Королева моих грез

– Это здесь?

– Конечно. – Она отстегнула ремень безопасности.

Халед наблюдал, как она тщетно дергает ручку, чтобы открыть дверь: Джиджи явно торопилась. Он мог бы перегнуться через нее, чтобы помочь, но вместо этого вышел из-за руля и обогнул автомобиль. Халед открыл дверь, потянув ее вверх, и смотрел, как она изящно выходит из машины.

– Спасибо, – сказала она, подхватив свой рюкзак. – Поднимешься?

– Ты часто приглашаешь едва знакомых мужчин в свою квартиру?

Она бросила на него изумленный взгляд, как будто такая мысль просто не приходила ей в голову, а потом сунула руку в карман и выудила из него небольшой баллончик, размахивая им, как заправский стрелок.

– Я хорошо подготовлена.

– Что это? – Он взял из ее рук небольшое устройство, напоминающее помпу.

– Высокочастотный сигнал. У всех девушек в кабаре такие есть.

– Я полагаю, это была идея Дантонов.

Она покачала головой:

– Жак считает: то, что мы делаем в свободное от работы время, – наше личное дело. Он не слишком заботится о нашем здоровье и безопасности. Случалось, некоторых девушек преследовали поклонники после театра, поэтому я предложила Мартину сделать трансфер, и теперь автобус развозит нас по домам после шоу. Мы с Лулу все время им пользуемся.

– А кто снабдил вас этими «пугалками»?

– Я. Одну я купила для Лулу после того, как на нее пытались напасть, а вторую – себе. Парень, у которого я их покупала, дал мне скидку на покупку двух коробок по десять штук каждая. Так что остальным девочкам я их тоже раздала.

– По сути, ты выполняешь работу Дантонов вместо них.

Выражение лица выдало ее. Очевидно, Джиджи не хотела критиковать управленческие методы Дантонов, но ему уже было предельно ясно, что на самом деле происходит.

– Я считаю, что, если что-то должно быть сделано, надо это сделать. К тому же Лулу тогда чуть не попала в настоящую беду. Она пару раз ходила куда-то с этим парнем, но потом сказала ему «нет, спасибо». А он проследил за ней до дома и заявил, что отказ он не принимает. Если бы меня здесь не оказалось, я не знаю, что могло бы случиться. – Поток ее речи наконец иссяк, и она сложила руки на груди. – К тому же мы работаем в ночное время, так что личная безопасность очень важна для нас. Нельзя работать в этой сфере и не уметь позаботиться о себе.

– Ты считаешь, этого достаточно, чтобы обезопасить себя?

– Это все, что у меня есть, – просто сказала она.

Халед мысленно сделал пометку: усилить безопасность в «Синей птице». В том самом кабаре, которое он собирается продать.

Джиджи подошла к воротам и нажала комбинацию цифр, чтобы открыть замок. Дворик оказался маленьким и безукоризненно чистым.

– Мы живем на верхнем этаже, – сказала она, направляясь через хорошо освещенный холл к лестнице.

Его взгляд упал на круглую попку Джиджи. Она поднималась по ступенькам впереди него, и все вопросы улетучились из его головы, он просто наслаждался видом. Эти джинсы так ее обтягивали, что их стоило бы запретить на законодательном уровне.

Он прошел за ней в ярко освещенную комнату со свободной планировкой и видом на парижские крыши. Вид был отличный, пол сиял чистотой. Металлическая лестница вела в спальню, расположенную на втором уровне, под самой крышей.

Джиджи сняла жакет и бросила его на стул. У Халеда внезапно пересохло во рту. У себя в номере он не успел толком ее рассмотреть, но теперь мог оценить, как плотно ее обтягивала темно-розовая футболка.

Он все еще помнил, как идеально помещались ее груди в его ладонях, как напрягались соски под его умелыми пальцами. Она была такой милой и игривой… и такой сексуальной. Кровь так стремительно отхлынула от его головы к паху, что он искренне порадовался тому, что решил надеть куртку.

Он знал, что ему стоит спуститься вниз и уехать. Разве у него не назначены встречи во второй половине дня? Вместо этого он расхаживал по комнате, пока она хлопотала на крошечной кухне. Халед смотрел на простенькую мебель и девичьи безделушки, стопку книг рядом с переполненным книжным шкафом, фотографии в рамках.

Она говорила что-то о кабаре, о каких-то памятных вещицах, которые хотела ему показать…

Халед подошел к висевшему на стене портрету. На мгновение он подумал, что это Джиджи: те же острые скулы и подбородок, но глаза были темнее и другой формы, а нос – чуть меньше. Лицо было, безусловно, привлекательным, но ему не хватало энергии, которая преображала тонкие черты лица самой Джиджи. Пораженный сходством женщины с Джиджи, он только некоторое время спустя заметил, что женщина на портрете была абсолютно голой, за исключением веера из павлиньих перьев.

– Это твоя мать? – спросил Халед.

Джиджи отложила чашки, подошла к нему вплотную и посмотрела на картину со странным выражением лица.

– Да. Ее звали Эмили Фитцджеральд, она танцевала в «Синей птице» пять лет. Как и я.

– Твоя мать была танцовщицей? – Халед коротко рассмеялся. – Ну и ну…

– Она была удивительной. Мама танцевала гораздо лучше, чем я, танец был ее призванием. Она сама сделала этот веер, он был ее визитной карточкой. Он весит, наверное, целую тонну. Единственная вещь, которую она взяла с собой в Дублин, – это перья. Ну и еще туфли. В детстве я любила ковылять на этих высоченных каблуках и таскать за собой веер. Мне было лет пять или шесть. Мама говорила, что если я буду много тренироваться, то, когда вырасту, смогу стать новой Салли Рэнд.

– Кто такая Салли Рэнд?

– Звезда американского бурлеска. Она была известна тем, что танцевала абсолютно голой, прикрываясь лишь веером из страусиных перьев. Она тоже начинала в цирке.

Она говорила об этом как о чем-то совершенно обыденном, и Халед не стал заострять внимание, что росла она в весьма необычной обстановке.

– Я так понимаю, твоя мать отказалась от сцены ради семьи?

– Можно сказать и так. – Джиджи поджала губы. – Она забеременела от моего отца. Надо сказать, он не самый надежный человек на свете, – добавила она.

Халед подумал о шрамах на ее ногах и решил, что Джиджи многое недоговаривает.

– Она решила вернуться домой к родителям, и я родилась в Дублине. Я не знала отца до восьми лет. – Она протянула руку и поправила фотографию, хотя она висела абсолютно ровно. – Эта фотография сделана, когда мама уже была беременна мной. Она сделала этот снимок, зная, что пришло время уезжать.

– Танцовщицы возвращаются к своему ремеслу после рождения ребенка? – На самом деле этот вопрос его мало интересовал, но он хотел узнать, что было дальше. Халед небезосновательно полагал, что здесь кроется истинная причина, по которой Джиджи так сильно хочет защитить кабаре.

– Если смогут снова привести себя в былую форму. У пары наших танцовщиц есть дети, но Дантоны не в восторге от этого. – Она сложила руки на груди. – Кстати, в этом направлении тоже есть что предпринять.

По правде говоря, Халед совсем забыл, что кабаре – это яблоко раздора между ними. Он любовался, глядя, как эмоции сменяют друг друга на лице Джиджи, настолько она была поглощена своим рассказом. Он снова посмотрел на фотографию. Эмили Фитцджеральд выглядела безмятежной, как утреннее небо.

– Должно быть, она тобой очень гордится.

– Она умерла. – Спазм сковал горло Джиджи. – Она отправилась в больницу, чтобы сделать простую процедуру, удалить небольшие узелки на гортани. Она так и не очнулась от наркоза. Никто не знал, что у нее слабое сердце, оно просто остановилось. Это было шестнадцать лет назад, но мне до сих пор трудно примириться с этим.

– Мне очень жаль, Джиджи. Что с тобой было дальше? – нахмурился он.

– Приехал отец и забрал меня. Тогда я и начала выступать в его цирке.

– Кочевая жизнь для ребенка… Тебе нравилось?

– Это было непривычно. – Она пожала плечами. – Я стала познавать жизнь. Я так хотела угодить отцу, что это научило меня дисциплине и каждодневной практике и тренировкам.