Маленькие женщины

Последний аргумент решил дело, Джо, поведав Лори о несчастье Мэг, с благодарностью согласилась и побежала наверх за остальными. Ханна ненавидела дождь не меньше кошки, поэтому возражать не стала, и домой они укатили в роскошном закрытом экипаже – весело и красиво. Лори поехал на козлах рядом с кучером, чтобы Мэг могла положить ногу на сиденье напротив, поэтому девочки спокойно делились впечатлениями о празднике.

– Я отлично повеселилась! А ты? – спросила Джо, ероша волосы и усаживаясь поудобней.

– Да, я веселилась от души, пока не подвернула ногу. Я понравилась подруге Салли – Энни Моффат, и та предложила погостить у нее недельку вместе с Салли – она поедет весной, когда начнутся гастроли оперы. Только бы мама меня отпустила! – ответила Мэг, повеселев при мысли о полученном приглашении.

– Ты танцевала с рыжим парнем, от которого я сбежала. Как он тебе понравился?

– О, очень понравился! Волосы у него золотистые, а не рыжие, он очень обходительный, и мы чудесно станцевали рейдовак[18 - Рейдовак – чешский народный танец с живым веселым темпом.]!

– Он походил на ошалевшего кузнечика, ты не заметила? Мы с Лори смеялись до упаду! Ты нас не слышала?

– Нет, не слышала, но это было страшно невежливо с вашей стороны! Что вы делали там столько времени, спрятавшись ото всех?

Джо рассказала сестре о своих приключениях, а когда закончила рассказ, экипаж уже подъезжал к дому. Сердечно поблагодарив Лори и пожелав ему спокойной ночи, они пробрались в дом, стараясь никого не разбудить, однако стоило входной двери слегка скрипнуть, на верхнем пролете возникли два ночных чепчика, и два сонных, но нетерпеливых голоса потребовали:

– Расскажите про бал! Расскажите про бал!

Джо, игнорируя замечание Мэг о дурных манерах, припасла младшим сестрам конфет, и после угощения и захватывающих подробностей девочки успокоились.

– Чувствую себя знатной дамой – вернулась домой с бала в чудесном экипаже, а теперь сижу в гардеробной, и меня обслуживает горничная! – заявила Мэг, пока Джо обрабатывала арникой, перебинтовывала ее ногу и расчесывала волосы.

– Знатные дамы нам позавидовали бы – мы повеселились не хуже их, несмотря на сожженные волосы, старые платья, одну пару перчаток на двоих, тесные туфли и даже подвернутые ноги!

В этом Джо была совершенно права.

Глава четвертая

Разные ноши

– Боже, как тяжело вновь приниматься за дела! – вздохнула Мэг наутро после бала.

Каникулы закончились, и после недели развлечений возвращаться к нелюбимым обязанностям было непросто.

– Вот бы всегда было Рождество или Новый год, правда? – грустно откликнулась Джо, широко зевая.

– Нам и половины этих развлечений не полагается. Но до чего же чудесно сидеть за праздничным столом, украшенном букетами, ездить на балы, возвращаться домой в карете, читать и делать другие приятные вещи, а не надрываться… А ведь кто-то все время так живет, и знаете, я им завидую! Мне очень нравится роскошь, – говорила Мэг, пытаясь определить, какое из двух поношенных платьев менее поношенное.

– Не будем роптать и желать невозможного, лучше взвалим ношу на плечи и отправимся в путь столь же жизнерадостно, как мама. Тетушка Марч – всего лишь Старик с острова[19 - Персонаж одной из сказок сборника «Тысяча и одна ночь», который обманом заставил Синдбада носить себя на плечах.], и, как только я научусь тащить ношу без нытья, она с меня свалится или станет такой легкой, что я ее и не замечу.

Идея пришлась Джо по душе и изрядно ее подбодрила, однако Мэг ничуть не развеселилась: ее ноша, а именно четыре избалованных ребенка, сегодня казалась особенно тяжелой. Мэг даже не нашла сил прихорошиться – как обычно повязать голубую ленту и уложить волосы в любимую прическу.

– Зачем хорошо выглядеть, если меня никто не видит, кроме этих злобных карликов, а им все равно, красивая я или нет? – буркнула она, с шумом захлопнув ящик. – Так и буду тянуть лямку и развлекаться раз в год, пока не стану уродливой сердитой старухой. Как жаль, что я бедна и не могу жить, как другие девушки!

Мэг спустилась в столовую обиженная и весь завтрак была мрачна. Впрочем, в то утро все были в плохом настроении и то и дело ворчали. Бет, мучаясь головной болью, прилегла на диван с кошкой и тремя котятами; Эми переживала из-за невыученных уроков и потерянных галош; Джо, словно всем назло, свистела и постоянно что-то роняла; миссис Марч пыталась закончить письмо, которое требовало срочной отправки; Ханна тоже была не в духе, поскольку накануне легла позже обычного.

– Таких вредин, как вы, свет не видывал! – в гневе вскричала Джо – она случайно опрокинула чернильницу, порвала оба шнурка, завязывая ботинки, и села на шляпку.

– Сама вредина! – ответила Эми, смывая неправильный пример с грифельной доски собственными слезами.

– Бет, запри своих несносных котят в погребе, а не то я их утоплю! – сердито воскликнула Мэг – она тщетно пыталась отодрать от себя котенка, который залез по спине и, словно репей, прицепился к платью как раз там, где она не могла до него дотянуться.

Джо рассмеялась, Мэг принялась ворчать, Бет взмолилась о тишине, а Эми заплакала, потому что забыла, сколько будет девять умножить на двенадцать.

– Девочки! Девочки, помолчите хоть минутку! Мне просто необходимо отослать письмо с утренней почтой, а вы меня отвлекаете! – воскликнула миссис Марч, третий раз переписывая предложение.

Последовало кратковременное затишье, нарушенное Ханной, решительно вошедшей в комнату. Она грохнула горячие пироги на стол и так же сердито удалилась. Утренние пироги были незыблемой традицией в доме, девочки называли их «муфтами», потому что настоящих муфт у них не было, а теплая выпечка согревала руки холодным ранним утром. Ханна всегда находила время для выпечки, даже в самом дурном настроении, ведь девочкам предстояла долгая унылая дорога и никакого перекуса до самого возвращения домой – а возвращались они не раньше двух.

– Обнимайся со своими котятами и поправляйся, Бетти! До свидания, мамочка, мы вели себя как банда разбойников сегодня утром, но вернемся домой ангелочками, как обычно. Пошли, Мэг! – Джо неохотно побрела к выходу, чувствуя, что настоящие пилигримы пускаются в путь несколько иначе.

На углу они всегда оглядывались, потому что мама стояла у окна, кивая и улыбаясь, махала им рукой. Девочкам казалось невозможным пережить предстоящие тяготы без увиденного на прощанье приветливого лица в окошке, согревающего подобно солнечному лучу.

– Если мама вместо воздушного поцелуя погрозила бы кулаком, то поделом нам – таких неблагодарных негодниц свет не видывал! – воскликнула Джо. Она чувствовала себя виноватой, поэтому слякоть и промозглый ветер облегчали муки совести.

– Не ругайся ужасными словами! – пробормотала Мэг, замотанная в шаль, словно монахиня, уставшая от мира.

– А я люблю крепкие словечки, потому что они передают суть, – возразила Джо, вовремя поймав шляпку, которую чуть не сдуло ветром.

– Называй себя как угодно, а я отказываюсь быть «негодницей» и «мерзавкой»!

– Ты несчастное создание и явно сегодня не в духе, потому что тебе не суждено круглосуточно утопать в роскоши. Бедняжка! Подожди немного – вот разбогатею и завалю тебя каретами, мороженым, туфлями на каблуках, букетами и рыжеволосыми партнерами для танцев.

– Глупышка Джо! – рассмеялась Мэг, и ей слегка полегчало.

– Тебе повезло, что я глупая. Хороши мы с тобой будем, если я напущу такой же скорбный вид и тоже буду ходить с серьезным лицом! Слава богу, что я умею во всем найти смешное и поднять настроение. Хватит ворчать и возвращайся домой веселой!

Джо ободряюще похлопала сестру по плечу на прощание, и они пошли каждая своим путем, прижимая теплый сверток с пирожком и стараясь сохранить жизнерадостность, несмотря на холод, долгий трудный день впереди и неутоленную жажду развлечений, свойственную юным сердцам.

Когда мистер Марч потерял состояние в попытке спасти разорившегося товарища, старшие девочки упросили родителей позволить им работать, чтобы обеспечивать себя. Мистер и миссис Марч считали, что никогда не рано воспитывать в детях активность, трудолюбие и самостоятельность, поэтому согласились, и девочки принялись за работу с усердием и настойчивостью, которые, несмотря на трудности, в конце концов приводят к успеху. Маргарет нашла место гувернантки и радовалась скромному жалованию. Как она сама признавалась, она «обожала роскошь», и бедность ее особенно угнетала. Маргарет было трудней, чем остальным, смириться с бедственным положением, потому что она помнила времена, когда дом был полон красивых вещей, а жизнь – радостей, удовольствия и заманчивых перспектив. Она старалась не завидовать и не проявлять недовольства, однако мечтала иметь красивые платья, веселиться с подругами, учиться и жить безбедно, что вполне естественно для юной девушки. У Кингов же она ежедневно сталкивалась с воплощением желаний – старшие дочери недавно вышли в свет, а Мэг лишь украдкой поглядывала на элегантные бальные платья и букеты, слушала оживленную болтовню о театрах, концертах, катаниях на санях и прочих увеселительных прогулках и наблюдала, как щедро тратятся деньги на столь милые ее сердцу безделушки. Мэг редко жаловалась, однако чувствовала несправедливость и порой обижалась на весь мир, еще не научившись ценить то счастье, которым одарила ее судьба.

Джо почему-то приглянулась тетушке Марч – немощная старушка нуждалась в уходе. Собственных детей у нее не было, и, когда у семейства Марч настали трудные времена, даже предложила удочерить одну из девочек и глубоко оскорбилась отказом. Друзья семьи предрекали, что богатая старушка теперь точно не упомянет неблагодарных родственников в завещании, однако семья заявила: «Мы не отдадим дочерей ни за какие сокровища. В бедности или в богатстве – мы останемся вместе и будем счастливы друг с другом».

Какое-то время старушка с ними не разговаривала, а потом повстречала Джо в гостях, забавные гримасы и непосредственность девочки понравились почтенной даме, и она решила взять ее в качестве компаньонки. Джо такая работа совершенно не подходила, однако, за неимением лучших вариантов, она согласилась и, ко всеобщему удивлению, прекрасно поладила с раздражительной родственницей. Иногда случались бурные сцены, Джо, вернувшись домой, заявляла, что к тетушке больше ни ногой, однако отходчивая старушка Марч вскоре посылала за племянницей столь настойчиво, что та не находила сил отказать, потому что в глубине души прониклась большой симпатией к вспыльчивой даме.

Подозреваю, что главным образом Джо привлекала обширная библиотека, зарастающая пылью и паутиной после смерти дядюшки Марча. Джо хорошо помнила доброго пожилого джентльмена, который разрешал ей строить мосты и железные дороги из больших словарей, рассказывал истории и показывал картинки в странных книжках на латинском языке, а встретив случайно на улице, всегда угощал имбирным печеньем. Темная пыльная комната с уютными креслами, глобусами и высокими стеллажами, с которых взирали многочисленные бюсты, а главное – всевозможными книгами и полной свободой выбора, была для Джо настоящим раем. Когда тетушка Марч отправлялась вздремнуть после обеда или же была занята с гостями, Джо торопливо удалялась в тихое укрытие, сворачивалась клубочком в большом кресле и, как истинный книжный червь, жадно поглощала все без разбора – стихи, исторические романы, книги о любви и путешествиях. Моменты счастья, как водится, были недолгими – стоило дойти до интересного места в истории, трогательного стиха или острого поворота сюжета, как раздавался пронзительный голос:

– Джо-зе-фиии-нааа! Джо-зе-фиии-нааа!

Приходилось спускаться с небес, мотать пряжу, мыть пуделя или часами читать старушке эссе Белшема[20 - Уильям Белшем (1752–1827) – английский писатель и историк.].

Джо мечтала сделать в жизни нечто значительное – что именно, она пока не знала и думала, что время покажет, а пока главным несчастьем считала то, что не может читать, бегать и ездить верхом, сколько душе угодно. Горячий нрав, острый язык и неуемная натура вечно доставляли ей неприятности, и жизнь Джо представляла собой череду взлетов и падений – одновременно трагичных и смешных. Однако служба у тетушки Марч однозначно шла ей на пользу, и к тому же мысль о собственном заработке очень грела, несмотря на бесконечные «Джо-зе-фиии-нааа!».

Бет была слишком робкой для школы, которую она пыталась посещать: нахождение среди детей обернулось сущей мукой, она оставила попытки и училась дома, с отцом. И даже когда он уехал, а мама стала посвящать все время и силы работе в благотворительных организациях помощи солдатам, Бет исправно продолжала занятия и изо всех сил старалась преуспеть. Маленькая Бет была хозяйственной натурой и помогала Ханне поддерживать уют и порядок в доме и заботиться о тех, кто зарабатывает на хлеб – при этом не ожидая иной награды, кроме любви. Она проводила долгие дни в тишине и покое, однако ей не было скучно или одиноко, потому что ее окружали вымышленные друзья, и она всегда умела найти себе дело. У Бет было шесть кукол, которых она будила и одевала каждое утро, – все как одна, поломанные и страшные, брошенные предыдущими хозяйками. Старшие сестры уже не играли, а Эми терпеть не могла все старое и некрасивое. Из-за того, что их отвергли, Бет относилась к ним с еще большей нежностью и создала специальный госпиталь. Там в тряпичные тела не втыкали иглы, больные не знали ударов и резких слов, даже самые уродливые были окружены заботой, одеты, накормлены, выхожены и обласканы. Одна из пострадавших принадлежала Джо; жизнь ее изрядно потрепала, а закончила она свой путь в самом жалком состоянии в мешке с тряпьем – из этого скорбного приюта ее извлекла Бет и взяла несчастную под свое попечительство. Дыру на голове она заботливо прикрыла чепчиком, отсутствие рук и ног замаскировала, завернув куклу в одеяло, и отдала бедной калеке лучшую кровать. Если кто-нибудь увидел бы, сколько заботы достается поломанной кукле, он, наверное, рассмеялся бы, но был бы тронут до глубины души. Бет приносила кукле маленькие букетики, читала вслух, завернув в свое пальто, выносила на улицу подышать свежим воздухом, пела колыбельные и никогда не ложилась, не поцеловав на ночь чумазое личико и не прошептав нежное «Спокойной ночи, бедная моя!».

У Бет тоже были свои неприятности, она была не ангелом, а обыкновенной девочкой, и ей также случалось «всплакнуть», как выражалась Джо, из-за отсутствия хорошего пианино и возможности брать уроки. Бет страстно любила музыку, изо всех сил старалась учиться и без устали практиковалась на дребезжащем старом инструменте. Казалось справедливым, чтобы кто-нибудь, например тетушка Марч, поддержал ее рвение. Однако поддержки не было, и Бет в полном одиночестве порой заливала слезами пожелтевшие клавиши безнадежно расстроенного пианино. Выполняя домашнюю работу, она пела, словно жаворонок, всегда была готова сыграть для мамы и сестер и день за днем утешала себя словами: «Если буду стараться, обязательно научусь!»

В мире много таких Бет – тихих и застенчивых, которые скромно сидят в уголке, пока их не позовут, и живут ради других, причем жертвуют собой столь радостно, что никто их не замечает, пока они озаряют дом своим присутствием, однако стоит свету угаснуть, замолкнуть маленькому сверчку у печи, как все погружается в тишину и мрак.

Если кто-нибудь спросил бы Эми, что ее больше всего волнует в жизни, она, не задумываясь, ответила бы: