Джиджи зашипела, когда он опустил ее ноги в воду. Она приоткрыла один глаз, затем другой. Она была не в состоянии смотреть на него, когда он массировал ее некрасивые ноги, и теперь она пыталась рассмотреть на его лице тень отвращения. Но она этого не видела.
Он быстро отмыл запекшуюся кровь с ее ног, ловко орудуя мягкой губкой, и вытер ступни полотенцем, лежавшим около скамейки. Его практичность спасала ее от неловкости.
– Спасибо, – пробормотала она, не зная, что еще сказать.
Джиджи осознала, что не привыкла, чтобы за ней кто-то ухаживал. И сейчас этот суровый, грубый мужчина приводит ее в замешательство.
Он держал ее ноги в своих ладонях с такой заботой и нежностью, что она невольно задумалась: какие еще ощущения могут подарить его руки. Она почти робко посмотрела на Халеда.
– Ты забавная, – сказал он.
Джиджи мгновенно напряглась. Ей уже не раз говорили об этом. «Клоун Джиджи» говорил отец на все ее неудачи и падения и попытки обратить на себя его внимание.
– Забавная в смысле смешная или сумасшедшая? – немного грубо спросила она.
Он посмотрел на нее так, словно она спросила нечто странное, и от взгляда его карих глаз желудок Джиджи сделал сальто.
– Забавная в смысле сексуальная, – сказал он так, словно это было самой очевидной вещью на свете, и она ему поверила. Он отложил полотенце в сторону.
Сексуальная? Вне сцены? Серьезно?
Китаев взял аптечку, достал из нее вату, антисептик и пластыри. Джиджи прикусила губу.
– Они некрасивые, – тихо проговорила она.
– Ты танцуешь. У тебя ноги профессиональной танцовщицы.
– Я знаю, но у других девочек нет и половины моих шрамов.
Он поднял на нее глаза, и Джиджи увидела в них множество вопросов, на которые ей не хотелось отвечать. Но в то же время ей не хотелось раздувать из мухи слона.
– Когда я была подростком, я ходила по канату, а это включало закручивание веревок вокруг ног. Отец говорил, что шрамы пройдут, но они так и остались…
– Твой отец? А при чем здесь он?
– Он управлял цирком «Валенте». – Она слегка вздернула подбородок. Несмотря ни на что, она гордилась своим наследием. – Цирк был семейным делом Валенте почти сто лет, пока отец не обанкротился.
– Ты была акробаткой?
– Не слишком хорошей, – призналась она. – Но это вылечило меня от страха высоты.
Точнее, «вылечил» ее отец, орущий, что она задерживает репетицию.
– Это преступление, – сказал он, проведя пальцем по ее шраму. – Какой отец способен сотворить такое с собственной дочерью?
Ее сердце бешено колотилось. Его вопросы затрагивали слишком болезненные струны в ее прошлом.
– Не тебе об этом судить, – сухо ответила она. – Тебя там не было. Это тяжелая жизнь, нужно уметь выдерживать ежевечерние выступления. Боль – часть этой жизни.
– И тем не менее ты стыдишься.
Джиджи колебалась:
– Я…
– Тебе нечего стыдиться, Рыжая.
– Я знаю. – Она смотрела на свои ноги, удивляясь, почему вообще ему об этом рассказывает. – Ты не мог бы перестать называть меня Рыжей? Мое имя Джиджи. Или Жизель…
– Жизель. – Его голос с резким акцентом превратил ее имя во что-то манящее, женственное. – Оно прекрасно.
Его искренность была такой подкупающей, что она растерянно моргнула. Она посмотрела вниз и подтянула свои ноги.
– В отличие от моих ног.
Он серьезно посмотрел на нее, а потом резко поднялся и снял с себя футболку. Джиджи молча смотрела на золотистую кожу его мускулистого накачанного торса. Его телосложение было не таким легким и изящным как у юношей, с которыми она танцевала. Несмотря на худощавость, у него были крепкие мускулы, а на груди виднелась небольшая темная поросль. Джиджи боролась с желанием провести пальцами по его голому торсу.
Он радикально отличался от тех мужчин, с которыми привыкла общаться Джиджи. Сейчас, когда она смотрела на его полуголую фигуру, ей казалось, что она впервые в жизни видит мужчину.
– Посмотри на это, – резко сказал он. Халед повернулся к ней спиной и дотянулся пальцами до уродливого шрама на левом плече. – Это от пули, она раздробила мою лопатку. А это, – он взял ее маленькую ладонь и положил ее на свою поясницу, на которой виднелся бугристый шрам семи сантиметров длиной, – ножевое ранение. – Халед развернулся к ней лицом. – А вот здесь пятно. – Он слегка приспустил пояс спортивных брюк, обнажив край тазовой кости и полоску темных волос, спускавшихся от пупка вниз. Джиджи разглядела темное пятно со сморщенной от старого ожога кожей. – Это был взрыв на дороге, которая, как предполагалось, была очищена от мин.
Джиджи провела пальцами по его старым ранам, с трудом отдавая себе отчет в том, что она прикасается к полуголому мужчине. На краю сознания мелькнула мысль, что она в ужасе от той жизни, которая оставила на нем эти отметины. Пули? Ножи?
– Как ты получил эти ранения?
– Служба в армии. Охота.
Он смотрел на нее сверху вниз с такой улыбкой, что чуть более целомудренная девушка почувствовала бы неловкость. Хотя Джиджи догадывалась, что она как раз и была такой девушкой.
– У меня есть еще шрамы, но их демонстрация подразумевает еще большее обнажение, и боюсь, ты будешь себя не очень комфортно чувствовать.
Джиджи собиралась сказать, что будет чувствовать себя совершенно нормально, даже если он полностью разденется, когда поймала его взгляд. У Джиджи перехватило дыхание.
Он хотел ее.
Прежде чем она успела среагировать, он положил руку на ее затылок, погрузив пальцы в волосы. У нее была всего пара секунд, чтобы заглянуть ему в глаза, прежде чем он приник к ее губам.
Его уверенность не давала ей пути к отступлению, и Джиджи осознала, что отвечает на его настойчивый поцелуй. Его язык проник между ее приоткрытых губ, и Джиджи затрепетала. Он не торопил ее, он наслаждался моментом.
Она вцепилась в его плечи, полностью подчиняясь ему. Никто и никогда раньше не целовал ее так. Она не хотела, чтобы этот поцелуй заканчивался.
Но он остановился. Халед отпустил ее после всего одного поцелуя, оставив ошеломленной и слегка запыхавшейся.
– Это плохая идея, – проговорил он с ярко выраженным акцентом, его пальцы все еще лежали на ее затылке, а взгляд был прикован к губам Джиджи.
Она не хотела, чтобы это было плохой идеей, она не хотела, чтобы он останавливался. Она хотела еще хоть один поцелуй, и она собиралась получить его. Джиджи положила ладонь на его голую грудь и притянула его к себе.
– Я так не думаю, – сказала она, решительно глядя в его карие глаза.