Время предательства

– Боже мой. – Оливье покачал головой. – Долбаный город.

– Стеклянные дома, месье? – кротко спросил Гамаш.

Оливье поджал губы и последовал за Гамашем на крыльцо, где старший инспектор пристегнул поводок к ошейнику Анри. Приближалось зимнее солнцестояние – самый короткий день в году. Солнце еще не встало, но деревня уже начинала просыпаться. В окнах домов вокруг деревенского луга стал появляться свет, в воздухе поплыл запах дымка.

Они вместе пошли к бистро – Оливье собирался готовить завтрак для клиентов.

– Что произошло? – спросил Оливье.

– На нее напали в собственном доме. Убили ударом по голове.

Даже в темноте Гамаш заметил, как потрясен его собеседник.

– Почему кому-то понадобилось ее убивать?

«Это-то и есть главный вопрос», – подумал Гамаш.

Иногда таким вопросом было «как», почти всегда – «кто». Но вопрос, возникавший при каждом расследовании, звучал так: «Почему?»

Почему кто-то убил семидесятисемилетнюю женщину? И кого убили – Констанс Пино или Констанс Уэлле? Знал ли убийца, что она – одна из пятерых знаменитых близнецов Уэлле? И не просто одна, а последняя?

Почему ее убили?

– Не знаю, – признался Гамаш.

– Вы ведете это дело?

Гамаш кивнул, его голова покачивалась в такт шагам.

Они остановились перед бистро, и Оливье хотел уже попрощаться с Гамашем, но тот задержал его, прикоснувшись к локтю. Оливье посмотрел на руку в перчатке на своем локте, потом заглянул в темно-карие глаза.

Оливье ждал.

Гамаш опустил руку. Он вовсе не был уверен, что поступает благоразумно. Красивое лицо Оливье порозовело на морозе, дыхание вырывалось изо рта длинными легкими облачками.

Старший инспектор отвел глаза от Оливье и сосредоточился на Анри – пес катался по снегу и молотил лапами в воздухе.

– Не прогуляетесь со мной?

Оливье слегка удивился и совсем не слегка насторожился. Из своего опыта он знал, что, когда глава отдела по расследованию убийств хочет поговорить с тобой наедине, ничего хорошего ждать не приходится.

Утоптанный снег на дороге хрустел под ногами, пока они размеренным шагом шли вокруг деревенского луга. Высокий плотный мужчина и другой – пониже, помоложе, постройнее. Они шли, чуть наклонив друг к другу головы и разговаривая о чем-то не предназначенном для чужих ушей. Не об убийстве, а о чем-то совершенно ином.

Они остановились перед домом Эмили Лонгпре. Здесь не вился дым из трубы и не горел свет в окнах. Но дом был полон воспоминаний о пожилой женщине, которой восхищался Гамаш и которую любил Анри. Они смотрели на дом, и Гамаш объяснял Оливье, что ему нужно.

– Я вас понял, – сказал Оливье, выслушав просьбу старшего инспектора.

– Спасибо. Пожалуйста, сохраните наш разговор в тайне.

– Конечно.

Они расстались. Оливье пошел открывать свое бистро, а Гамаш и Анри поспешили в гостиницу на завтрак.

На потертом сосновом столе перед камином стояла в ожидании Гамаша большая кружка кофе с молоком. Покормив Анри и дав ему свежей воды, Гамаш сел за стол, отхлебнул кофе и принялся делать записи в блокноте. Анри улегся у его ног, но поднял голову, когда вошел Габри.

– Прошу.

Габри поставил на стол тарелку с яичницей из двух яиц, беконом, поджаренными английскими булочками и свежими фруктами, потом налил себе кофе с молоком и присел к старшему инспектору.

– Только что из бистро звонил Оливье, – начал Габри. – Он сказал, что Констанс убили. Это правда?

Гамаш кивнул, прихлебывая ароматный и крепкий кофе.

– Больше он вам ничего не говорил? – непринужденным тоном спросил Гамаш, не сводя, впрочем, взгляда с Габри.

– Сказал, что ее убили дома.

Гамаш ждал, но Оливье, вероятно, сохранил в тайне остальную часть их разговора, как и обещал.

– Именно так и случилось, – подтвердил Гамаш.

– Но почему? – Габри взял булочку.

«Опять тот же вопрос», – подумал Гамаш. Как и его партнер, Габри спросил не кто, а почему.

Разумеется, Гамаш не знал пока ответа ни на один из этих вопросов.

– Какое у вас сложилось мнение о Констанс?

– Вы же знаете, она пробыла здесь всего несколько дней, – ответил Габри.

Потом задумался над вопросом. Гамаш с нетерпением ждал, что он скажет.

– Поначалу она была приветлива, но сдержанна, – произнес наконец Габри. – Геи ей не нравились, это было очевидно.

– А она вам понравилась?

– Понравилась. Просто некоторые люди почти не сталкиваются в жизни с голубыми, вот в чем их проблема.

– А после того, как она познакомилась с вами и Оливье?

– Ну, она не то чтобы стала гомолюбом, но близко к тому.

– В каком смысле?

Габри посерьезнел:

– Она стала относиться к нам обоим по-матерински. Да и ко всем остальным, я думаю. Кроме Рут.