – Рыба любить нику. Пей его и давай пьяный, как индеец.

– А что потом?

– Бери рыба, давай копти и кушай все вместе.

– Я не понимаю, что ты хочешь сказать, но действуй, друг мой, опьяняй ручей, ты знаешь, как лучше. Я могу чем-то помочь?

– Нет, будь тут, с мадам и детки, бони идти искай нику.

Лесного негра не было почти час, Робену казалось, что время тянется слишком долго, но вот Ангоссо вернулся, нагруженный, как мул контрабандиста.

Но, в отличие от весьма покладистого непарнокопытного, которого несправедливо считают упрямым и которое носит свою поклажу на спине, двуногий обитатель тропиков нес громадную связку свежесрезанных лиан на голове.

Вязанка весила не меньше сорока килограммов и состояла из коричневатого цвета лианы с побегами, нарезанной на полуметровые отрезки, собранные пучками вроде тех, какие делают из лозы французские виноградари. В другой руке бони держал букетик из желтых цветов и листьев. Робен, как искушенный ботаник, тут же его узнал.

– Вот пьяный дерево, – сказал Ангоссо, сбросив наконец свою ношу с глубоким выдохом облегчения.

– Нику, – уточнил радостно Казимир.

В этот момент старший из мальчиков проснулся и с любопытством выглянул из шалаша. Отец подозвал его:

– Гляди, Анри, вот дважды подходящий случай, чтобы начать изучать ботанику. Нам, несомненно, придется провести здесь много дней, возможно даже долгие годы. И все это время наше существование будет зависеть только от природы. Поэтому в самое ближайшее время нам нужно будет познать ее как можно глубже, чтобы мы могли в полной мере пользоваться ее плодами. Стремление жить усилит нашу тягу к знаниям. Ты понимаешь, о чем я говорю, сынок?

– Да, папа, – ответил тот, глядя ему прямо в глаза умным и ласковым взглядом.

– С помощью этого растения – его род и семейство мне известны, но о его свойствах до сегодняшнего дня я не имел никакого представления – наши товарищи намерены добыть нам очень много рыбы. Это очень ценное знание, и нам нужно научиться, чтобы пользоваться им в будущем. Эти цветы и листья, их надо хорошенько запомнить…

Мальчик взял букет из рук Ангоссо, внимательно посмотрел на него, как будто делая усилие, чтобы закрепить в памяти их вид и особенности.

Робен продолжал:

– Это растение из семейства бобовых, к нему же принадлежит и акация. По странному совпадению, растение, которое поможет нам прокормиться, носит наше имя – robinia nikou, в честь нашего однофамильца Робена, садовника Генриха IV, давшего свое имя семейству робиниевых. Туземное слово «нику», мне кажется, добавил Обле, чтобы обозначить разновидность, которую ты видишь сейчас. Ты все понял и запомнил?

– Да, папа, я теперь везде узнаю робинию нику.

– Муше, давай ходи сюда, – вмешался Ангоссо. Пока отец с сыном разговаривали, он успел перегородить течение ручья легкой плетенкой из веток с листьями.

Затем он положил в каноэ свои вязанки лиан, усадил туда отца с матерью, четверых детей и Николя с Казимиром, схватил весло, быстро пересек заводь, сформированную устьем ручья, которую тот пересекает, как Рона – Женевское озеро, и причалил к противоположному берегу потока, исчезавшего в лесных дебрях.

Через несколько минут здесь был готов новый шалаш из ветвей и листьев, необходимый элемент любой остановки в этих лесах. Теперь Ангоссо мог заняться опьянением ручья. Один из берегов представлял собой каменную россыпь. Такие камни красноватого цвета, изъеденные, как губка, здесь называют «ноздреватыми». Он присел на корточки над одним из них, взял пучок нику, обмакнул его в воду, положил на другой и принялся колотить по нему как одержимый толстой короткой дубинкой, зажатой в правой руке. В одно мгновение побеги лианы превратились в кашу.

Сок растения брызгал во все стороны и стекал в ручей, окрашивая воду в красивый опаловый цвет.

– И это все? – спросил Робен.

– Да, муше, – ответил бони, снова принимаясь за работу.

– В таком случае я могу тебе помочь, не думаю, что это слишком сложно.

И, подкрепив слова действием, бывший заключенный поспешил повторить то, что делал его полудикий учитель. Так они измельчили весь запас лианы, принесенный Ангоссо. Молочно-белые воды ручья, завихряясь, постепенно вливались в маленькую заводь, и ее поверхность тоже стала отливать перламутром.

– Ай, вот так хорошо. Теперь надо чуток ждать.

Бони, с проницательностью, свойственной людям его расы, превосходно выбрал место для рыбалки. В заводь, перегороженную плетенкой, могла попасть не только рыба из ручья, но и та, что обитает в затопленных саваннах, в реке Марони, и даже некоторые морские рыбы, занесенные приливом в эти места, откуда до океана по меньшей мере сто десять километров, – другими словами, все разновидности гвианской рыбы.

Ждать пришлось недолго. Беспокойные и внимательные глаза Ангоссо вскоре увидели, что на поверхности воды в центре заводи появились какие-то слабые точки и легкое волнение.

– Вот так. Теперь давай ходи к плетенка.

Робен собирался отправиться туда один, оставив жену и детей под присмотром Казимира и Николя, но те настаивали с таким жаром, что пришлось взять с собой всех. О том, чтобы пройти через лес, нечего было и думать, так что им пришлось снова воспользоваться пирогой.

Внезапно их глазам предстало необыкновенное зрелище. Озерцо словно внезапно вскипело. Впереди, позади, справа и слева от пироги рыбы всех цветов и форм, самой разной величины, поднимались на поверхность воды, исчезали на мгновение, тут же всплывали кверху брюхом и так и замирали, как мертвые. Но они всего лишь были одурманены, опьянены соком нику, не способны уплыть, спрятаться или защищаться.

Их здесь были тысячи, они разевали рты, топорщили жабры, били по воде непослушными плавниками, все это напоминало неуклюжую жестикуляцию пьяницы. Некоторые были не больше десяти сантиметров в длину, другие достигали полутора метров.

Лодка направилась к изгороди, куда всю рыбу неумолимо сносило течением. Ангоссо, не теряя ни минуты, по пути оглушил ударами мачете несколько непокорных аймар и акул-молотов, злобных существ, которых стоило особенно опасаться.

Чем ближе лодка приближалась к плетню, тем гуще становилась поверхность запруды.

Дети в полном восторге били в ладоши, оглашая водную гладь криками радости. Пирога едва могла плыть, упираясь носом во внезапно образовавшуюся живую отмель, так что Ангоссо пришлось расчистить проход ударами весла. Это было чудо, мираж, настоящая волшебная рыбалка!

Перед тем как они причалили, Робен настрого запретил детям прикасаться к рыбам: многие из них опасны, укус некоторых видов – смертелен.

Перед изгородью скопилось не менее полутонны мертвецки пьяной рыбы. Но как вытащить ее на берег? С этим вопросом Робен обратился к бони, поскольку и речи не было о том, чтобы залезть в воду, рискуя наступить на ядовитый шип или попасть в зубы пираньи.