Маленькие женщины

– Но на самом деле, сэр, я не могу этого рассказать. Мама нам запретила. Лори во всем признался, попросил прощения и был вполне достаточно наказан. Мы молчим вовсе не для того, чтобы его выгораживать, но чтобы защитить кого-то другого, а если вы вмешаетесь, это лишь принесет еще больше неприятностей. Прошу вас, не делайте этого. Тут есть отчасти и моя вина, но сейчас уже все уладилось. Так что давайте забудем все и лучше поговорим о «Рамблере»[103 - «Рамблер» (англ. rambler – «праздношатающийся») – журнал, выпускавшийся С. Джонсоном в 1750–1752 гг. в Лондоне. Более назидательный, чем развлекательный, журнал не имел успеха и был закрыт, однако его тексты, изданные впоследствии отдельной книгой под тем же названием, имели оглушительный успех.] или о чем-нибудь приятном.

– Плевать я хотел на «Рамблера»! Слезайте оттуда и дайте мне слово, что этот мой безалаберный мальчишка не оказался неблагодарным или дерзким по отношению к вам. Если он таким оказался, я выпорю его своею собственной рукой!

Это прозвучало как страшная угроза, но Джо нисколько не встревожилась – она была уверена, что старый джентльмен никогда и пальцем не тронет своего внука, пусть даже и говорит обратное. Она послушно сошла с лестнички и постаралась всячески преуменьшить значение мальчишеской проделки, хотя не выдала Мег и нисколько не забыла о том, что случилось на самом деле.

– Хмм… Ну, если мальчишка держал язык за зубами оттого, что дал слово, а не из упрямства, я его прощаю. Он – упрямец, с ним трудно управляться, – сказал мистер Лоренс, ероша волосы на голове так, что стало казаться, будто вокруг него только что бушевала буря, а затем ладонью точно стер хмурость со лба и с облегчением вздохнул.

– Да я и сама такая же, но доброе слово со мною управится легче всего даже там, где вся королевская конница и вся королевская рать не смогут ничего сделать, – провозгласила Джо, пытаясь замолвить словечко за своего друга, который, казалось, то и дело попадал из огня да в полымя.

– Вы полагаете, я к нему недостаточно добр, а? – последовал резкий отклик.

– О нет, сэр, нет! Вы, скорее, слишком добры порой, только потом бываете немножко вспыльчивы, когда он испытывает ваше терпение. Вам не кажется, что так оно и бывает, а, сэр?

Джо твердо решила высказать старому джентльмену все сразу и пыталась казаться совершенно спокойной, хотя во время этой дерзкой речи ее пробирала довольно сильная дрожь. К величайшему ее облегчению, да и к неменьшему удивлению, старый джентльмен только с грохотом швырнул свои очки на стол и воскликнул с полной откровенностью:

– Вы правы, девочка, это так и есть! Я люблю мальчишку, но он непереносимо испытывает мое терпение, и я знаю, чем это кончится, если так будет продолжаться.

– Я сама вам скажу – он сбежит.

Джо пожалела о своих словах в ту же минуту, как они вылетели у нее изо рта. Ей хотелось предостеречь деда, сказать ему, что его внук не вынесет слишком строгих ограничений, и она надеялась, что тогда старый джентльмен будет более снисходителен к внуку.

Раскрасневшееся лицо мистера Лоренса вдруг резко изменилось, и он опустился в кресло, бросив тревожный взгляд на портрет красивого мужчины, висевший прямо над его столом. Это был портрет отца Лори, в юности сбежавшего из дому и женившегося вопреки деспотической воле отца. Джо представилось, что мистер Лоренс вспомнил о прошлом и сильно об этом пожалел, а она пожалела, что заговорила о возможном побеге мальчика.

– Лори этого не сделает, если только очень сильно не разволнуется, он просто иногда грозится этим, когда ему зубрежка надоедает. Мне тоже часто этого хочется, особенно с тех пор, как я волосы остригла, так что, если вы когда-нибудь нас хватитесь, помещайте объявления про двух мальчиков и разыскивайте их на кораблях, отплывающих в Индию.

Джо говорила все это со смехом, и мистер Лоренс явно почувствовал облегчение, видимо принимая ее речь как шутку.

– Ах вы, дерзкая девчонка! Как вы смеете со мной так разговаривать? Куда подевалось ваше уважение ко мне, куда делось подобающее воспитание?! Паршивые мальчишки и девчонки! Они просто настоящие мучители, и – надо же – мы не можем без них обойтись! – заключил он, добродушно ущипнув Джо за обе щеки. – Пойдите приведите этого мальчишку вниз, обедать, скажите, все уладилось, и посоветуйте ему не напускать на себя трагический вид при его дедушке. Я этого не терплю.

– Он не пойдет, сэр. Он ужасно расстроился, потому что вы ему не поверили, когда он говорил, что не может сказать вам. И я думаю, трепка очень сильно его оскорбила.

Джо старалась напустить на себя жалостливый вид, но, вероятно, это у нее получилось не очень удачно, так как мистер Лоренс рассмеялся, и она поняла, что битва выиграна.

– Я жалею, что так сделал, и должен быть благодарен, что он не задал мне трепку в ответ. Так чего же этот чертенок от меня теперь хочет? – спросил старый джентльмен, видимо несколько устыдившись своей раздражительности.

– На вашем месте я бы написала ему и извинилась, сэр. Он говорит, что не спустится вниз, если этого не случится, и поднимает разговор о Вашингтоне, и строит абсурдные планы. Формальное извинение поможет ему понять собственную глупость, и он явится вниз в добром расположении духа. Попробуйте так. Он любит позабавиться, а этот способ лучше всяких разговоров. Я отнесу записку наверх и научу его поступить как надо.

Мистер Лоренс одарил ее проницательным взглядом и, надевая очки, сказал раздумчиво:

– Вы – хитрая кошечка, но я не против того, чтобы со мною управлялись вы и Бет. Ну-ка дайте мне листок бумаги, и покончим со всей этой ерундой.

Записка была написана в выражениях, какими один джентльмен пользуется после того, как нанес другому тяжкое оскорбление. Джо торопливо поцеловала старого джентльмена в лысинку на макушке, бросилась наверх, чтобы просунуть записку под запертую дверь Лори и через замочную скважину посоветовать ему быть уступчивым, благопристойным… и упомянула еще парочку приятных невозможностей. Обнаружив, что дверь по-прежнему не отпирается, она решила дать записке время самой делать свое дело и уже тихонько направилась прочь, когда юный джентльмен обогнал ее, съехав вниз по перилам лестницы, подождал у последней ступеньки и сказал с самым добродетельным выражением на физиономии, на какое был способен:

– Ох и молодчина же вы, Джо! На вас накричали? – добавил он, посмеиваясь.

– Нет. Он был довольно покладист, в общем и целом.

– А-а! Так это я все получил сполна. Даже вы меня бросили там, наверху, и я уже просто был готов пойти ко всем чертям, – заговорил Лори довольно жалобным тоном.

– Не надо так говорить, лучше переверните страницу, Тедди, и давайте-ка начните новую жизнь, сын мой!

– Да я только и делаю, что переворачиваю страницы и порчу их, как портил в школьных тетрадках, и уже столько раз начинал сначала, что и конца не видать! – последовал меланхолический ответ.

– Идите-ка съешьте свой обед – вы почувствуете себя гораздо лучше! Мужчины вечно ворчат, когда голодны. – И с этими словами Джо выскочила за дверь дома.

– Это она «клеит» на мою «секту», – произнес Лори, подражая Эми и направляясь в столовую – участвовать в сцене смирения гордыни вместе с дедом, который весь остаток дня был просто ангельски кроток и проявлял к внуку всяческое уважение. (Мои читатели, конечно, успели догадаться, что последнее высказывание Лори означало: «Она клевещет на мужскую касту».)

Все полагали, что тем дело и кончилось и маленькая тучка рассеялась, но вред был нанесен, и хотя другие скоро забыли об этом, Мег забыть не смогла. Она больше никогда не упоминала об определенном человеке, но очень много о нем думала, видела о нем сны чаще, чем прежде, а однажды Джо, роясь в столе у сестры в поисках марок, нашла клочок бумаги с нацарапанными на нем словами «Миссис Джон Брук», при виде которых она издала трагический стон и швырнула бумажку в огонь камина, чувствуя, что озорство Лори ускорило наступление дня, столь для нее злосчастного.

Глава двадцать вторая. Душистые луга

Последовавшие затем мирные недели были подобны солнечному сиянию после бури. Здоровье больных улучшалось с каждым днем, и мистер Марч стал поговаривать о возвращении домой в самом начале нового года. Бет уже могла проводить целый день, лежа на диване в кабинете отца, сначала просто забавляясь с котятами, а позже взявшись шить одежки для кукол. В этом занятии чувствовалось сильное отставание. Ее когда-то ловкие пальцы стали такими слабыми и негибкими, что Джо принялась ежедневно «проветривать» сестру, нося ее на своих сильных руках по всему дому. Мег весело коптила и обжигала свои беленькие ручки, готовя для «нашей любимицы» изысканные блюда, тогда как Эми, преданная рабыня кольца, ознаменовала свое возвращение домой тем, что раздала сестрам столько всего из своих сокровищ, сколько смогла уговорить их принять.

С приближением Рождества в доме, как обычно, начали возникать таинственные явления, и Джо часто доводила все семейство до конвульсий, предлагая устроить либо совершенно невозможные, либо великолепно абсурдные церемонии в честь сего необыкновенно веселого Рождества. Лори был равно непрактичен, он желал бы разжигать костры, и запускать в небо ракеты, и воздвигать триумфальные арки, дай только ему волю. После множества стычек и язвительных замечаний амбициозную парочку сочли вполне укрощенной, они оба ходили с огорченными лицами, которым несколько противоречили взрывы смеха, раздававшиеся, как только эти двое оказывались вместе.

Несколько дней необычайно мягкой погоды явились прелестным введением к великолепному Дню Рождества. Ханна «прям у себя в костях чуйствовала», что это будет необыкновенно прекрасный день, и оказалась поистине пророчицей, так как всё и вся словно сговорились приносить успех. Начать хотя бы с письма мистера Марча, где он писал, что «скоро будет с ними», следом за этим Бет утром почувствовала себя непривычно хорошо и, облаченная в подарок маменьки – мягкий темно-красный пеньюар из мериносовой шерсти, была с высочайшей торжественностью поднесена к окну гостиной, чтобы узреть совместное творение Джо и Лори. «Неукротимые» сделали все возможное, чтобы оказаться достойными этого наименования, ибо, словно эльфы, они работали ночью и создали смешной сюрприз. За окнами, в саду, стояла величавая снежная баба, увенчанная короной из ветвей остролиста, держащая в одной руке корзинку с фруктами, а в другой – большой свиток нот; на ее холодных плечах совершенной радугой сиял вязаный шерстяной плед, а из губ исходил рождественский гимн на длинной розовой ленте.

БЕТ ОТ ЮНГФРАУ

Благословение тебе, о королева Бесс!
И пусть ничто тебя не огорчает.
Здоровье и покой, сияние небес
В День Рождества и впредь тебя встречают.
Вот фрукты – нашей пчелке неустанной,
Цветы – порадовать ее носишко,
И ноты, чтоб не смолкло фортепьяно,
И плед, чтоб пальцы ног не мерзли слишком.
А вот портрет Джоанны – посмотри:
Он – кисти Рафаэля № 2,
Трудился Рафаэль не день, не два, не три
И верен был натуре, как всегда.
И ленту алую, прошу, прими скорей,
Для хвостика твоей Мадам Мурлуки,
Монблан мороженого в маленьком ведре,
Его готовили прелестной Пегги руки.
В мою вложили грудь, холодную, из снега,
Создатели мои любовь, что сердце жжет!
Прими ее и гор Альпийских деву
От любящих тебя – от Лори и от Джо.

Как же смеялась Бет, когда она это все увидела, как бегал Лори вверх-вниз, вверх-вниз, внося в дом подарки, и какие смешные речи произносила Джо, преподнося их!

– Я так переполнена счастьем, что – если бы еще и папа был с нами – я больше бы ни капельки не выдержала! – вымолвила Бет, чуть ли не задыхаясь от удовольствия, когда Джо несла ее прочь от окна в кабинет – отдохнуть от волнений и поддержать силы восхитительным виноградом, присланным ей от «Юнгфрау»[104 - Юнгфрау (нем. Jungfrau) – дева; название горы в Альпах.].

– И я тоже, – заявила Джо, похлопывая по карману, где покоились столь давно желаемые «Ундина и Синтрам».

– А я-то! – эхом отозвалась Эми, указывая на гравюру «Мадонна с Младенцем» в прелестной рамке, подаренную ей мамой.